— Помолчи, тоу! — и он голодным зверем осторожно впился в мой рот, познавая, хрипло дыша, и мягко исследуя языком, проводя по кромке зубов, играя с моим языком.

Рука его легла мне на шею, легонько сжав ее, выпуская на волю из-под кожи мурашек.

Он оторвался от меня, стараясь перевести дух и сдерживаясь, чтобы не сорваться в штопор, и спросил:

 — Ты так и не сказал, противен ли я тебе, — всматриваясь в мое расслабленное в томной неге лицо.

— Я…

— Тебя…

— Не боюсь… — сладко выдыхая после каждого слова, бездумно произнесла я.

Мэд впился в мою шею, заставляя запрокидывать голову, выцеловывая дорожку, лизнув кадык и спустившись к ямочке на ключицах.

— Бооооже! — хрипло выдохнул он, вылизывая ямку и смакуя вкус моей кожи.

Мое наэлектризованное тело выпустило на его выдох пригоршню мурашек, разбежавшихся под его взглядом под полы рубашки, и он вздрогнул всем телом.

Брюки внезапно впились в живот, натянутые приподнявшимся, налившимся кровью и горячим членом. Очень, очень странное и тягучее ощущение.

Мэд, глядя зеленью своего глаза, казалось, прямо мне в душу, провел рукой по моей груди, спустился к паху, и нащупав вставший член, хрипло выдохнул и приголубил его нежно, отчего меня выгнуло, теплой волной плеснув по всему телу и размазав румянец по щекам.

— Ты дашь мне попробовать тебя на вкус, Лиатт?

Из его уст моё-не моё имя прозвучало так убийственно, что даже если бы могла, а я не могла — у меня секса не было уже девяносто семь дней и сколько-то там часов — я бы не посмела ему отказать.

Я посмотрела на него расфокусированным взглядом и, закусив губу, безвольно качнула головой.

Мэд с рычанием припал мокрым ртом, пройдясь по члену прямо через брюки, и скажу вам, это был самый улётный петтинг через одежду.

Стук в дверь раздался громом посреди ясного неба и мы дернулись одновременно.

А хорошая у него реакция.

Мэд несколькими движениями оправил на мне одежду, нагнулся к подносу, снял оттуда бокал с напитком, всучил мне его в руки и, глядя на меня, махнул головой на дверь.

— Войдите, — чуть не дав петуха, сказала я.

Комментарий к 6. Анекдот про рибу фиш*

Старый еврей лежит, чуть слышно дышит, помирает. Вдруг открывает глаза и говорит стоящему рядом внуку:

- Моня, я чую запах рибы фиш, принеси мне кусочек.

Внук возвращается через пару минут и говорит:

- Бабушка сказала, это на потом!

— Мистер Кэр прислал вам общеукрепляющее, мистер Лау, — Солис вложил мне в руку несколько капсул. — Сказал принять эти сразу, а эти, — он положил пилюли на стол, — по капсуле утром и вечером.

Я проглотила таблетки, запив так кстати оказавшимся в руке напитком, отдала ему бокал и откинулась на подушку.

— Унесите поднос, — приказал Мэд, не глядя на слугу.

Когда Солис удалился, Мэд казался заметно успокоившимся. Во сила воли у мужика! Мой пожар, разгоревшийся в штанах, продолжал топорщить брюки, навевая неприличные мысли.

Мэд пересел со стула, стоявшего рядом, ко мне на кровать, и нежно провел большим пальцем по скуле, очерчивая контур лица. Его рука была горячей и неожиданно нежной.

Когда палец добрался до моих губ, мягко разглаживая верхнюю, неожиданно для себя, я быстро его лизнула.

Увидев судорогу, пробежавшую по лицу Мэда, и вовсе осмелела, медленно провела языком по замершему пальцу, и, наклонив голову, взяла палец в рот и пососала.

И точно, когда встает член, кровь от мозга отливает. Иначе даже не знаю, как объяснить свое блядское поведение.

Я посасывала палец, лаская языком, выпуская изо рта и облизывая, и смотрела в глаз Мэда.

Тот сидел замершей соляной статуей, и только трепетавшие крылья носа показывали, что он еще в сознании.

Наверное, длительное воздержание в прошлой жизни, плюс отлившая от головы кровь и шишак на башке так повлияли на меня. Ибо раньше никогда не позволила бы себе такой вольности с чужим мужиком. А, как ни крути, мужик был чужим. Но так легко отделаться от возбуждения не получалось.

