— О, — прошептал он, окончив чтение, — я все-таки должен спасти дочь.

В это время Рокамболь ударил Тимолеона по плечу, сказав:

— Я пощажу твою дочь, если ты исполнишь мое приказание. Надо, чтобы «мать» вытребовала тело Антуанетты. Мы хотим поставить ей памятник.

И с этими словами Рокамболь ушел. На другой день надзирательница вошла в тюрьму и, обращаясь к Ванде и Мартон, сказала:

— Мать умершей пришла просить о выдаче тела, потому что она хочет похоронить ее отдельно.

Они смекнули, что это дело Рокамболя.

Гроб вынесли в церковь.

Ванда заметила, что один из гробовщиков был Риголо. Риголо, которому Антуанетта спасла ребенка, — не плакал. На дворе стояла мнимая мать Антуанетты, громко рыдая, под руку с Тимолеоном. Гроб вынесли.

— Ну, теперь, — сказала Ванда, обращаясь к Мартон, — еще на несколько часов я сделаюсь арестанткой. Слушай, Мартон, если б тебе дали свободу, ты бы отказалась от своей развратной жизни и воровства?

— О, если бы Антуанетта была жива, я бы ей служила верой и правдой.

— Ну, так вот что я тебе скажу: ты слышишь, сестра милосердия несет мне лекарство; что бы ты ни увидела сейчас, молчи.

Вошла сестра. Мартон видела, как погасла лампа, слышала слабый вскрик сестры и больше ничего. Затем

Ванда переоделась в платье сестры, а на нее надела свое, потом она голосом, совершенно похожим на голос сестры Леокадии, позвала:

— Сестра Урсула! Сюда, сюда, в № 7, у нас погасла лампа.

Сестра Урсула вошла, с ней Ванда поступила точно так же и, переодев Мартон в платье сестры Урсулы, связала обеих сестер и заткнула им рты. Затем Ванда и Мартон вышли и легко достигли улицы.

Вернемся теперь к молодому де Морлюксу. Мы уже знаем, что он был ранен на дуэли и пролежал два дня в бреду, затем он написал большое письмо к Антуанетте и к своему другу Оскару де Мариньи, в котором просил его передать письмо Антуанетте.

На пятый день утром в гостиницу города Г. вошел Милон, который узнал от офицеров, ехавших вместе с Аженором в Ренн, что Аженор не доехал до места по причине дуэли. Милон нашел его здесь.

— Меня зовут Милон, и я приехал сюда ради Антуанетты.

— Вы… Милон… друг моей Антуанетты?

— Я приехал вас уведомить, что Антуанетта в смертельной опасности, и вы один только можете спасти ее.

— О! Едем, едем сейчас же!

И Аженор, несмотря на свои раны, поехал вместе с Милоном.

Милон всю дорогу молчал.

На станции их ожидал Рокамболь, или майор Аватар.

— Это начальник, — сказал Милон.

— Извините, но мне некогда объясняться, кто я, — я должен заниматься только Антуанеттой.

Они сели втроем в карету и отправились в квартиру Милона, там Рокамболь дал Аженору рукопись баронессы Миллер и сказал: «Читайте, но не останавливайтесь».

Аженор, читая, по временам то бледнел, то краснел, холодный пот выступил на его лбу.

— О, отец… отец…— проговорил он.

Нет ничего удивительного, что чтение рукописи было для Аженора страшным ударом, ибо он любил своего отца.

Когда Рокамболь рассказал ему, что Антуанетта была в Сен-Лазаре, что дядя его велел отравить ее, Аженор хотел застрелиться.

— Не знаю, дошел ли яд по назначению, но пойдем посмотрим, — проговорил Рокамболь.

— Начальник, — бормотал расстроенный Милон, — что вы сделали с Антуанеттой?

— Молчи! И помни!.. — сказал Рокамболь. Дорогой Аженор не проговорил ни слова, только когда они дошли до кладбища, он воскликнул:

— Антуанетта умерла! — и упал без чувств. Рокамболь и Милон внесли Аженора в квартиру

Риголо.

Там были Ванда, Мартон и жена Риголо, Марцелина. Аженора привели в чувство.

— Где Антуанетта, где… Она умерла? Рокамболь подошел к столу и, взяв бумагу, подал

Аженору.

Это было свидетельство о смерти девицы А., дочери торговки Галльского квартала Марлотт.

— Антуанетта умерла, мне больше нечего делать, — и Аженор умоляющим взглядом просил у Рокамболя револьвер.

— Не угодно ли вам посмотреть на нее, пока она еще не погребена?

— Взглянуть на нее и убить себя на ее гробе!

— Пойдем, — сказал Рокамболь и взял его за руку, делая знак Риголо.

На дворе была ночь и шел сильный дождь. Рокамболь, Милон, Аженор и Риголо шли посмотреть на труп Антуанетты. Через несколько минут они достигли склепа, где стоял гроб в ожидании отдельной могилы. Аженор вырвался из рук Милона и бросился на гроб. Милон, весь бледный, еле стоял на ногах.

— О боже, боже, не может быть, она не умерла, — проговорил Аженор.

— А если в самом деле она не умерла? Аженор остался неподвижен.

Милон вскрикнул, но то был вопль облегчения, потому что он, видя Антуанетту даже в гробу, не мог поверить, чтоб Рокамболь дал ей умереть.

— Ну, девица А., дочь торговки, действительно умерла, но Антуанетта Миллер может встать из гроба, если я захочу. Она в летаргии, и потому несите ее в квартиру.

Милон схватил и понес. Придя, он положил ее на постель и ждал возвращения Рокамболя.

— Она приняла curare, который не так скоро убивает насмерть. Ей следует дать другого яду, чтобы заставить сердце снова биться, — сказал Рокамболь.

Настала минута молчания. Все стояли на коленях перед Антуанеттой.

Только один Рокамболь действовал. Он вынул из кармана какую-то баночку с жидкостью, обмакнул в нее ланцет, потом, отогнув рукав Антуанетты, проколол жилку. Через две минуты голова ее вдруг поднялась, синеватое лицо совершенно преобразилось.

— Она жива! — промолвил Аженор.

Тут произошла сцена, которую на словах передать невозможно.

— Теперь все прочь! Она откроет глаза через час, не раньше, — проговорил Рокамболь.

Мужчины все вышли, остались одни женщины, которые раздели ее и положили в постель. Через некоторое время Мартон позвала мужчин, ибо Антуанетта приходила в чувство.

Вдруг губы Антуанетты зашевелились, и она проговорила:

— Не в раю ли я?

— Антуанетта, милая Антуанетта, — проговорил Аженор.

— Вы! — прошептала она.

— Рай спустился на землю, — сказал Аженор.

— Рай есть любовь, — пробормотал Рокамболь.

И от воскресшей Антуанетты, которая видела и слышала только своего Аженора, медленно отошли два падших существа — Мартон и Рокамболь, для которых доступ в храм любви был запрещен.