Когда мы долго петляли по занесенной узкой дороге проложенной, казалось, через гущу тайги, я в полной мере осознала, что имел в виду Тори, когда предвкушал мою ссылку в «деревню». Мда. В глушь, в Саратов, как сказал классик. По моим ощущениям мы находились где-то в заднице мира, не удивлюсь, если здесь не будет никакой связи, больно уж это похоже на нашу дачу под Рязанью, где не ловили даже телефоны — вышки были натыканы, но связаться по телефону было нереально. Когда мы подъехали к дому, стоявшему в окружении красивых, высоких, мощных деревьев, вокруг не виднелось никакого жилья, кроме нескольких подсобных построек на подворье, я внезапно очень сильно расстроилась. Моя неосознанная надежда на возможный побег растаяла, так и не оформившись окончательно. А бежать из турлов зимой по снегу — самоубийство.

Однако то, что дорога к дому от самого аэропорта была расчищена, мне, как бывшему деревенскому жителю, говорило о многом: если даже в тайге кто-то постоянно занимается расчисткой дороги, значит вокруг живет достаточное количество людей и мой побег просто дело времени — ну, придется приложить немного больше усилий на подготовку, значит, так тому и быть.

Пока Альдис открывал ворота и загонял машину во двор, на шум с крыльца спустился дед в кожухе. Мощный такой, богатырский дед с длинными, по плечи, волнистыми волосами богато усыпанными сединой. Он был под стать дому — большому двухэтажному каменному строению с небольшими темными проемами окон.

— Ну, здорово, Аль! Здорово! — скупо улыбнулся дед на радостное приветствие моего спутника. — А что Тори не приехал? — нахмурил кустистые седые брови альфа.

— Не смог, Аши. У него там как раз большая сделка наклевывается. Он просил передать привет, подарки и вот… — Альди кивнул головой в мою сторону, — гостя я тебе привез.

— Прошку-то? И что мне с ним делать? — дед вперил в меня тяжелый взгляд и я замерла, перестав переминаться от холода с ноги на ногу, ёжась в тонкой куртке.

Странно, неужели дед не знает как зовут супруга своего внука? Или у него с головой не все в порядке? И что, меня оставят с этим с виду крепким, но с поехавшей кукушечкой стариком? А может у него со зрением проблемы, не признал просто?

Мороз уже стал пробираться под куртку и меня откровенно затрясло, даже зубы заклацали.

— Ну, что встали, как неродные. Заходите в дом, а то вон поморозишь Прошку, а внук мне потом не простит. — Дед развернулся и спустившись с крыльца прошел к одному из строений, скрывшись в дверях.

Да уж, Таисья, ты и потеплее видала приемы.

Альдис мотнул головой в сторону дома, беги, мол, давай, а сам полез в багажник доставать вещи. Я проскакала по ступенькам и проскользнула в дом, остановившись в коридоре, не зная как себя дальше вести.

— Аши, а чего Прошка-то? Милош он, — глухо донеслось со двора.

— Какой он Милош? Милош от слова «милый», а этот — прошмандовец, вот и Прошка. Надолго мне гостя привез-то? Еще один рот кормить. Да добро бы хорошего человека, а то грех один.

— Аши, Тори больше некому доверить своего непутевого супруга. А ты присмотришь за ним до следующей течки, полгода всего. Знаешь ведь, что случилось…

— Знаешь… И не только я, а вся округа болтает. А я говорил этим недоумкам, фигню они затеяли с договорным браком. Но дед же старый, что бы он там понимал, кто же деда слушать будет? — бурчал недовольный моим приездом старик.

Слыша, что они поднимаются по ступенькам, я отошла от двери и прошла в кухню, где стояла настоящая печь, в которой горел настоящий огонь. Я так обрадовалась, что не разуваясь подошла к печке, грея руки у огня.

— Прошка, лужу напрудил, что ли? Разуваться тебя не учили? — грозно рявкнул дед, заходя в дом. Альди с розовым чемоданом замер за ним, выглядывая из-за плеча и ухмыльнулся.

Я замерла, изображая кустик и посмотрела на лужу, натекшую под ногами. Мой внутренний суслик нервно дернул лапкой и поджал длинный тонкий, с проплешинами хвостик, чтобы от страха никакой катышек не упал на пол. Даже виртуальный. Хотя… я и за себя не ручаюсь, слишком уж был грозен и зол этот альфа.