Мэд отмер, вынув палец, и камнем упал на меня, вдавив в кровать и прижимаясь всем телом. Он оперся на локти, приподнимаясь над моим лицом, и обхватил обеими руками мою голову, лаская взглядом.

«Молчи. Только молчи. Не надо говорить, какая я шлюха», — мысленно молила я его.

Мне так хотелось нежности. Так хотелось любви. Я так устала одна бороться против всего мира, навалившегося на меня и пытавшегося раздавить, перемолоть, уничтожить. Даже капелька чужой любви могла наполнить пустой и сухой резервуар позитива внутри меня. И да. Хотелось секса.

У меня так давно его не было, что если бы сейчас прочитала фразу «он достал колбасу, яйца, и начал жарить», то кончила бы три раза подряд от каждого слова.

Хотелось, чтобы этот пират нежно взял меня прямо сейчас, а потом — трава не расти. Потом убегу и никогда его больше не увижу.

Я подняла руки и провела по волосам Мэда, ласково пропуская их сквозь пальцы, гладя по голове. Видимо, что-то такое отразилось на моем лице, потому что он застонал и начал целовать глаза, виски, скулы, ушко, и впился в рот жестко, требовательно засасывая мои губы, потираясь об меня. Его «палочка колбасы» была внушительной даже через брюки.

Мой скулёж «Мэд, Мээээд» заставил его остановиться и резко отпрянуть.

Да, бля! Неудовлетворенность, разочарование, как битой, ударили по мне, и я всхлипнула, отворачивая голову. И наткнулась взглядом на тетрадь, засунутую под стол. Странным образом это отрезвило. Мысли приняли другое направление.

Лиана! О чем ты думаешь? Думай о побеге! Маньяки не меняются.

Мэд опять сел на стул и, с усилием беря себя в руки, спросил:

— Так ты решил, выбрал себе свадебный подарок? Времени осталось не так много, хочу успеть с доставкой к свадьбе. — Он отвернулся и неотрывно смотрел в окно, вероятно, боясь сорваться.

Подарок? А давай! Люблю подарки. До свадьбы ждать я все равно не собиралась.

— Выбрал. Пусть моим подарком станет… твое лицо. Хочу увидеть тебя без повязки.

Эта мысль пришла в голову только что. Надо было стереть из памяти всё это желание. Пусть покажет пустую изуродованную глазницу, чтобы, когда я вспоминала его, мне хотелось не жаркого секса, не истомы и сожаления по неслучившейся жизни с пиратом, а только одно желание мучило в связи с ним — развидеть. Поэтому я не собиралась закрывать глаза, морщиться, выказывать презрение. У меня и в той жизни к калекам и просто уродливым людям не было отвращения. Я принимала их такими, какие они есть. Обычные люди, которым не повезло.

Мэд повернул голову и взглянул на меня с непонятным выражением на лице. — Не передумаешь?

Я мотнула головой.

— Не пожалеешь? — Он приподнял бровь. — Я очень богат. Ты можешь выбрать любую драгоценность, любое желание, любое путешествие в любую точку… Подумай!

— Я выбрал, — уверенно сказала я. Что мне какие-то абстрактные драгоценности и путешествия? Мне надо ужаснуться и навсегда запомнить. Самое то.

Руки Мэда поднялись к голове, отстегивая ремешок повязки на затылке.

Я собралась, настроилась, ни в коем случае нельзя крикнуть или спугнуть его.

До побега оставались считанные часы и установившийся нейтралитет может мне помочь в бегстве.

Повязка упала на колени.

Ссссссука!!!

Я все-таки зажмурилась…

— Какой же ты красивый, — выдохнула через секунду. Глаз был на месте. Нормальный, обычный глаз, такой же, как и правый, зеленый. Только стянутый немного кривыми полосками уродливых шрамов на виске.

Вот и живи теперь с этим, Лиана. Без повязки он был еще лучше. Блядь. Развидела, называется.

— Можно? — Я села в кровати и потянулась рукой к шрамам, пройдясь кончиками пальцев сверху донизу по бугоркам сросшейся кожи. — Шрамы украшают мужчину, — прошептала задумчиво, — а тебя даже украшать не надо.

— И зачем весь этот обман с повязкой? — недоуменно спросила, когда он перехватил руку и поцеловал в ладонь.