Секунданты поклонились; затем полковник Перселен, взглянув на оружие, спросил:

— На пистолетах?

— Сначала на пистолетах, потом на шпагах.

— Ого! — пробормотал майор. — В добрый час! Вот это — настоящая дуэль, не то что поединки бульварных господчиков, которые на расстоянии шестидесяти шагов обмениваются пробочными выстрелами, а на обратном пути пьют бургонское.

— Место и час? — спросил майор.

— В Лесу, у ворот Майло, в семь часов, — ответил Гонтран.

— Прекрасно! Теперь только шесть часов; в нашем распоряжении еще достаточно времени.

— Господа, я готов.

Гонтран приказал заложить экипаж. Его английская лошадь стояла во дворе в английской упряжи и била копытами землю, а камердинер, уже отнес в кабриолет пистолеты и шпаги. Офицеры сели по обе стороны маркиза, который взял вожжи, ударил лошадь и помчался, как стрела.

Гонтран приехал первый на место поединка, но ждать ему пришлось недолго. К воротам Майло, где он остановился, вскоре подъехала закрытая карета, конвоируемая всадником. Всадник был де Верн, скакавший у дверец кареты, в которой ехали его два секунданта; он курил сигару, и вид у него был самый беспечный.

— Вот, — прошептал Гонтран, — человек, который не знает, что ехать верхом перед поединком на пистолетах вещь опасная. Рука у него не может быть верна после езды и будет дрожать.

Сказав это, он ударил лошадь кнутом и отвез секундантов немного в сторону. Затем он выпрыгнул из экипажа и отдал вожжи сопровождавшему его груму.

— Маркиз, — обратился майор Вернер к Гонтрану, между тем как полковник Перселен вынимал из кареты пистолеты и шпаги, — позвольте задать вам, по крайней мере для формы, один вопрос.

— Спрашивайте, господа.

— Во-первых, с кем вы деретесь?

— С Октавом де Верном, бывшим офицером африканских стрелков.

— Превосходно! А какая причина дуэли?

— Господа, — ответил Гонтран, улыбаясь, — де Верн и я охотились в одном и том же месте; но только я был собственником, а он — браконьером.

— Понимаю! — сказал с улыбкой полковник. — Однако считаете ли вы это дело настолько важным, что оно может быть окончено только посредством дуэль?

— Мне кажется, что да. Я всегда разделял мнение французских королей, которые в своих указах считали смерть единственным наказанием за браконьерство. К тому же, — прибавил де Ласи с усмешкой, продолжая свое сравнение, — дичь, на которую мы охотились, была королевским зверем.

— Хорошо, — пробормотал майор, — этого с вас вполне достаточно.

— Условия, господа, — прибавил Гонтран, — зависят вполне от вас, так как оскорбленным являюсь я. Два выстрела на расстоянии двадцати шагов, если вы ничего не имеете против этого; затем, если ни один из нас не будет убит, то мы будем драться на шпагах.

Секунданты поклонились; Гонтран спокойно уселся на камне, обросшем мхом, а секунданты отправились условиться насчет подробностей дуэли с секундантами де Верна.

В это время первые лучи восходящего солнца осветили верхушки деревьев и упали на густую зеленеющую траву; птицы проснулись в гнездах, воздух был свеж, а небо такое же голубое, каким оно бывает над Средиземным морем; столичный шум не долетал еще сюда.

Де Ласи, восхищенный прелестью весеннего утра, прошептал:

— В добрый час! По крайней мере, погода не так сера и холодна, как в Марселе, — тогда при генерале; что касается Де Верна, то, умирая, он вообразит, что пришел на любовное свидание. Притом сегодня я дерусь за себя, — прибавил де Ласи с горькой усмешкой.

Карета, рядом с которой скакал верхом де Верн, остановилась в двадцати шагах от кареты маркиза.

В ней сидели два секунданта молодого человека; один из них был тот же самый, который был свидетелем во время его дуэли с шевалье д'Асти. В то время, как де Верн беззаботно курил сигару и, пуская клубы голубого дыма, заставлял выкидывать разные пируэты свою лошадь, его секунданты вели с озабоченным видом беседу.

