Николай. Нет. Вы действительно заслуживаете и уважения, и любви всякого порядочного человека; но ведь я способен погубить вас, загубить вашу жизнь.

Людмила. А на что мне она? Губите! Я буду и тем довольна, если сумею чем-нибудь вашу жизнь усладить, утешить вас.

Николай. Только усладить, утешить, и за это губить себя! Вы слишком мало себя цените.

Людмила. Разумеется, мечты мои другие. Моя мечта – видеть вас покойным, счастливым, и для этого я готова на всякие жертвы, решительно на всякие.

Николай. Ангел мой, Людмила Герасимовна, за прежнее простите меня! А на этот раз я поступлю с вами честно – я вас разочарую. Ваши мечты так мечтами и останутся; спасти меня невозможно, у вас нет средств для этого: я затянулся очень глубоко. Вы только себя погубите, и потому лучше посторонитесь с моей дороги. Ни спокойного счастья, ни такой женщины, как вы, я и не стою и желать не умею; мне нужно другое.

Людмила. Что же другое?

Николай. Стыдно вам сказать.

Людмила. Если стыдно сказать, так, значит, стыдно и желать и делать.

Николай. Да, вы правы. Но либо я рожден с дурными наклонностями, либо еще не перебесился. Ах, как я устал, как я изломан!

Людмила. Отдохните.

Николай (садясь у стола). Да, надо отдохнуть немножко, денька два дома посидеть.

Людмила. Как я рада!

Николай. Какая вы добрая! Эх, некрасива моя жизнь, Людмила Герасимовна; а впереди еще некрасивее.

Людмила (подходя к нему). По крайней мере не обегайте меня, когда вам нужно будет утешение или участие.

Николай (подавая ей руку). Благодарю вас, благодарю.

Людмила (заметив у Николая револьвер в кармане, берет его). А это вот отдайте мне.

Николай. Осторожнее, он заряжен.

Людмила. Зачем он у вас?

Николай. Я его купил дешево, мимоходом, у носящего, на глаза подвернулся. Деньги оставались, думал, все равно промотаю, а это вещь полезная, может быть и пригодится.

Людмила. Я его запру у себя; когда вам понадобится, вы мне скажите.

Николай (с улыбкой). Пожалуй, заприте. В самом деле, уберите лучше, а то глядишь, глядишь на него, да и пожалуй…

Людмила. О каких страшных вещах вы говорите так равнодушно.

Николай (смеясь). Вот толков-то наделаю. Не влюблен ли безнадежно, казенные деньги не затратил ли? Как будто нет причин проще…

Людмила. Какие же?

Николай. Жить незачем. Как хочется жить, так нельзя; а как можно, так не хочется. Да, уберите лучше… Скверно жить, Людмила Герасимовна.

Людмила. Перестаньте, не мучьте меня. За мою откровенность будьте и вы со мной откровенны.

Николай. Это чего ж вы хотите? Чтоб я рассказал вам всю гадость моего положения? Пожалуй, только не теперь, я устал очень.

Людмила. И мне нужно идти со двора; а вот ужо, в сумеречках… Обещаете? Вы дома будете?

Николай. Дома.

Людмила. Ну, до свидания. (Заходит в свою комнату, оставляет там револьвер, надевает бурнус и платок, потом запирает свою дверь и уходит.)

Николай. Вот некстати. Не в таком я теперь расположении, чтоб в эти сентиментальности путаться. А впрочем, что ж, помеха небольшая. Все-таки как-то теплее, когда тебя кто-нибудь любит.

Из передней выбегает Дормедонт.

Николай, Дормедонт, потом Шаблова.

Дормедонт. Маменька, маменька, Варвара Харитоновна приехала!

Шаблова входит.

Шаблова. Выдумывай еще! В наш-то курятник, да такая дама поедет. Не умеет она прислать-то! И лакея пошлет, так мать-то собачьей рысью к ней побежит; а то очень нужно ей самой ехать.

Дормедонт. Да ведь я не знаю-с; кому ж быть-то, как не ей! Посмотрите!

