— А если даже он ее и трахнет, что с того? — неожиданно спокойно заявила Магда.

— Но ведь он ее родной брат! — чуть не задохнулся от возмущения Томас.

— Дети Адама и Евы тоже были родными братьями и сестрами, — ответила Магда. — По-твоему, в этой норе откуда-то может появиться посторонняя девушка? А парню уже 22, и он все еще девственник.

— Мне 45, и я девственник, — парировал Дэвид. — И прекрасно себя чувствую.

— Сдается мне, Томми, — продолжала Магда, в упор глядя на Хорсмэна, — Арни заботит тебя только потому, что ты сам непрочь поразвлечься с Элис.

— Уж не ревнуешь ли ты, Магда? — криво усмехнулся Томас.

— Это тебя-то? Не смеши. Просто интересуюсь, откуда у тебя вдруг такая трогательная забота о девичьей чести.

— Так ведь… никто не знает, чья она дочь, — нашел убедительный аргумент Томас. — Может, и моя. Вероятность 33 %, как-никак. Имеет право отец позаботиться о собственной дочери?

— Если она — твоя дочь, то Арни ее брат только наполовину, — возразила Магда. — Это даже лучше, чем если она дочь Эдварда, который, как-никак, приходится Арни дядей. Хотя, конечно, остается еще шанс, что она дочь Джорджа… Сколько, говоришь, выходит процентов? 33? Мне всегда казалось, что меньше. Процентов двадцать, от силы. А то и пятнадцать.

— Магда! — не выдержал, наконец, Джордж. — Неужели та жертва, на которую я пошел ради всех нас…

— Это ты-то пошел на жертву? — Магда повернулась к нему, упирая кулаки в жирные бока. — Может, это тебя трое озабоченных мужиков трахали во все дыры чуть ли не каждый день?

— Ой, только не надо строить из себя невинность, Магда, — поморщился Эдвард. — Тебе всегда нравилось, когда тебя имеют во все дыры. Когда мы с тобой занимались этим первое время, я просто не мог понять, кто из нас кого трахает. Даже если бы Джордж не дал официального согласия…

— Мерзавец, я никогда не изменяла Джорджу, пока мы жили наверху!

— Зато, спустившись вниз, решила наверстать упущенное, — осклабился Эдвард. — Держу пари, ты и Дэвида пыталсь соблазнить.

— Ты выиграл, Эд, — невозмутимо подтвердил Дэвид. — Разумеется, я ее отшил, и в очень грубой форме. Боюсь, что иначе она бы не поняла.

— Когда это было, Дэйв? — хмуро спросил Джордж.

— О, не волнуйся, Джорджи, уже после этого вашего… соглашения. Хотя на твоем месте я бы все-таки волновался. Если внизу ей не хватало троих, то вряд ли наверху она довольствовалась тобой одним.

— Подумаешь, немного пококетничала, — фыркнула Магда. — Мне просто интересно было проверить, действительно ли он такой твердокаменный. Хотя, по-моему, он просто импотент.

— Глупой суке вроде тебя, Магда, — ответил Дэвид все так же спокойно, — даже не придет в голову, что назвать меня импотентом — это все равно, что назвать меня блондином. То есть это попросту неверно, но никак не может быть обидным. Если бы я мог сменять эту дурацкую потенцию на что-нибудь полезное, скажем, на возможность жить при радиации, ноги бы моей не было в этом вашем склепе.

— Ах, простите, мистер Умник! — сгримасничал Джордж, — мы и забыли, какую честь вы нам оказываете своим присутствием!

Томас с досадой швырнул на стол карты, которые все еще держал в руке.

— Вот так всегда! — воскликнул он. — Стоит только прийти хорошей карте, как они вместо того, чтобы играть, начинают собачиться!

— А кто начал? — возмутилась Магда. — Ты же и начал!

— Я?!

— Ну не я же! И предупреждаю тебя, Том: не вздумай лезть к Элис! Может, она и для Арни, и для Тони, но уж точно не для тебя! И я не посмотрю, какое там правило Номер Один или Номер Два…

— Краткое содержание предыдущих серий, — пробормотал Дэвид, словно бы ни к кому не обращаясь. — Те же и там же. Как я жалею, что у Дэниэла тогда перекосило патрон.

