Я сгребал комья земли и сена, чтобы освободить место для свежих запасов, когда за сараем захрустел гравий. Солнце взошло всего час назад, но я работал во дворе с самого рассвета. Вытерев со лба тонкий слой пота, подошёл к передней части дома, и, вонзив вилы в землю, прогулочным шагом направился к Дакоте.

— Странно, что здесь не как в неприступном Форт-Ноксе, — сказала она, вылезая из машины. Обернувшись, посмотрела на длинную, обсаженную деревьями дорогу. — По крайней мере, я ожидала увидеть ворота.

Я выпятил челюсть и пожал плечами.

— Все, что мне нужно, это несколько камер и пара табличек «Посторонним вход воспрещён». Большинство людей здесь не мешают моему одиночеству. Местные жители не лезут в чужие дела. Нужно беспокоиться только о чужаках.

— Ты не беспокоишься о сталкерах? — выгнула она одну бровь.

— Мои поклонники – хорошие люди, Дакота, — улыбнулся я и сунул руки в карманы. — Многие проезжали мимо, но никто никогда не подходил и не беспокоил меня. Думаю вскоре установить ворота. Хотя, они мне особо не нужны.

Она склонила голову набок, осторожно закрыла дверцу машины и пошла к задней части дома, утопая каблуками своих модных туфель в земле.

— Помощь нужна? — поинтересовался я, наблюдая, как она вытаскивает из багажника тяжёлые сумки. Моё предложение осталось без ответа, но я всё равно взял у неё багаж и потащил его на крыльцо.

— Спасибо. Ты не обязан мне помогать, — сказала она, убрав тёмные волосы с глаз, её слова были в равной степени и вежливыми, и холодными. Дакота оперлась на спинку сиденья в машине и достала сумочку, блокнот и пластиковую чашку кофе. — Ты готов?

Я рассмеялся, массируя затылок и щурясь на неё, так как солнце как раз стояло прямо над её головой.

— Сначала мне нужно вычистить вон тот сарай. Иди в дом и переоденься.

— Переодеться? — она уставилась на свои остроносые, подходящие только для прогулок в городе, туфельки и провела рукой сверху вниз по розовой блузке с оборками, которую решила надеть в этот день на ранчо.

— Ты не можешь разгуливать здесь в этом. — Я приподнял шляпу, провёл рукой по макушке, и снова её надел. — Выглядит ужасно дорого. Ты ведь не захочешь испачкаться.

— Я не собираюсь работать на ферме, Бо, — сказала она. — Я здесь, чтобы взять у тебя интервью.

— Может, сначала просто поболтаем, наверстаем упущенное? Тебе всегда нравилось наблюдать, как я занимаюсь домашними делами.

— Разве у тебя нет людей, которым можно было бы заплатить за уборку твоего сарая?

Я поджал губы и пожал плечами.

— Мне нравится это делать. Снова чувствуешь себя самим собой. По большому счёту, я простой деревенский парень, Кота.

— Прекрасно, — сказала она, расправляя плечи и оглядывая окружающие нас холмы. — Я надену джинсы. Но не буду разгребать навоз.

— Нет проблем. Здесь уже много лет нет животных, — сообщил я.

Она наморщила лоб, как бы прося объяснений. Когда мы ещё были вместе, ранчо Мэйсонов было одним из самых больших в округе. Мой отец выращивал кукурузу и соевые бобы, разводил коров абердин-ангусской породы, племенных лошадей и вдобавок кур.

— Два года назад папа умер. Мама продала скот. Я выкупил часть земли. Я могу продолжить и дальше, но ты, вероятно, захочешь что-то из этого для своего интервью.

— Я... я понятия не имела, — сказала она, и взгляд её голубых глаз немного смягчился. — Сожалею о твоём отце.

Дакота и папа когда-то были близки. Он смотрел на неё, как на свою третью дочь, называя своим бонусным ребёнком. Она никогда не знала собственного отца, поэтому он был самым близким из тех, кто у неё когда-либо был. В день его смерти я пытался её найти, чтобы дать знать, но все поиски Дакоты Эндрюс оказались пустыми хлопотами. Я всегда списывал это на её нежелание быть найденной, и часть меня никогда не могла винить её.

— Ты что-нибудь узнавала до того, как приехать сюда? — я вытер лоб о предплечье. — Обо мне?

— У меня не было времени, — покачала она головой.

— Понимаю.

Она направилась внутрь, а я подобрал вилы. Чуть позже Дакота вышла в облегающих синих джинсах и выцветшей футболке университета Кентукки. Её длинные тёмные волосы были убраны с шеи и собраны высоко на макушке, как будто она пыталась убедить меня, что не старалась выглядеть хорошо.

— Давай, начинай, — мои губы растянулись в улыбке. Мне нравилась эта её версия – та, что без модной одежды и без шила в заднице. Она подняла в воздух цифровой диктофон и приложила большой палец к красной кнопке.

— Готов? — спросила она. Даже в такой одежде она была воплощением профессионализма. Похоже, у неё больше не было «выключателя».

Я тысячу раз представлял себе, каково это – снова её встретить, но видеть её сейчас было всё равно, что смотреть в глаза незнакомке. Которая только напоминала женщину, что я знал раньше.

