— А Лаврентьев по-прежнему дикий человек?.. Ни с кем не знаком?

— Тише, тише, Коля!.. Вася за Лаврентьева горой стоит. Дикий человек — его приятель! — засмеялся Иван Андреевич. — Сошлись.

— Вот как!

— Человек-то он честный, только с некоторыми странностями. Совсем мужиком живет, по-прежнему!

— Ну, а Лески пусты?

— Нет. Недавно приехала Смирнова с двумя дочерьми. Очень неглупая женщина. Верно, в Петербурге о ней слышал?

— Как же, слышал. У нее бывает интеллигентное общество.

— Познакомься, если хочешь…

— С удовольствием. Говорят, порядочная женщина.

— И у Лаврентьева побывай. Человек он хороший, хоть и странный. Ты ведь с ним не знаком? И я с ним через Васю познакомился, а то прежде встречались только.

— Так вот как! Перемен-то у вас немало!

— Леночка, Коля, замуж выходит! — вставила Марья Степановна, подходя к разговаривающим.

— Да, да, я и забыл тебе сказать.

— Леночка? Это интересно. За кого?

— Угадай.

— Трудно.

— За Лаврентьева.

— Дикий человек женится на Леночке! Вот не ожидал! Никак не ожидал. Она часто у вас бывает?

— По-прежнему. Верно, сегодня придет.

— Леночка за Лаврентьева! Признаюсь, вы меня поразили.

— Лаврентьев три раза ей делал предложение.

— И она, наконец, согласилась?

— Что ж, если любит.

— Ну, разумеется; только я думал, что Леночке иная судьба готовится, а впрочем… Непременно поеду к Лаврентьеву. Верно, он стал чище одеваться, если Леночка за него замуж выходит. С ним, значит, произошла метаморфоза!.. — засмеялся Николай. — Экая роскошь-то в саду! После Петербурга точно в рай попал!

— Надеюсь, ты у нас до осени? — спросила Марья Степановна.

— Еще бы…

— А после? — спросил отец.

— Еще не решил, папа. Предположение есть. После поговорим! — произнес он, возвращаясь назад. — Ну, пойду переоденусь, а то я на дикого человека теперь похож!

Он вошел в столовую и, увидевши Васю, сидевшего на том же месте, охватил его за тонкую талию и нежно сказал:

— Чего ты, милый Васюк, один сидишь? Пойдем-ка!

И он увлек брата к себе в комнату.

— Все тот же! — проговорил, радостно улыбаясь, Вязников, обращаясь к жене.

— Тот же. Приехал — и будто веселье с ним приехало.

— А за обедом не худо было бы выпить по бокалу шампанского. Как ты думаешь, старуха? Есть у нас?

— Как не быть! Я припасла к Колиному приезду.

— Вот и отлично! Поздравим его с окончанием курса! Молодец он у нас. Конек горячий!

— Это-то и страшно.

— Отчего страшно?

— Ты разве забыл свою-то молодость?

— Ему не надо этого… Боже сохрани! — проговорил Иван Андреевич. — И к тому же… А, впрочем, зачем загадывать, милая… Что будет то будет! Лишь бы остался честным человеком!

— Ну, а ты, Вася, как живешь? — спрашивал старший брат у Васи, подававшего Николаю мыться.

— Ничего, живу себе. На голову лить?

— Полей, голубчик… Вот так… Эко славно как! Перед обедом, Вася, купаться? Вода, я думаю, славная теперь, — говорил старший брат, с фырканьем вытираясь полотенцем. — А в академию скоро?

— Не знаю еще…

— Как не знаешь? Готовишься?

— Не очень. Не тянет меня академия…

— Так в университет, что ли?

Вася замахал головой.

— Так куда же?

— Разве надо непременно куда-нибудь?

— А то как же? Не недорослем же быть!

— Не по форме?

— Как это не по форме?

— Так, говорю: не по форме?.. Непременно надо?

Николай остановился и смотрел во все глаза на брата.

— Ты что, Коля, удивляешься так? — тихо спросил Вася.

— Да ты, Вася, чудак… Не сердись, голубчик, а ты чудак какой-то стал… Ведь надо же кончить курс!

— А ты почем знаешь, что надо?.. Как для кого!

Старший брат совсем был изумлен.

— Я думаю, для всякого.

— Это ты про диплом? Так, может быть, мне его не надо… А учиться и так можно, без диплома… Диплом этот для того, кто хочет потом людей морочить… Стара штука!

— Как людей морочить?

— Очень просто, как людей морочат… Мало ли морочат… А я не хочу…

— Ты какими-то загадками, Вася, говоришь… С папой говорил?

— Нет еще. Придет время — скажу!

— Это уж не Лаврентьев ли тебя первобытности учит?

— Ты, Коля, Лаврентьева не знаешь, так зачем ты смеешься? Лаврентьев — чудеснейший человек… Ты посмотри, как мужики его уважают… Он, брат, хоть и без диплома, а по совести живет… человека не теснит… Да ты, Коля, не сердись, пожалуйста… когда-нибудь, может, поговорим, а теперь не расспрашивай.

Он замолчал. Потом, как бы спохватившись, продолжал:

— А ты с Лаврентьевым познакомься. Сам увидишь. Он тоже желает с тобой познакомиться. Статья твоя ему понравилась… Он тебе может много сведений сообщить… Он жизнь-то крестьянскую знает…

Это известие произвело на Николая приятное впечатление. Ему было лестно, что статья понравилась Лаврентьеву.

— А тебе понравилась?

— Понравилась и мне… только… ну, да не теперь… Я на нее заметку написал, — прибавил Вася конфузливо. — После покажу… Так написал… для себя…

— Я познакомлюсь с Лаврентьевым. Сведи меня к нему.

— Отлично! — обрадовался Вася. — Ты увидишь, какой Лаврентьев.

— Ты, кажется, влюблен в него?

— Люблю… да его все любят. Один Кузька не любит. Собирается его извести. Только шалишь, брат!

— Какой Кузька?

— А живодер здешний… Кривошейнов.

Николай продолжал свой туалет. Вася внимательно оглядывал брата и заметил:

— Франт-то ты какой, Коля!

Старший брат вдруг вспыхнул.

— А по-твоему, надо неряхой быть?

— Да я так… Ты не сердись, брат.

— Я и не сержусь…

— То-то, а я было подумал…

Николай протянул руку.

— Ах, Васюк, Васюк, голубчик, кроткая ты душа! Не сердись и ты на меня… Ведь я расспрашивал тебя, как брат… не желая оскорбить…

— Что ты, что ты, Коля! Да разве я обиделся? За что? — повторял он, крепко пожимая брату руку. — Я после тебе все расскажу, на каком основании я никуда не хочу… Ты умный, ты должен понять… Всякий по-своему… Вот если б я умел писать, как ты, то знаешь, что бы я сделал?

— Что бы ты сделал?

— Остался бы здесь да подробно и описал, как мужик живет, а то ведь в газетах все врут… Ах, если бы ты видел только, Коля, что здесь Кузька делает! И нет ему предела! — прошептал задумчиво Вася.