— Джон, не мешай мне делать мой маленький бизнес!

Француженка приглашает:

— Жан-Поль, прыгай к нам!

Украинка изумляется:

— Грыцько, це ты? А це хто? (показывая на любовника) Ой! Я така затуркана, така затуркана!»?

Так… ты сегодня украинка. Включай дурочку!»

— В смысле — на каком языке? Ты не знаешь этот язык? — я постаралась натурально вытаращить глаза на Тори, который замер истуканом, купившись на мою игру провинциальной актрисы, и перевела взгляд на Альди, — А ты?

Альди покачал головой, усмехнувшись. А вот он не поверил.

— Вот это номер! Может быть, какой-нибудь плохо известный язык малочисленных народов?

«Да, уж, номер! Если б я имел коня, это был бы номер… А если б конь имел меня, я б наверно, помер», — хохотнул Васятка и мне с большим трудом пришлось сдержать на лице удивление.

«Вася! Блин! Не смеши меня! А то провалим всю сцену!»

Альди вскинул брови и сложил губы уточкой, покачав головой:

— Весь интернет восхитился песней и перебрал все языки — ни одного знакомого слова, это неизвестный язык, Милош.

— Глупости! Как я могу знать неизвестный язык? Ерунда какая-то… — я максимально растерянно посмотрела на сидящих напротив мужчин.

— Допустим. А импотенция Виччерри? А заклятия? Куклы? Как ты это объяснишь? — Тори вцепился в меня клещом и буравил взглядом.

Тревога начала расти по экспоненте. Надо было как-то выворачивать из этого состояния, иначе паника накроет меня с головой, и я проколюсь — не хочу к мозгоправам.

«А вдарь-ка им стишочком, Тася!» — засуетился сусел, чувствуя пятой точкой большой провал.

— А-бал-деть! — всплеснув руками, засмеялась я. — А надои у яков не снизились? Куры нестись не перестали? Омеги на омег не полезли? — возведя глаза вверх, продекламировала:

— Заинька родил зайчат, это Милош виноват…

За окошком дождь и град. Это Милош виноват!

Свет погас, упал забор, у авто заглох мотор,

Зуб здоровый удалили, иль залез в квартиру вор,

Не понравилось кино, наступили вы в говно…

У любого катаклизма объяснение одно…

Знает каждый, это факт — это Милош виноват!

Кто вчера в моём подъезде лифт зассал до потолка?

Мне, товарищи, поверьте — это Милоша рука!

Ты поймал по пьяни «белку»? — Это Милоша проделки!

Куча под столом говна. Это Милоша вина!

По ночам бельё ворует, стёкла в нашем доме бьёт.

Пьяным во дворе танцует. Это Милош-обормот!

Холод, ветер, снегопад — снова Милош виноват.

Шторм, цунами, наводненье? — Это Милош, без сомненья!

Ливень, оползень, циклон — виноват, конечно, он

Сель, лавина, камнепад? — Ясно: Милош виноват!

Смерч, тайфун, землетрясенье — нет от Милоша спасенья!

Если верите в такое — это просто паранойя!»

Я переделывала стих на ходу, Васятка мне помогал, а Тори с Альди смотрели на меня растерянно, с удивлением. У Альди сразу начали подрагивать губы от смеха, и к середине он уже смеялся открыто и задорно — первый раз на моей памяти. У него был приятный смех, и расслабленное лицо становилось еще привлекательнее, а вот Тори с каждым моим словом заводился все больше, и Аль даже положил руку на его кисть, успокаивая.

— То есть, ты хочешь сказать, что я тебе и Альдису могу нашаманить половое бессилие, но почему-то этого не делаю? — поиграла бровями я, намекая, и подводя их обоих к правильным мыслям.

«А пусть задумаются и испугаются, — заулыбался Васятка, — другой раз подумают еще — перечить тебе или ты нашлешь на них страшное альфийское проклятье — нестояк!»

Тори был непрошибаем, видимо слишком много у него накопилось ко мне злости и раздражения:

— А как ты объяснишь, что Ашиус, строгий и придирчивый, подозрительный Ашиус воспылал к тебе любовью за неделю? Никогда такого не было! — со злостью хлопнул по столу муж.

— Может он просто в людях хорошо разбирается?

— У тебя на все есть ответ?

— Ты определись, пожалуйста, мне отвечать, или приговор уже вынесен, и ты просто хочешь выплеснуть свою злость?