— Давай, задавай свои вопросы, — моя рука скользнула по потёртой деревянной рукояти вил, и мы направились обратно к конюшне. В прошлом году мне посчастливилось участвовать в шоу в Нью-Йорке. И чтобы успеть на какую-то утреннюю передачу, пришлось проснуться в субботу утром достаточно рано. Тогда-то я и увидел Коко Биссетт. Мою Дакоту. Прятавшуюся все эти году на виду у всех.

— Что ты вообще собираешься здесь делать? — спросила она, когда мы вошли внутрь, заглядывая в одно за другим пустые стойла.

— Через несколько месяцев это будет полностью действующая конная ферма, — я посмотрел сквозь пыльные дорожки света, представляя, как станет выглядеть это место, когда всё будет готово. — Я собираюсь разводить теннессийских прогулочных лошадей. Возможно, несколько морганов и миссурийских фокстроттеров.

— Чем сейчас занимается Сибил? — поинтересовалась Дакота. Они с мамой никогда не ладили так же хорошо, как с отцом, хотя в этом не было ничего личного. Мама слишком заботилась о своём единственном сыне, а Дакота была чертовски чувствительна. Она всегда хотела, чтобы все её любили, и никогда не верила, когда я утверждал, что большинство людей не любят даже самих себя.

— Она живет в Луисвилле с Калистой, — сказала я, имея в виду свою старшую сестру. — Калиста сейчас замужем за каким-то корпоративным адвокатом, и у неё куча детей. Они занимают всё время сестры и мамы.

— Как Айви? — спросила Дакота, склонив голову набок, на пару секунд на её губах появилась добрая улыбка. Айви всегда заставляла всех улыбаться. — Они с Эддисон за эти годы потеряли связь.

— Айви, — я тяжело вздохнул. — Держится изо всех сил, — я уставился на изношенный носок ботинка. — В прошлом году она потеряла в Ираке мужа.

Лицо Дакоты вытянулось, и она, отступив назад, прижала руку к сердцу.

— Она теперь мать-одиночка. Два ребёнка. Майлз и Грейси, — продолжил я, сгребая вилами залежавшееся гнилое сено и сваливая его в тачку рядом с сараем. — Они всё ещё живут здесь, в городе. И довольно часто сюда приезжают.

Нравилось нам это или нет, но у нас была история, которая охватывала большую часть нашей жизни. Наше прошлое переплелось и запуталось. Оно было грязным и сложным. Дакота могла вести себя так, будто ей совершенно наплевать на всё, чего она хотела, но я знал, что это не так.

— Как Эддисон?

— Через пару недель выходит замуж, — сказала Дакота.

— Ты одобрила её выбор? — повернул я голову в её сторону, выгнув бровь. Раньше Эддисон никогда ничего не делала без согласия Дакоты. И Дакота управляла жизненным выбором Эддисон, как наседка, которой она всегда вынуждена была быть из-за наплевательского отношения их собственной матери.

— Она уже большая девочка. И может делать, что хочет, — Коко осторожно подошла к ржавым воротам и села на один из облупившихся брусков. — Он мне нравится. И подходит ей. Его отец – риэлтор здесь, в Дарлингтоне, если тебе вдруг это когда-нибудь понадобится.

— Спасибо за рекомендацию, но я проживу остаток своих дней здесь, на ранчо. — Я сгрёб остатки сена, прислонил вилы к стенке сарая и, вытерев руки о джинсы, вышел наружу.

— Куда мы идём? — она последовала за мной, внимательно следя за тем, куда ступает. Старые привычки отмирают с трудом.

— В дом, выпить чаю со льдом, — сказал я, направляясь к дому. Каждый мой шаг составлял два её шага. Я и забыл, какая она маленькая по сравнению со мной.

Я открыл входную дверь с москитной сеткой, придержав её для Дакоты, и потянулся вниз, чтобы поприветствовать старую Руби, которая загорала на крыльце.

— Привет, девочка.

Она лизнула мою руку, её яркая золотистая шерсть потускнела и стала седой вокруг морды, как будто кто-то бросил в неё горсть семян-зонтиков одуванчика.

— Это... — Дакота уставилась на постаревшего золотистого ретривера, сидящего у входной двери. — Это ведь Руби или нет?

— Да, — я взъерошил макушку Руби, и она улыбнулась, как улыбается дряхлая собака, поднялась и, прихрамывая, поплелась за мной на кухню.

— Сколько ей сейчас лет? — Дакота наклонилась, чтобы погладить Руби, нежно проводя пальцами по её мягкому меху.

— Одиннадцать. Может, двенадцать. — Я перестал считать года, когда её морда побелела. Достав из буфета два стакана, бросил в каждый немного льда.

Дакота не могла оторвать глаз от Руби.

— Я помню, откуда она появилась. Мы вместе подобрали её на ферме Янссенов, — её голос затих, как далёкое воспоминание.

Руби медленно опустилась на пол, виляя пушистым хвостом и подметая им пол. Она ослепла и, вероятно, не могла видеть Дакоту, но всё равно казалась благодарной за внимание.

Я налил нам чаю и занял место во главе стола.

— Мы достаточно поболтали о прошлом? — спросила она.

— Ой-ой-ой, — я глотнул чай. — Кто-то торопит события. Разве ты не знаешь, что мы здесь делаем всё немного медленно? Или забыла?

Она выдавила из себя улыбку, но только на мгновение. Улыбка быстро исчезла, когда Дакота откинулась на спинку стула.

— Я здесь всего на неделю, и нам нужно многое обсудить, — она положила диктофон в центр стола, ровно посередине между нами. — Итак, давай начнём с самого начала.