Как плохо он знал Марину!

Казачий священник прошёл мимо Ермака и посмотрел на склонённую голову, подавляя искушение крикнуть: «Немедля встань, беги и спаси казака!» Но затем в чёрной стороне его души зашевелилась мысль о шестистах рублях. Он промолчал и утешался тем, что, если бы открыл свою тайну, то Ермак, не колеблясь, приказал бы убить его самого. В этом случае даже ряса священника его не спасла бы...

Через час после службы Люпин также переплыл через реку с двумя сильными лошадьми и последовал за дочерью и Мушковым, пока ещё нелюбимым зятем. Они успели подробно обсудить маршрут: сначала сделать широкую дугу по степи, затем вернуться к Тоболу и дальше вдоль берега вверх до Туры. Оттуда будут двигаться тем же путём, каким пришли в Сибирь, от станции к станции, оборудованных Ермаком. От одной деревянной церкви к другой, где остались священники, став основой новых поселений. Из Пермского края Строгановы отправляли крестьян и охотников, чиновников и рабочих, чтобы раскорчёвывали землю, засаживали поля и под руководством учёных начинали разрабатывать огромные залежи полезных ископаемых.

Это был единственный путь к свободе! За Уралом можно было раствориться, возможно, даже в Москве, где никто не спрашивает, кто ты и откуда, где человек — песчинка в общей массе, на которую никто не обращает внимания.

— Что ты умеешь делать, кроме как скакать, разбойничать и похищать женщин? — спросил однажды Люпин у Мушкова, когда они говорили о будущем.

— Я умею петь! — ответил Мушков.

— Этого мало! Ездить по земле и горланить на деревенских площадях? Мне очень жаль дочь. Подумай, что ещё ты умеешь?

— Я мог бы стать извозчиком.

— Неплохо. Хорошие извозчики всегда нужны. Но находиться всегда в разъездах, месяцами сидеть на козлах, драться с грабителями, в жару и холод... — хорошего мало! Молодая жена, оставшаяся надолго одна, похожа на тлеющий уголёк, на который достаточно только подуть, и сразу вспыхнет яркий огонь! Мариночка не исключение, это говорю тебе я, её отец!

— Я мог бы стать печником, отец, — немного подумав, сказал Мушков.

— Ты это умеешь?

— Я сложил несколько печей!

— Хорошая печь не должна дымить! Кладка печей — искусство! — Люпин почесал седую голову. — Это мне нравится...

Тогда и порешили, что позже, когда они вернутся домой, Мушков станет печником. Иван Матвеевич громко вздохнул, и был рад избежать въедливых вопросов старика, отправившись на поиски Марины.

— Вот ведь судьба какая! — пожаловался он, когда нашёл её. — Из казака — в печники! Из вольной степи забиться в угол. Вместо седла под задом — класть печи!

— Я ничего не понимаю! — сказала Марина. — Кто хочет класть печи?

— Я! Пришлось пообещать это твоему отцу!

— Сначала надо вернуться домой, — сказала она. — Отцы все такие... Всегда хотят знать, что будет через несколько лет! Для нас сейчас главное спастись.

Богослужение давно закончилось. Казачий священник напрасно искал диакона Люпина. Ермак нетерпеливо ждал двух убийц в своей юрте. Он приказал найти Бориса, которого видели сотни людей, когда он руководил раздачей жареной баранины. При этом всегда возникали ссоры — у баранины есть кости, и те, кто получил больше костей, чем мяса, сразу поднимали крик. Борис улаживал подобные споры.

В это время Мушков с лошадьми стоял на берегу и с беспокойством ждал Марину, проклиная идею оставаться на виду до самого конца, чтобы исчезновение заметили, лишь когда они проедут уже много вёрст на запад.

— Где Борис? — ворчал Ермак, прождав два часа. — Разве его нет у реки?

Но его никто не видел; и убийцы не появлялись...

С Ермаком произошло нечто странное. Его охватило беспокойство, он бегал по юрте взад-вперёд, снова отправил посыльных искать Бориса, но при этом не задавал вопросов о Мушкове.

«Что произошло, если она была с ним рядом? — думал он, закрыв глаза руками. — Их обоих убили? Придут казаки и скажут: «Ермак Тимофеевич, другого выхода не было — пришлось убить обоих! Никто не должен был видеть, как ты и приказал, но ординарец постоянно был рядом с Мушковым. Мы лишь выполнили твой приказ...»

Прошло много времени, но ни Мушков, ни Марина, ни двое казаков не появлялись. К тому же священник стоял на берегу реки и осыпал проклятьями диакона Люпина, не найдя его на церковном струге. Многие казаки видели его там, когда он старательно устанавливал алтарь...

Алтарь стоял готовый к отплытию. Но самого Люпина нигде не было.

Незадолго до полуночи, когда Мушков и Марина скакали сквозь темноту, держа сзади на длинном поводу вьючных лошадей, с оружием наготове, потому что в любое время могли встретить татар или остяков, которые с бомльшим удовольствием убили бы казака, чем сто соболей, Ермак и священник встретились у реки.

— Моего диакона похитили! — пробасил Олег Васильевич. — Я многое пережил за казацкую жизнь, но похищение такого доброго и умного человека, как Люпин, заслуживает самого сурового наказания!

— Я ищу Бориса! — сказал Ермак хриплым от волнения голосом. — Его тоже никто не видел!

Священник покосился на Ермака и погладил длинную бороду.