— Чего стоишь столбом? Вон швабра в углу, подтирай воду, — дед зло зыркнул и снял свою обувь, проходя мимо меня к холодильнику.

Да уж… Веселая жизнь меня тут ждет.

Моя комната, которую выделил хмурый дед, находилась на первом этаже и была маленькой и темной, с неярким освещением в одну лампочку, с минимумом мебели: кровать, стол, шкаф. Плотные коричневые шторы поверх простенького бежевого тюля создавали некоторый уют, угрюмый, но уют. Второй этаж, как скупо объяснил дед, закрыт до лета.

«О, клёво, тут лето бывает», — подумалось мне. Летом можно будет бродить по лесу, читать на улице до самого вечера, чтобы минимизировать общение с нелюдимым альфой. А зимой… я не знаю, как я тут выживу с этим типом взаперти.

Альдис остался на ночь, собираясь уехать утром. Вначале дед припахал его помочь во дворе, а меня оставили разложить свои вещи и размещаться на новой территории.

— Накроешь на стол. Ужин через час, — буркнул дед и ушел с Альдисом на улицу. — Чуни не забудь надеть, по полу дует, — обернулся он в дверях и окинул взглядом мою фигуру, недовольно качая головой.

Я сняла куртку и решила не задерживаться в комнате. Не хотелось с первых минут вызывать недовольство хозяина еще и своей нерасторопностью. А хозяйничать на чужой кухне все равно быстро не получится. Хотя я, конечно, понимала, что угодить деду в принципе невозможно, и все мои действия он будет пропускать через призму недовольства, сделанного этим дурацким Милошем до моего появления. И я его понимаю.

Напялив в коридоре самые маленькие чуни, оказавшиеся мне большими, — мягкие, шитые из толстой ткани мехом вовнутрь тапки, от которых ногам стало действительно теплее, — я зашла на кухню, повязала огромный зеленый фартук, несколько раз обмотавшись пояском, и раскрывая шкафчики, исследовала запасы имеющегося. Видимо, дед хотел унизить меня, показав в очередной раз мою никчемность, доказав, что я ни на что не годна, даже накрыть на стол, как подобает.

Открыв шкаф под мойкой, — вся мебель была добротной и сделана на века, — я увидела ведро с картошкой и воскликнула, возрадовавшись: «Боже, ты есть!»

Больше всего я любила картошку в любом виде. Под нее любые закуски шли, она сочеталась с любым, «ну почти с любым», — поправил меня суслик, поведя мокрым носом, — блюдом. Раз дедище не дал мне никаких ценных указаний, буду поступать по своему усмотрению. Достав кастрюлю, набрала из-под крана воды, поставила на плиту, зажгла огонь. Потом заметила чугунок, стоявший дном кверху, и перелила воду из кастрюли в чугунок, умостив его на ревущий огонь в печи.

«Правильно, — закивал головой суслик, — а то еще в расточительстве обвинят — ишь ты, газ зря жечь, когда печка нормально кочегарит».

Быстро, но неаккуратно, срезая толстые слои шкурки, — ибо тут или быстро, или аккуратно, — почистила картошку, промыла ее в кастрюльке и переложила в чугунок, закрыв крышкой. Поискала было листочек лаврушки, но зрительно такового не нашла, а экспериментировать с имеющимися приправами именно сегодня мне показалось плохой идеей.

«Да уж!», — поддержал меня суслик, почесав лапой круглое ушко.

В холодильнике я нашла литровую банку соленых грибов, подозрительно похожих на грузди, и сглотнула сразу же обильно выделившуюся слюну. Дома я страсть как любила грибы, но после отъезда из деревни они были редким гостем на моем столе. Шампиньоны, конечно, вкусные, особенно зажаренные на масличке сливочном, с приправами и зеленью и потушенные с картошкой, но грузди ничем не заменишь. Грузди я переложила в красивую тарелку, полила подсолнечным маслом, жаль не нашла репчатый лук, тут его сильно не хватало. Затем достала вилки, ложки, ножи, нарезала хлеб и снова открыла холодильник, обозревая банки-коробочки-упаковки. Вытащила шмат домашней колбасы и крупными кусками нарезала ее, разложив по кругу на блюдо.