Какая же перемена произошла в счастливой жизни молодого человека, которому всегда покровительствовала отцовская любовь и всюду охраняла его, что он погрузился в такую глубокую скорбь? Какая ужасная любовь овладела его молодым сердцем?

Это-то мы и намерены теперь рассказать, оставив на время в стороне членов общества и их страшного главу.

Сын полковника, хрупкий белокурый Арман, встретил и полюбил баронессу Сент-Люс самым романтическим и странным образом.

Масленица подходила к концу; наступила среда первой недели поста. На балу Оперы уже не появлялось избранное общество, хотя некоторые великосветские дамы отваживались, в сопровождении кавалеров и под строжайшим инкогнито, показываться на балы. Арман, искавший приключений, как все скучающие и ничем не занятые люди его возраста, был также в этот вечер на балу и тоскливо прогуливался по фойе, как вдруг внимание его остановила маленькая домино, сидевшая в стороне, около стенных часов.

Несмотря на маску, Арман угадал, что под ней скрывается очаровательное создание; он заметил дивные, густые золотисто-белокурые волосы, маленькую ручку, нежную и прозрачную, настоящую ручку герцогини. Верхняя и нижняя часть лица были открыты, и только средняя часть — нос, рот и глаза были прикрыты маской, но взгляд глаз был так притягателен, жгуч и обаятелен, что молодой человек с самым искренним удивлением остановился перед домино.

Домино сидела, как бы свернувшись, точно грациозная кошечка, ожидавшая ласкового взгляда.

Арман до сих пор в глазах света и в своих собственных слыл за человека необыкновенно смелого в обращении с женщинами. Легкие победы развили в нем самоуверенность и надменность, которыми молодежь нашего века гордится более, чем гражданскими добродетелями; однако в присутствии этой домино Арман потерял всю свою самоуверенность и стоял перед маской буквально окаменелый, как вдруг неожиданное обстоятельство вывело его из очарования, которое произвели на него блестящие глаза незнакомки.

Какой-то молодой человек — фат, не испытавший на себе властного взгляда незнакомки, — фамильярно уселся рядом с нею и начал говорить ей пошлые комплименты. Тогда маленькая домино, как оскорбленная королева, подобрав одною рукою свое платье, а другою открыв веер, протянула его между собою и молодым человеком, как бы защищаясь. Молодой человек, в свою очередь, обидевшись и думая, что имеет дело с женщиной известного сорта, произнес оскорбительное слово.

Маска вскочила, точно наступила ногой на гадину, выпрямилась и взглянула на своего оскорбителя уничтожающим взглядом; затем, закрыв веер, она ударила им молодого человека по щеке.

Все это произошло с быстротою молнии.

Получивший удар молодой человек вскрикнул, но в ту же минуту перед ним очутился Арман, смерил его взглядом с ног до головы и спокойно произнес:

— Сударь, я знаю эту даму и вполне одобряю способ, к которому она прибегла против вашей наглости; я принимаю на себя дать вам ответ за удар веером. Вы можете, если пожелаете, потребовать удовлетворения у меня.

Арман бросил свою визитную карточку в лицо оскорбителю и предложил руку домино. Молодой человек нагнулся, поднял карточку и положил ее в карман.

— Превосходно, — прошептал Арман, — значит, он будет драться.

Как ни горда была белокурая домино, но она не могла отказаться от предложенной руки Армана, защитившего ее от человека, бывшего уже под влиянием винных паров, который мог ответить грубостью на удар веером.

Белая ручка домино легла на руку Армана, и они удалились и скоро затерялись в толпе. В первый раз в жизни сын полковника утратил свою обычную смелость; сердце его стучало, и он напрасно искал подходящей фразы, хотя бы просто какое-нибудь слово, чтобы начать беседу. Белокурая домино, тоже взволнованная вследствие только что избегнутой опасности, первая прервала молчание.

— Я вам очень благодарна, сударь, — сказала она, — и никогда не забуду оказанной мне услуги.

Голос ее был мелодичный и нежный, как пение птички, и тронул Армана.