— Дорогой Виктор, — сказал младший из секундантов, — хотя ты старше нас, но заставляешь нас делать глупость за глупостью и про тебя по правде можно сказать, что молодость твоя пережила твой сорокалетний возраст и седые волосы.

— Пусть так! — ответил ментор. — Но к чему делать упреки за невинную шутку?

— Хороша шутка, которая может стоить жизни нашему другу и уложила его противника на полгода в постель.

— Все это пустяки!

— Ты уверил де Верна, что ему необходимо подраться на пистолетах; де Верн, ветренная голова, и поверил тебе на слово. Затем ты ему посоветовал во что бы то ни стало завладеть Леоной, он и тут последовал твоему совету. А вот и последствие — наша утренняя прогулка.

— Ну, что ж! До сих пор еще не случилось ничего худого.

— Но может случиться через час.

— Почем знать?

— Друг мой, разве ты не слышал, что сказал де Верн. Де Ласи хочет драться насмерть сначала на пистолетах, а затем на шпагах. Это будет борьба дикарей!

— Ну, что ж! Тем хуже для него! — вскричал ментор с нетерпением. — Де Верн убьет его.

— Или сам будет убит.

— Никогда! — воскликнул старый ветренник. — Взгляни на него: разве такой спокойный и так хорошо владеющий собою человек может быть убит?

— Положим! — согласился второй секундант. — Ну, а взгляни вот туда; смотри: там, у дерева, сидит и курит сигару маркиз де Ласи; он так же спокоен, как и его противник. Однако один из них через час должен быть убит.

Карета остановилась; секунданты вышли и пошли навстречу свидетелям Гонтрана.

Де Верн привязал лошадь к дереву, закурил новую сигару и дожидался окончания совещания секундантов.

— Господа, — сказал майор де Вернер, — дело, по-видимому, нельзя уладить.

— Когда дело дошло до дуэли, то очень трудно его уладить, — сухо заметил ментор.

— Положим, — согласился второй секундант де Верна, — но можно смягчить некоторые условия.

— Какие? — спросил полковник.

— Предлог к ссоре, в сущности, настолько ничтожен, — продолжал примиритель, — что дуэли на пистолетах или на шпагах, до первой крови, будет вполне достаточно.

— Невозможно! — настаивал майор де Вернер. — Де Ласи непременно хочет драться насмерть.

На этот ответ не могло быть возражений; четверо свидетелей поклонились друг другу и начали совещаться. Сначала бросили жребий, на чьих шпагах должны драться противники, и судьба решила в пользу де Ласи. Относительно пистолетов было решено, что каждый из противников будет стрелять из своего. Расстояние между дерущимися определили в двадцать шагов, причем противники должны были, стоя на своих местах, стрелять по данному сигналу. Гонтран и де Верн, стоявшие до сих пор в стороне, теперь сошлись и обменялись поклоном.

Де Верном внезапно овладел необъяснимый страх, и он чуть-чуть побледнел. Ментор заметил это.

— Что с тобою? — спросил он. — Ты нездоров?

— Нет, здоров, — ответил Октав. — Но у меня есть странная примета.

— Какая?

— Каждый раз, когда я дрался, — а дрался я девятнадцать раз в течение десяти лет, — в тот момент, когда я брал шпагу, я чувствовал легкий зуд в ладони; это было хорошим знаком: противник мой или бывал убит, или тяжело ранен.

— А!.. И что же?

— Ну, а сегодня я не чувствую зуда, и это мне неприятно.

— Какая глупость!

— Ей-богу! — прошептал де Верн с грустной улыбкой. — Возможно, что я буду убит.

Ментор пожал плечами, но второй секундант Октава украдкой взглянул на молодого человека, и ему показалось, что он прочитал на его лице предвестие смерти.

«Бедный друг!» — подумал он.

Однако де Верн был слишком храбр, чтобы поддаться предчувствию. Он взял у секунданта пистолет и встал против Гонтрана.

Оба противника, с высоко поднятыми головами и пистолетами в руках, спокойные и гордые, ждали трех обычных ударов, которые должен был дать полковник Перселен. Раздались сразу два выстрела, но оба бойца остались невредимы.

«Рука у меня дрогнула», — подумал де Берн.