Полковник был спокоен и невозмутим.

— Однако, полковник, — продолжал маркиз, устремляя на него лихорадочный взгляд, — что, если вы меня обманете?

— Что такое вы сказали? — холодно спросил последний.

— Что, если вы не сдержите своих обещаний?

— Я их сдержу.

— Но, однако…

— Маркиз, — перебил его полковник, — если, сверх ожидания, я их не исполню, то вы можете выйти из общества, хотя это ни к чему вам не послужит.

— Вы полагаете? — спросил Гонтран, вздрогнув.

— Да, — сказал полковник, — если мы не вернем вам Леону, вы умрете.

— Мне и самому так кажется, — пробормотал маркиз.

— Итак, если вы верите мне, — проговорил полковник, — то отправляйтесь домой и приготовьтесь к отъезду. Рано утром мы отправимся в путь.

— Куда же мы поедем?

— В поиски за Леоной.

Неаполь просыпался при звуках песен и восторженных кликах народа. Перед церковью теснилась громадная толпа любопытных, жаждавших полюбоваться на невиданное зрелище: женился знатный синьор, граф Джузеппе делла Пульцинелла. Граф привлекал к себе общее внимание уже в течение целого месяца, и рассказ о его жизни, полной всевозможных приключений, переходил из уст в уста. Граф принадлежал к очень древней, но разорившейся фамилии, которая ни за что не согласилась бы взяться за низкий труд; он был нищий и поэт, а король называл его своим кузеном. Рассказывали, что какой-то ревнивый муж, заставший его на своем балконе, был убит им; вследствие этого графу пришлось иметь дело с полицией, и он принужден был покинуть свое отечество. Тут начиналась целая эпическая поэма, полная таинственности и легенд.

В течение десяти лет никто не знал о судьбе нищего графа. По словам одних, он сделался разбойником, начальником шайки воров, тем самым Джузеппе, который обирал путешественников в ущельях Абруццких гор; другие же утверждали, что он жил во Франции, где приобрел популярность как дуэлист и эксцентрик. Потом его однажды видели в Неаполе в безукоризненном костюме, в карете, со множеством слуг. Он возвратился с молодой прекрасной женщиной, одетой в глубокий траур, неутешной вдовой. Целый год она оплакивала смерть первого мужа. Но год миновал, и граф Джузеппе делла Пульцинелла теперь женится на маркизе Леоне, вдове маркиза делль Пиомбо, женщине столь же добродетельной, сколь прекрасной и безупречной.

У входа в церковь и вдоль прилегающих улиц стояла длинная вереница экипажей, среди которых выделялась карета, запряженная шестью лошадьми в дорогой упряжи.

Это была почтовая карета графа. Он хотел соединить английские обычаи с итальянскими, и свадьба была днем. Намереваясь провести медовый месяц в одном из своих уединенных замков, вдали от городского шума, где они, богатые и счастливые, могли полнее отдаться восторгам любви, граф уезжал в Пульцинеллу, свое родовое, выкупленное им имение, расположенное на восточном склоне Абруццких гор вблизи Адриатического моря, безбрежной голубой поверхностью которого можно было любоваться с высоты башен замка. Пульцинелла была феодальным замком, о котором, несмотря на ее милое имя «Полишинель», ходили самые мрачные легенды.

В Средние века ее стены, как говорили, заглушили не один предсмертный стон пленного рыцаря. В последнее время в ее развалинах находила убежище шайка разбойников, основавших здесь свою главную квартиру.

Но, разбогатев, конечно, благодаря разбоям, бандиты в один прекрасный день исчезли. Тогда граф выкупил Пульцинеллу и реставрировал ее, рассчитывая провести в ней все лето, так как климат здесь был лучше, чем в Неаполе.

В полдень новобрачные вышли из церкви, окруженные толпою приглашенных и встреченные аплодисментами зевак, которые всегда рады случаю пошуметь.

Граф был в полном смысле слова красавец. На нем был надет древний неаполитанский костюм, который шел к нему замечательно; он бросал в толпу с беспечностью истого аристократа мелкую серебряную монету. Новая графиня была обворожительна. Но внимательный наблюдатель мог бы заметить тень грусти и скрытого беспокойства, омрачавшего ее белое, как слоновая кость, чело, или уж не счастие ли сделало ее мечтательной?