Шаблова (взглянув в окно). Что за чудо! И то ведь она. Видно, дело какое спешное!

Николай. Маменька, коли меня спросит, скажите, что дома нет! (Уходит.)

Шаблова. Ах ты алистократ! Видно, дело-то не тяга, видно, у ней получше тебя есть. Бежать, встретить! (Выходит в переднюю и возвращается с Лебедкиной.)

Шаблова, Лебедкина и Дормедонт.

Шаблова. Какими судьбами, матушка благодетельница? Кому молиться-то прикажешь?

Лебедкина. Это кто у тебя?

Шаблова. Сынок, матушка.

Лебедкина (Дормедонту). Вы тоже адвокат?

Дормедонт. Нет-с, я так.

Шаблова. Где ж ему! Он по домашней части. (Дормедонту.) И что ты тут толчешься?

Дормедонт уходит.

Лебедкина. Душа моя, Фелицата Антоновна, поскорей!

Шаблова. Да что поскорей-то? Чаю прикажете?

Лебедкина. Ну вот, чай! Ты мне карточки.

Шаблова. Мигом, матушка. Карты всегда при мне. Как солдат с ружьем, так и я с ними. (Достает колоду из кармана.) По какой части? По амурной, что ли?

Лебедкина. Да, да, поскорей!

Шаблова. Трефового короля-то класть, все того же?

Лебедкина. Да, все того же, трефового; только выколи ему булавкой глаза!

Шаблова (колет булавкой короля). Вот тебе, обидчику! (Раскладывает карты.) Матушка вантаж.

Лебедкина. Да какой от него авантаж! Другую неделю глаз не кажет; измучилась, не утерпела, к тебе бросилась.

Шаблова (рассматривая карты). Придет.

Лебедкина. Да ты погляди хорошенько! Займись этим делом, займись! Вот это какая дама-то? При чем она тут? Вот за нее-то ему глаза и выколоть.

Шаблова. Не греши! Она в стороне. Видишь, он от нее отвернулся.

Лебедкина. Да верно ли?

Шаблова. Гляди сама, коль не веришь! Что меня обижаешь! Я ль тебе не угадывала? Как, бывало, скажу «жди!», ну так и есть, к вечеру и тут как тут, ты и с радостью.

Лебедкина (смешивая карты). Ну, верю. Разложи-ка еще! Я было и забыла совсем.

Шаблова. Теперь на даму?

Лебедкина. На меня.

Шаблова (раскладывая). Дело, что ли, какое?

Лебедкина. Да ты гляди!

Шаблова. Вижу, дело денежное.

Лебедкина. Ты смотри хорошенько, платить мне или нет.

Шаблова (рассматривая карты). Пожалуй, что и заплатишь; по видимости так выходит.

Лебедкина. Ах, не хочется! Время-то к зиме; какие у меня зимой расходы, сама знаешь. Опера, вечера, новости из-за границы получат скоро, одни перчатки разорят.

Шаблова. Ну, да уж что говорить!

Лебедкина. Ах, не хочется платить. К зиме добрые люди занимают, а ты плати. Очень весело платить! Мне самой деньги нужны. Вот шляпка! Что в ней особенного? А с меня за нее взяли, что и не выговоришь. Хороша?

Шаблова. Хорошему все хорошо; а на волка хоть и лучше надень, все волк будет. Да ты должна, что ли?

Лебедкина. Разумеется, должна. Когда же я не должна бываю?

Шаблова. Кому?

Лебедкина. Купцу Дороднову. Я у дяди его занимала-то, а ему по наследству досталось. Тот был человек учтивый, подождал бы, а этот мужик серый.

Шаблова. Льготы не дает?

Лебедкина. Срок вышел, так я заезжала к нему сегодня утром, чтоб переписать документ. Вы, говорит, мне, сударыня, ничего не должны; я ваше заемное письмо передал стряпчему Маргаритову, с ним и извольте считаться. Видимое дело, что взыскать хочет.

Шаблова. Маргаритову? так ведь он у меня живет, в этих комнатах.

Лебедкина. Каков он?

Шаблова. Ефиоп.

Лебедкина. Не уступит?