— Раз, два, четыре, пять. А, черт! Три забыла, — сказала Шатти, считавшая котят Амброзии.

Гэрриет едва сдержалась, чтобы не рассмеяться.

— Шатти! — в ужасе отшатнулась Арабелла. — Разве можно так выражаться? Беги играй. Я хочу поговорить с няней.

— Она тебе не няня, а Гэрриет. И потом, я не хочу играть. — Тут личико Шатти приобрело неожиданно лукавое выражение. — Арабелла, хочешь конфетку?

— А что ж ты няне не предложишь?

— У меня только одна, — сказала Шатти. — И я решила отдать ее тебе.

— Спасибо, моя милая, — сказала Арабелла, засовывая конфетку за щеку. — Я всегда нахожу с детьми общий язык, — заметила она, оборачиваясь к Гэрриет. — Все говорят, что из меня получится прекрасная мать.

В этот момент в кухню зашел Кори, и смуглые щеки Арабеллы приобрели малопривлекательный красно-коричневый оттенок.

— Привет, Арабелла, — сказал он. — Как ты загорела.

— Да, но этот загар так быстро сходит. Жаль, что ты не видел меня неделю назад. Я только что вернулась из Сент-Морица, а то бы появилась раньше. У нас в пятницу небольшая вечеринка, приедешь?

Кори нахмурился, припоминая.

— Кажется, на пятницу уже что-то есть.

— Тогда в субботу.

Зачем заманивать так в лоб, подумала Гэрриет.

— Впрочем, нет, пятница тоже сгодится, — сказал Кори. — Я вспомнил: у Гэрриет в эту пятницу день рождения. Вот и прекрасно, пусть развлечется немного, с кем-нибудь познакомится. Спасибо, мы обязательно приедем.

Гэрриет не смела поднять глаза.

— Арабелла, тебе понравилась конфетка? — спросила Шатти.

— Да, милая, спасибо.

— А Тритону не понравилась. Он ее три раза выплевывал.

После ухода Арабеллы Гэрриет пыталась пристыдить Шатти, но та лишь пожала плечами.

— Я терпеть ее не могу. А мама сказала, что она заманивает папу в какие-то сети. Хорошо бы он в них не попался, — добавила она довольно угрюмо. — Она нам никогда ничего не дарит и говорит, что мы испорченные.

— Ну, положим, в этом она не очень ошибается, — заметила Гэрриет.

— А только что она говорила папе, чтобы он тебя выгнал, потому что мы совсем не умеем себя вести, — сказала Шатти, поднимая с подстилки одного котенка. — Но он сказал, чтобы она не лезла не в свое дело и что за нами никто еще ни разу в жизни так хорошо не смотрел. Ой, Гэрриет, какая ты стала красная!..

Гэрриет проснулась от дребезжания стекол. Поднялся сильный ветер, и ветки стучали в окно ее спальни. Она разглядывала желтую цветастую занавеску над своей кроватью, и губы ее сами расползались в улыбке. Уильям с каждым днем радовал ее все больше, да и с детьми Кори они теперь гораздо лучше понимали друг друга. В ногах храпел верный Севенокс. Гэрриет еще раз внимательно прислушалась к собственным ощущениям. Что ж, возможно, она не безумно счастлива здесь, но все же гораздо счастливее, чем раньше.

— С днем рождень-я те-бя!.. — перевирая мотив, затянул детский голосок. — С днем рожде-ни-я, Гарри-ет, с днем рожденья те-бя!

Не сводя глаз с подноса, на котором, рядом с кусочком поджаренного хлеба, покачивались вареное яйцо, чашка кофе и букетик золотистых нарциссов, Шатти прошла от двери до самой кровати Гэрриет.

— Шатти, милая ты моя! — выдохнула Гэрриет. — Давай поставим кофе на столик. — И она сняла дрожащую чашку с подноса.

— Папа уже накормил Уильяма, — сказала Шатти, — и сейчас тоже придет сюда со всеми подарками. Гэрриет, а почему ты плачешь?

— Папа, а Гэрриет плачет, — сообщила она, когда в дверях появился Кори с Уильямом на руках. Из-за плеча Кори выглядывала миссис Боттомли.

Спустив Уильяма на пол, Кори поднял голову и взглянул в полные слез глаза Гэрриет.

— Ее дело, — сказал он. — Это ее день рожденья, черт побери, и она имеет право делать все, что ей заблагорассудится. Севенокс, ну-ка брысь с постели!