Ториниус окатил меня холодом взгляда и вернулся к стейку.

Он намазал хлеб чем-то красным, а Альдис — зеленым, то ли соусом, то ли васаби — и я решила пробовать разные блюда, чтобы на всяких раутах и великосветских обедах нормально питаться. Вчера я просто-напросто боялась съесть что-нибудь не то или не так. Мой первый выход в свет и так ознаменовался блеском, а если бы меня вырвало от непереносимости какой-то пищи, Тори бы этого не одобрил, да и мне не хотелось показать «свой внутренний мир» так буквально.

Я намазала эти субстанции с двух сторон на хлеб, и случайно бросила взгляд на мужчин, сидевших за столом — они замерли и смотрели на меня в ожидании, как нашкодившие дети.

Красное оказалось сладковатым соусом к мясу, а зеленое — кислым чем-то настолько, что у меня даже слезы выступили, похоже на лимон, но привкус другой. Я смешала на тарелке обе субстанции, намазала на хлеб и откусила. О! Так вкуснее. Дружный смех внезапно заставил меня вздрогнуть и уронить намазанный тост себе на колени.

«Блядь!» — сказал суслик.

«Спасибо, Василий!» — с чувством поблагодарила суслика, ибо омегам не пристало выражаться, а очень хотелось.

— Ну, и чего так радуемся? — хмуро посмотрела на великовозрастных придурков я, не понимая причины их смеха — честно говоря, было не очень уютно быть объектом насмешек, когда причина неочевидна.

— Смех продлевает жизнь, — ответил муж, и они переглянулись с бетой, как заговорщики.

— Это, смотря над кем шутить, — басом сказала я и грозно сдвинула брови, но не учла, что выгляжу забавно, а не угрожающе, чем вызвала еще одну волну смеха.

Вытирая салфеткой бурое пятно с брюк, я дождалась, пока веселье закончится — надо было поговорить с Тори наедине, чтобы очертить круг моих обязанностей и прав, например: обсудить пункт в договоре, касающийся моих денег — не для того, чтобы их изымать из бизнеса и тратить, а чтобы знать, где кончаются мои полномочия, и на что я могу рассчитывать. Альдис, как приклеенный, всегда был рядом с Тори, они постоянно обсуждали дела, говорили по телефону, и только на обеде выключили звук, чтобы спокойно поесть. Надеюсь, в туалет они ходят поодиночке и что теперь — занять дежурство под туалетом?

— Шиви, помогите Милошу, пожалуйста! — муж обратился к прислуге, обслуживавшей наш обед, и я внезапно обратила внимание на его губы — четко очерченные, не мягкие и безвольные, а слегка припухшие и… манящие.

«А с чего это у него припухшие губы?» — подозрительность Васятки передалась и мне.

Что удивительно, прислуга в доме состояла сплошь из омег: повар, два горничных, домоправитель — четверо омег в доме, и только садовник, механик и охранники были альфами.

«Не слишком ли много омег на один квадратный метр?» — поддакнул Васятка. — Да и взгляды этот Шиви бросает на Тори слишком заинтересованные».

— Не надо, Шиви, ступайте, — я посмотрела на вышколенного омегу и заметила усмешку на его лице. Убранные в строгую прическу волосы, гладко зачесанные назад, ему шли. Омега был симпатичным, можно даже сказать красивым: карие глаза, черные волосы, неброский макияж, подчеркивающий губы и глаза, строгая униформа на ладной фигуре. Казалось бы, никаких отклонений — профи высшего класса, но что-то неуловимое в его поведении и взглядах подсказывало мне, что он неравнодушен к моему мужу, а со мной не считается ни на оми.

— Так чем ты планируешь заниматься, пока меня не будет? — признание мужа, что он вечером уезжает поездом по делам фирмы меня огорошило, но и обрадовало. — Ты не представляешь, как путаешь мне все планы — мне нужен рядом Альди, но придется оставить его с тобой, — скривился Тори, бросая взгляды то на меня, то на бету.

Альди невозмутимо жевал, вот уж кто безэмоционален и спокоен на все сто сорок шесть процентов — истинный бета.

— Не надо параноить, забирай своего Альди, и работайте на здоровье! Видишь ли, параноики живут на пятнадцать минут дольше, но эти минуты тревожны и безрадостны.