— Понимаю, вы ищете вторую.

— Именно, — согласился де Берн, высокомерно взглянув на своего собеседника.

— Нет ничего легче, как завести ссору, — сказал ему последний, — когда, подобно вам, имеешь наглый вид и лицо, с первого взгляда возбуждающее антипатию.

— Превосходно! — вскричал Октав. — Я вижу, что вы умнее, чем кажетесь, и понимаете с полуслова.

— Всегда, сударь.

— Итак, вы не чувствуете отвращения к пистолету?

— Ни малейшего.

— Тем лучше, потому что мне уже надоело драться на шпагах, и хотя я вам не нравлюсь настолько же, насколько и вы мне, я не могу предложить вам полного удовлетворения, кроме дуэли на пистолетах.

— Превосходно, — любезно ответил человек в черном. — И удовлетворюсь вполне, всадив вам пулю в лоб.

Обменявшись этими любезностями, оба противника распростились.

— Милостивый государь, — сказал Октав, подавая свою визитную карточку, — я де Берн, бывший поручик африканских стрелков, и живу на улице Виктуар.

— А я, — ответил незнакомец, взяв карточку Октава и подавая ему свою, — шевалье д'Асти и живу на улице Тэбу.

Они снова поклонились друг другу.

— Итак, до завтра, — сказал Октав, — в Булонском лесу.

— Хорошо.

Противники расстались. Де Берн вернулся в ложу, а немного спустя шевалье д'Асти (ибо это был он) уехал из театра и отправился прямо к полковнику.

— Он попался на удочку, — сказал шевалье. — Завтра в семь часов мы деремся в Булонском лесу. Он выбрал пистолеты. Теперь мне нужен секундант.

— Возьмите первого встречного. Это безразлично, — сказал начальник ужасной ассоциации.

В то время, как д'Асти упражнялся, стреляя в цель из пистолета в своей бывшей холостой квартире, где он поселился в ожидании, пока отель барона де Пон, его тестя, будет отделан, Октав де Верн разговаривал в ложе с друзьями.

— Как! — вскричал один из них. — Это шевалье д'Асти?

— Да.

— Этот человек в большой моде, ей-богу, и слывет за превосходного стрелка.

— Неужели! — небрежно протянул Октав.

— У него есть связи за кулисами.

— Он хорошего происхождения.

— И наделал порядочно долгов.

— С этим человеком, значит, можно драться, потому что последнее условие необходимо.

— Все это правда, господа, но теперь, рассуждая хладнокровно, — сказал ментор, — ты должен сознаться, что поступил неблагоразумно.

— Как это?

— Октав вызвал шевалье, не узнав имени.

— Кстати, — спросил ментор Октава, — ты хорошо стреляешь?

— Право, не знаю.

— Как! Ты этого не знаешь?

— Я еще никогда не пробовал.

— Ах, черт возьми! В таком случае…

— В таком случае шевалье д'Асти, — самонадеянно сказал де Верн, — может считать себя покойником; у меня есть на этот счет предчувствие. Каждый раз, когда накануне дуэли у меня зудит левая рука, я непременно убиваю своего противника. Я очень суеверен.

Де Верн дослушал оперу до конца, затем поехал домой в сопровождении ментора, оставшегося у него ночевать. Карета была заказана к семи часам утра.

В назначенный час Октав де Верн был уже на ногах; он оделся очень тщательно и застегнул сюртук на все пуговицы, чтобы не было видно ни белья, ни цепочки от часов, вообще всего, что могло бы послужить точкой прицела.

Затем он сел в карету, насвистывая арию из «Ченерантолы», а его секундант осмотрел курки пистолетов.

Английская лошадь Октава пробежала в двадцать минут расстояние, отделявшее улицу Виктуар от Булонского леса, так что де Верн приехал первый на место дуэли.

— Друг мой, — обратился к нему ментор, — д'Асти стреляет превосходно, а ты, кажется, плохо; меня успокаивает только то, что случай часто играет большую роль в дуэлях. Это одно только и уравновешивает шансы. Ты будешь драться в пятнадцати шагах.

— Да! — сказал Октав. — В пятнадцати шагах нельзя промахнуться. Я убью его.

— Да, если ты будешь стрелять первый; ну, а если стрелять первый будет он на расстоянии пятнадцати или тридцати шагов, то ты погиб.