— Дайте ей хоть халатик накинуть, — проворчала миссис Боттомли, оглядывая полупрозрачную ночнушку Гэрриет. — С днем рожденья тебя, милая!

Разворачивая пакеты с подарками, Гэрриет не могла поверить своим глазам. Амброзия с Тритоном «подарили» ей шелковую блузу горчичного цвета. Севенокс оказался на мели и «подарил» всего-навсего точилку для карандашей, Шатти — коробку шоколадных конфет, в которой уже не хватало нескольких штук.

— Я же должна была проверить, хорошие они или нет, — пояснила Шатти.

Джон вручил ей горшок с бордовой цинерарией, выбранной им самостоятельно и купленной на собственные карманные деньга, а миссис Боттомли преподнесла широкий ярко-розовый мохеровый палантин: она связала его сама, чтобы Гэрриет одевалась теплее, а не ходила в чем придется. Кори подарил ей серый бархатный блейзер с черными отворотами и светло-серое платье из ангорки.

У Гэрриет перехватило дыхание.

— Какое красивое, — прошептала она. — У меня в жизни не было таких красивых вещей.

— Честно говоря, я уже видеть не могу это твое тоненькое пальтишко, — буркнул Кори.

— Папа любит делать подарки, — радостно сказала Шатти. — А дарить их теперь некому, мамы ведь нет.

Позавтракав в постели, Гэрриет встала и пошла искать Кори. Он стоял возле стола у себя в кабинете и просматривал написанное вчера.

Гэрриет откашлялась.

— Кори, — заливаясь краской, начала она. — Я просто хотела поблагодарить вас, то есть тебя… за то, что мы с Уильямом так счастливы у вас, и за все эти прекрасные подарки. На самом деле я, конечно, ничего этого не заслуживаю: один Севенокс чего стоит, не говоря уже обо всех телефонных звонках, о которых я забыла тебе сообщить…

Привстав на цыпочки, она быстро чмокнула его в щеку и почти бегом устремилась к двери.

— Во класс! — послышался восхищенный голос Шатти из коридора.

С приближением вечера Гэрриет все больше волновалась. Она потерпела полное фиаско в баре для одиночек, так с какой стати рассчитывать на то, что с охотниками у нее дела пойдут лучше? Главное — не путать гончих с ловчими, думала она.

Завернувшись в полотенце, она сидела перед зеркалом и красилась, когда в дверь постучалась Шатти.

— Пойдем, я что-то тебе покажу. Только закрой глаза.

Неужели еще один подарок? — думала Гэрриет. Нет, не может быть. Под ногами был ковер, значит, они шли по коридору в сторону лестницы. Потом резко свернули вправо. Комната Джона, догадалась Гэрриет. Тут на нее дохнул ледяной ветер.

— Нет, еще пока рано, — говорила Шатти, подталкивая ее вперед. — Все, уже можно.

Открыв глаза, Гэрриет увидела прямо перед собой распахнутое окно и за ним, над самыми верхушками вязов, тоненький серпик молодого месяца.

— Загадывай, — торжественно сказала Шатти. — Если смотреть через стекло, то ничего не получится, я уже проверяла. Загадай, чего бы ты хотела больше всего на свете. Я загадала свою любимую жвачку.

Из открытого окна донеслись печальные грачиные крики. Гэрриет вдруг смутилась.

Впервые за много месяцев ставшее уже привычным желание — вернуть Саймона — не загадалось у нее само собой. Он был ее наркотиком, ее виски для алкоголика, и встреча с ним неминуемо разрушила бы и без того хрупкое равновесие, сложившееся в ее жизни, — а она сейчас не хотела ничего разрушать. На какой-то миг мысли ее переметнулись от Саймона к Кори, но она тут же приструнила сама себя. «Хочу, чтобы нам с Уильямом было спокойно и хорошо, все равно где», — мысленно произнесла она.

Когда она обернулась, в дверях стоял Кори и молча смотрел на нее. По его лицу невозможно было определить, о чем он думает.

— Надеюсь, что это окажется какое-нибудь разумное желание, — ехидно заметил он. — Например, чтобы у нашего драгоценного Севенокса появилось хоть немного собачьего соображения. Он только что сгрыз задники у моих единственных парадных туфель.

Он пнул Севенокса ногой, и тот пополз к Гэрриет, жалобно закатывая глаза, но при этом довольно игриво виляя хвостом.

Шатти обняла его за шею.

— Севенокс у нас такой умный, — сказала она. — Он просто не хочет, чтобы ты уходил, вот и сгрыз твои туфли.