Тем временем в соседней комнате, на пыльном истертом ковре, покрывавшем холодный бетонный пол, сидели трое — худенькая девушка и два юноши слева и справа от нее. Старший юноша был длинноволос и бородат, младший — тщательно выбрит и более-менее аккуратно, насколько это возможно при отсутствии парикмахеров, подстрижен, отчего разница в возрасте между этими двумя казалась большей, чем на самом деле. Кожа всех троих была неестественно бледной и не слишком чистой — кожа людей, даже в детстве не знавших солнечного света.

Дверь между помещениями, как и все двери в убежище, была плотной и тяжелой, но с годами резиновая окантовка растрескалась и оборвалась, так что теперь воздух свободно проникал в щель под дверью, донося, хотя и не слишком внятно, звуки из соседней комнаты.

— Опять они ругаются, — вздохнула Элис.

— Ну их к дьяволу, — откликнулся Тони. — Давайте лучше видик посмотрим.

— Что там смотреть, — брюзгливо отозвался Арни, — все фильмы уже по миллиону раз видели.

— Все лучше, чем пялиться на эти голые стены, — не согласилась Элис. — Мне уже не важно, что там происходит по сюжету. Лишь бы смотреть на мир, каким он был когда-то. Города… горы… леса… море… Подумать только, ведь мы всю жизнь живем в двух шагах от моря, и никогда его не видели!

— Я видел, — сказал Арнольд.

— Врешь! — с неожиданной злостью повернулся к нему Тони. — Тебе было всего два года! Ты не можешь помнить!

— А я видел и помню, — упрямо повторил Арни. — В воду меня, конечно, не пускали, посадили на песок, он горячий такой, и еще там круглые камешки… гладкие-гладкие… А вода, когда откатывается от берега, так шипит… ну, знаете, почти как кола. Только запах совсем другой. И видно, как песок на глазах высыхает, а потом его следующая волна мочит. Мокрый песок — он такой плотный и вязкий, совсем не похож на сухой.

— Ты это все в книжках вычитал, — стоял на своем Тони.

— А потом отец поймал крабика и принес мне показать. А я ухватил его, и он меня укусил. Тогда я заплакал, а мать стала ругать отца.

— А вот и врешь! Вот и попался! — восторжествовал Тони. — Крабы не кусаются! У них клешни!

— Сам знаю, что клешни. Но тогда-то я маленький был! Я просто почувствовал — больно, вот мне и запомнилось, что укусил. И вообще, что ты наезжаешь? Скажи уж прямо — завидки берут.

— Мальчики, не ссорьтесь. Что вы прям как эти… — Элис мотнула головой в сторону соседней комнаты, и ее волосы упали на лоб. Она откинула их рукой.

— Ладно, пойду кассету принесу, — поднялся Тони. — Тебе про море что-нибудь, Элис?

— Да. И лучше из старых, не позже шестидесятых прошлого века. А то в этих новых фильмах или монстры сплошные, или всякая тупость и непотребство.

Тони открыл дверь чулана; официально на схеме убежища это помещение именовалось не чуланом, а «резервным складом #3». Некогда здесь царил образцовый порядок, все предметы, ящики и контейнеры были аккуратно рассортированы и разложены по своим местам, снабжены бирками и этикетками. Но за двадцать лет от былой упорядоченности не осталось и следа, пластиковые упаковки были разорваны, контейнеры вскрыты, вещи столько раз извлекались и запихивались обратно, что совершенно перемешались, и поиск чего-нибудь редко используемого в этом хаосе иногда занимал не один час (при этом попутно обнаруживались предметы, о существовании коих никто уже и не помнил). Кассетами, впрочем, пользовались часто, так что Тони быстро выволок из пыльных недр нужный ящик. За угол ящика зацепилась какая-то яркая лента, и Тони остановился, чтобы исследовать свою находку.

— Смотрите-ка! — обернулся он к остальным, демонстрируя свой трофей. — По-моему, это купальник, прямо как в фильмах. Только почему-то сшитый из лоскутов.

— Это… это я сшила, — смутилась Элис. — Как подарок себе на день рожденья.

— Ах да, у тебя же день рожденья на днях! — вспомнил Тони.

— Сегодня.

— Ух ты черт, а мы и забыли! Ничего, я про собственный тоже забываю, пусть тебя это утешит.

— Зачем тебе купальник, Элис? — спросил Арни.

— Не век же мы будем сидеть в этом бетонном гробу!

— А что делать? — пожал плечами Арни. — Наверху радиация.

— Дядя Дэвид говорит, что радиация со временем снижается, и наверху будет можно жить.