Речь ментора была прервана стуком колес кареты, мчавшейся рысью.

Карета остановилась, и из нее вышли двое. Один был шевалье д'Асти, другой — человек уже пожилой, с большими усами, с красной ленточкой в петлице.

— Господа, — сказал, отвешивая поклон, шевалье, — позвольте мне представить вам майора Герто, моего секунданта.

Майор с видом человека, привычного к подобным делам, поздоровавшись с Октавом и его секундантом, подошел к ментору и сказал ему:

— Нам надо переговорить с вами об условиях дуэли. Ментор поклонился.

— А дело нельзя кончить миром? — спросил Герто, как бы для очистки совести.

— Нет.

— Очень хорошо; но что вы скажете насчет расстояния,

числа выстрелов и прочего?

— Так как причина ссоры не из особенно важных.., — ответил ментор, — то вполне достаточно, по-моему, если противники обменяются двумя выстрелами, каков бы ни был их результат.

— Хорошо, — согласился Герто. — А расстояние?

— От пятнадцати до двадцати шагов.

— Так.

— Сейчас мы бросим жребий насчет пистолетов и кому стрелять первому.

Противники и их секунданты оставили кареты на опушке и, войдя в лес, направились к уединенному месту, известному под именем Луга Кателана. Ментор бросил в воздух монету, противники стояли в это время в стороне.

— Орел! — крикнул майор.

Монета упала вверх изображением короля Людовика-Филиппа.

— Судьба против нас, — сказал ментор, — д'Асти дерется на пистолетах. Посмотрим теперь, кому достанется стрелять первому.

Майор снова подбросил монету в воздух.

— Что? — спросил секундант Октава.

— Орел! — ответил майор. — Шевалье д'Асти стреляет первый.

— Ах, черт возьми, — пробормотал ментор, — право, я поступил немного опрометчиво: противник стреляет превосходно, притом он будет стрелять из своих пистолетов и первый выстрел принадлежит ему… Вот три условия, вследствие которых де Верн будет убит через десять минут. Я отчасти являюсь причиной его гибели… и… Впрочем, — весело перебил он себя, — ничего не известно заранее.

Противники встали в двадцати шагах друг против друга, с правом сделать по пяти шагов вперед, так что расстояние Должно было сократиться до десяти шагов.

Майор зарядил пистолеты в присутствии секунданта Октава, затем, подавая один из них шевалье, сказал:

— Вам стрелять первому.

— Хорошо, — ответил тот. — Значит, он умрет.

Ментор, подражая майору, подал оружие де Верну.

— В вас будут стрелять, — сказал он.

— Не в первый раз, — заметил на это молодой человек. Он встал в пол-оборота, продолжая курить сигару и держа на высоте виска дуло пистолета.

Майор и ментор отошли в сторону; первый торжественно ударил три раза в ладоши.

— Сударь! — насмешливо воскликнул шевалье, — я обещал пустить вам пулю в лоб, но мне стыдно обезобразить такого красивого молодого человека, а потому я мечу в сердце.

Шевалье вытянул руку, прицелился и спустил курок.

Де Берн не шевельнулся, не сделал ни одного движения и даже не пошатнулся. Противник его был сконфужен своею неловкостью.

— Черт возьми! — вскричал де Верн, прицеливаясь. — Те, кто уверен в меткости своего выстрела, никогда не целят в сердце. Ваша пуля задела мне кожу… и это очень грустно…

Де Верн выстрелил, и шевалье упал, раненный в горло.

— Этот человек, — пробормотал ментор, — если останется жив, будет хрипеть всю жизнь.

Когда полковник Леон узнал об исходе дуэли, он закричал от бешенства.

— Как! Этот молокосос убил двоих! Вот уж никогда бы не думал, что этот цыпленок так живуч.

Полковник задумался.

«Основанное мною общество, — сказал он себе, — должно восторжествовать. Капитан и шевалье не могут более драться. Эммануэль не может убить племянника своей будущей жены; Мор-Дье тем более… Остаются, следовательно, игрок и Гонтран! Но игрок в отсутствии, я сам послал его за двести лье отсюда. Тем хуже! Де Ласи убьет де Верна».

И он улыбнулся.