— Сударыня… — пробормотал он.

— Однако я думаю, — продолжала очаровательная блондинка, — что вы не будете драться с этим нахалом.

— Почему бы и нет?

— Ах, фи!

— Я дал ему свою карточку. Если он пришлет ко мне кого-нибудь из своих друзей, то я не буду иметь права отказаться.

Домино украдкой взглянула на своего молодого заступника. Арман был красив и обладал прекрасными манерами.

— Значит, вы будете драться? — спросила она.

— Разумеется.

— Но ведь вы меня не знаете?

К Арману уже вернулась самоуверенность.

— Ну что ж, — сказал он, — я вас люблю.

Раздался серебристый смех, и два ряда маленьких белых зубов, показавшихся из-под маски, окончательно вскружили голову Арману.

— Ах, — пробормотала маска, продолжая смеяться, — это очень забавно!

— Очень может быть, но это правда.

— Простите, мой милый рыцарь: но ведь вы меня никогда не видали.

— Согласен.

— И если бы я сняла маску…

— Так что же?

— Вы бы разочаровались… Почем знать? А вдруг я дурна?

— У вас золотистые волосы, прелестные руки и голос, как у сирены.

Незнакомка продолжала смеяться одобрительно и в то же время насмешливо.

— Я вижу, — сказала она, — что мне снова придется прибегнуть к помощи веера.

— Почему?

— Вы прогнали грабителя, чтобы самому стать на его место…

— О, я не нападаю, — вскричал Арман, — я только молю.

— О чем же вы молите?

— О взгляде.

Домино взглянула на него через маску.

— Довольны вы? — спросила она. — Теперь улыбнитесь.

— Ах, это уж слишком!

Арман снова услыхал взрыв смеха, который, казалось, говорил: «Вы прелестны, но все-таки напрасно теряете время…»

Но молодой человек уже овладел собою; к нему вернулись его обычная самоуверенность и свойственное всем парижанам остроумие, он высказал много очаровательного вздора, просил невозможного, чтобы получить вещь самую простую, т. е. позволение еще раз увидеть незнакомку.

Он еще не любил белокурую домино, но угадал, что эта женщина не принадлежала к тому обществу, которое обыкновенно можно встретить на балах Оперы.

Целый час Арман и белокурая домино прогуливались по фойе и зале. У незнакомки ум был едкий, острый, и она безжалостно осмеивала подмеченные ею смешные стороны проходивших. Она отвечала на горячие уверения сарказмом, и ее насмешки только разжигали зарождавшуюся страсть юноши.

Вдруг домино остановилась у дверей фойе.

— Прощайте, — проговорила она нежно.

— Вы меня покидаете? — пробормотал Арман.

— Уже четыре часа.

— Ах, это невозможно!

— Однако необходимо!

— Позвольте мне проводить «вас, — умолял молодой человек, голос у которого дрожал.

— Я запрещаю вам это.

Эти слова были сказаны без гнева, хотя строго.

— По крайней мере, увижу ли я вас? Домино отрицательно покачала головой.

— Ах, — пробормотал Арман растерянно, — если бы я мог следовать за вами.

— Сударь, — холодно проговорила незнакомка, — будьте добры сказать мне, где я могу получить сведения о вас завтра вечером? Вы, по всей вероятности, будете драться с этим господином, убьете его и останетесь здравы и невредимы…

Арман вскрикнул от радости.

— О, — сказал он, подавая ей карточку, — значит, я увижу вас?

— Почем знать!

Домино, опустив в рукав визитную карточку Армана, слегка пожала ему руку и, уходя, проговорила:

— Оставайтесь здесь… я так хочу.

Арман повиновался и ждал, пока домино скроется из виду, чтобы затем и самому уехать из Оперы.

Когда он вышел на улицу и очутился на бульваре, странное чувство овладело им: тут только он понял, что любовь заключает в себе нечто властное и таинственное.

Арман приложил руку к сердцу и почувствовал, как оно учащенно бьется.

— Мне кажется, что я люблю ее… — пробормотал он. Он пошел пешком, с наслаждением вдыхая холодный