Граф и графиня сели в карету, поблагодарив провожавших за пожелания счастливого пути и распрощавшись с ними. Четыре ливрейных лакея, ехавшие верхом, окружили карету.

Карета тронулась; лошади галопом понеслись по улицам Неаполя. Никто из приглашенных на брачную церемонию не последовал за знатными супругами, только их собственные слуги сопровождали их.

Двадцать пять лье, отделявшие Неаполь от Пульцинеллы, они проехали так быстро, что к полуночи прибыли в замок. Граф распорядился заранее, чтобы слуги в замке ожидали их приезда. Когда карета, миновав предместья, покатилась по открытому полю, граф, обернувшись к своей супруге, сказал ей смеясь:

— Как ты находишь, моя милая, хорошо мы сыграли свои роли?

— Превосходно!

— Пусть меня повесят, если только неаполитанцы не считают тебя самой чистой и добродетельной из женщин.

— А ты так чуть не сделался добродетельным…

— К счастью, бандит уже не существует. На свете есть только граф Джузеппе Пульцинелла, истый джентльмен, страшный богач, женатый на благородной маркизе делль Пиомбо.

Леона опустила голову.

— Какая прекрасная будущность предстоит нам! — продолжал бывший разбойник. — Мы богаты благодаря моему удачному ремеслу, а те сто тысяч экю, которые нам достались от глупого маркиза Гонтрана де Ласи, несколько увеличили наше состояние.

Леона ответила взрывом смеха и посмотрела на мужа.

В первый раз этот человек, которого она обожала, когда он был убийцей и бандитом, показался ей не на своем месте в одежде добродетельного вельможи.

— Странно, — прошептала она, — но мне кажется, что ты теперь утратил всю прелесть и поэзию.

Джузеппе закусил губы.

— Ты с ума сошла! — воскликнул он. — Неужели ты хочешь, чтобы я опять взялся за карабин?

— Почему бы и нет? Карабин — это опасность, жизнь с ним полна приключений и волнений.

Граф пожал плечами.

— Не хочешь ли ты, чтобы я снова набрал шайку и обратил замок Пульцинеллу в притон разбойников?

— Это было бы картинно и поэтично.

— Полно, моя милая, картинность и поэзия встречаются только в опере, но никак не в действительной жизни разбойников.

Леона в свою очередь закусила губу.

— Неужели вы думаете, — продолжал Джузеппе, — что, ведя этот ужасный и опасный образ жизни, я имел в виду поэзию, а носил постоянно за плечами карабин ради картинности?

Леона до крови закусила губу и молчала.

— Честное слово! — проговорил, волнуясь, разбойник. — Женщина — самое капризное и странное создание на свете! Оказывается, что если бы я владел миллионом и был при этом честным человеком, то вы никогда не полюбили бы меня.

— Разумеется, нет; преступление притягивает, — холодно ответила Леона и затем с досадой добавила. — Если бы я вздумала полюбить честного и богатого человека, то я выбрала бы Гонтрана де Ласи. Он был положительно героем романа и заплатил за мою любовь всем своим состоянием. Если бы он пронзил меня кинжалом, чтобы я живой не досталась вам, то я умерла бы, любя его.

Все это было сказано Леоной презрительно и сухо; затем, откинувшись в глубину кареты, она закрыла глаза и притворилась спящей, не желая видеть своего мужа, сделавшегося теперь совершенно не интересным для нее в новом положении знатного синьора.

Так ехали они целый день и только к вечеру достигли ущелий Абруццких гор, которые вели к Пульцинелле. Вид диких горных цветов и кустарников напомнил Леоне встречу с разбойниками, страх за нее Гонтрана, и ей стало жаль прошлого. Ей захотелось, чтобы человек, сидящий рядом с нею, был Гонтран и чтобы Джузеппе и его разбойники снова напали на них.

Пустая иллюзия! Джузеппе сделался добродетельным, его товарищи, тоже разбогатевшие, последовали его примеру. Абруццкие горы, несмотря на дикий и страшный вид, были теперь безопасны для путешественников.