— Ты чем-то обеспокоен, Ермак? — спросил он, с нетерпением ожидая ответа.

— Мне нужен парнишка! — воскликнул Ермак.

«Дьявол иногда терзает ожидающих», — мудро подумал священник и вздохнул.

— Где Люпин? Может быть, с Мушковым? Но и Мушкова нигде не видно...

— Как, Мушков тоже пропал? — мимоходом спросил Ермак. Его сердце остановилось. «Значит, всё получилось, — подумал он. — Была ли с ним Марина?»

— Во всяком случае, сегодня ужасная ночь, — двусмысленно сказал священник. — Просто кошмарная ночь, Ермак Тимофеевич! Люди исчезают, как роса на солнце. Давай поищем ещё...

К утру стало ясно, что Мушкова, Марины и Люпина ни на реке, ни в лагере, ни где-либо ещё у Тобола нет. Два казака, получившие задание убить Мушкова, пришли в юрту Ермака и сообщили, что не нашли его. Все указывало на то, что он сбежал.

— Кто из вас проболтался? — закричал Ермак. Вены на его висках вздулись, а глаза сверкнули безумным блеском. — Кто его предупредил, а?

Казаки вспомнили про исповедь, но священник не знал, кого они должны были убить, потому что они не назвали имя. Поэтому они пожали плечами и сказали:

— Никто этого не знал, Ермак.

— А Борис? — закричал Ермак, выходя из себя.

На этот вопрос они не знали что ответить. Мушков исчез, но кто знает, что с парнишкой? «Может быть, какая-нибудь монголка прибрала симпатичного шалуна, — подумали один казак. — Когда-нибудь он должен стать настоящим мужчиной...»

Ермак прогнал обоих и пошёл в юрту гарема Таусана, где на ковре сидел Кулаков, равнодушно играл с двумя щебечущими птичками и совершенно не понимал, что стряслось с Люпиным.

— Люпин здесь? — строго спросил Ермак.

Священник покачал головой.

— Его, должно быть, убили, а потом закопали! Бродячие татары! Я свыкся с этим, Ермак. Благородная душа... — он оттолкнул двух обнажённых монголок и потёр глаза. Он был действительно потрясён. — А где Мушков?

— Нигде нет!

— А Борис?

— Пропал!

— Они, должно быть, попали в руки лазутчиков Маметкуля! Ох, Николай Чудотворец! — священник вскочил. Его голос задрожал: — Я перебью всех татар! Пройду по Сибири вихрем и прорублю просеку! Я снимаю с себя рясу священника!

— Не торопись, батюшка. — Ермак уставился на него, сжимая и разжимая кулаки. — Не могли ли они... сбежать вместе?

— Сбежать? — священник вытаращил глаза. — Почему мой диакон должен сбежать? От кого? Почему Мушков...

— Я приговорил его к смерти... — медленно произнёс Ермак.

— Что? Во веки веков, аминь! — священник в ужасе опустился на шёлковый ковёр. — Мир перевернулся, Ермак?

— Мушков предал меня!

— Кто в это поверит?

— Все поверят, потому что я так сказал! — властно закричал Ермак. — Разве ты не знаешь, распутник?

Кулаков счёл разумным проглотить вспышку гнева Ермака и не указывать на то, что так священника не называют. Он с интересом смотрел на атамана, который ходил по юрте, как хищник в клетке, ударяя кулаками друг о друга...

— Ну, хорошо, Мушков — предатель, — сказал священник через некоторое время. — Но причём здесь Борис?

— Ты что, слепой, а? — Ермак резко остановился. — Этот парень был любовником Мушкова!

Кулаков недовольно рассмеялся.

— С Мушковым этого не могло случиться!

— Я видел своими глазами! — Ермак наклонил голову. «Сказать правду невозможно, — подумал он. — Останемся на том, что Мушков свихнулся». — Ты в этом сомневаешься?

— Если ты так говоришь — нет! — Священник поднял глаза к потолку юрты. — Я даже готов поверить, если ты скажешь, будто мой дорогой Александр Григорьевич был их сводником.

— Именно так! — воскликнул Ермак.

— Как переплетаются пути людские. — Священник молитвенно сложил толстые руки. — И теперь они сбежали! Куда?

— Назад, домой, на Русь! Или ты думаешь, что они впереди нас помчались к Кучуму?

— Во что верить после стольких разочарований? — осторожно ответил священник. — Ты поймаешь их, Ермак Тимофеевич?

— Я стану охотиться на них, как на лисиц! — с ненавистью сказал Ермак. — Русь не настолько большая, чтобы они там скрылись.

— Ты хочешь вернуться? — удивился священник. — Хочешь отказаться от Сибири из-за Мушкова? Перед нами лежит Сибирь, Мангазея... И неизвестно, что ещё преподнесёт нам неизведанный мир?

— Нет! Мы двинемся дальше, но за ними я пошлю лучших всадников!

— А если беглецы окажутся быстрее?

— Когда-нибудь я вернусь из Сибири! — Ермак глубоко вздохнул. — И найду их! Жизнь человека может быть долгой, если он следует мечте и мести. Мечту — Сибирь — я осуществлю! Остаток жизни... посвящу мести!

Священник с сожалением пожал широкими плечами.

— Ради убийства трёх человек ты хочешь отказаться от того, чтобы стать хозяином Сибири?

«Это клятва, — подумал священник. — Смертельная клятва. И тот, кто знает Ермака, знает также, что он её исполнит...»