Потом дождь внезапно прекратился, и мелодия оборвалась.

А в остановившемся воздухе затикали часы.

Я взглянул на старика. Он продолжал играть! Его пальцы нажимали на клавиши, и он слегка покачивался, весь в музыке. А я слышал только тиканье часов. Тик-так, тик-так...

Потом я почувствовал, что рядом есть еще кто-то.

И повернул голову.

Улыбаясь, на меня смотрела женщина. Та самая, из телевизора. Она стояла совсем рядом, и я мог коснуться ее рукой... Вы знаете, я не отношусь к людям общительным, заговаривать с женщиной вот так, сразу, для меня не характерно, но здесь все произошло настолько буднично, настолько обычно, что я не помню, что же я ей сказал. Нет, кажется, она спросила. Или что-то сказала... Впрочем, это не так важно. Я почувствовал, что с этого мгновения мы стали существовать друг для друга. Может быть, это прозвучит высокопарно, но я хотел бы сказать - навсегда. Конечно, это затертое слово. Оно потеряло прежний выразительный смысл. Но лучшего слова я подобрать не могу.

- Я хочу посмотреть вашу планету, - произнесла она и снова улыбнулась.

- Нашу планету? - переспросил я. Мой вопрос, помню, прозвучал как во сне. По крайней мере, для меня. "Какую планету? - пронеслось у меня в голове. - Нашу?.. Планету?.."

- Или хотя бы эту местность, - сказала она, - потому что у меня мало времени.

А часы тикали. Где-то над головой. Тик-так...

Она взглянула на старика. Тот величаво кивнул и продолжал нажимать на клавиши, создавая беззвучную мелодию.

Мы подошли к морю, к самой воде. Волны, посверкивая под солнцем, выплескивались на темнеющий осенний песок. Невдалеке проносились чайки.

- Как вы называете этот простор? - спросила она.

- Балтика, - ответил я.

- Балтика, - повторила она, наклонилась, попробовала поймать ладонью волну, потом выпрямилась и стала вглядываться в глубину моря.

- Очень далеко отсюда, - заговорила она, - находится наша Галактика. Ее трудно заметить - она невелика по размерам. И тяготение в ней слабее, чем в остальном космосе. Многие наши поколения мечтали узнать, одиноки ли мы в этой безбрежности, но никто не мог пробиться в глубину нарастающего тяготения. Наконец нам удалось создать корабль с антигравитационным принципом полета, и мы проскользнули в пучины Вселенной. Оказалось, у нас есть братья по разуму. Но... Пока об этом известно лишь экипажу нашего корабля. Те же, кто отправил нас в полет, те, кто остался, не ведают этого. У них один удел - ждать. Ждать нашего возвращения. Ждать, не зная, вернемся мы или нет... Или - готовить новый корабль.

Над берегом разносилось негромкое тиканье, ритмично шуршали набегающие волны. Я молчал.

- Я родилась в звездолете, - вдруг сказала она и посмотрела на меня. Вновь ее глаза проникли к моему сердцу. А голос прозвучал печально: - И жизнь моя также окончится в звездолете. Бесконечным сном.

И все замерло. Только раздавался глухой стук часов, похожий на удары сердца.

Она посмотрела на море, на чаек, и взгляд ее остановился где-то у горизонта.

- Да, - произнесла она, - мы скользим внутри тяготения, но оно гнетет нас, оно тяжело и неумолимо. Мы очень быстро стареем... Мы стали космическими мотыльками-однодневками. Ваши два дня - это для нас год полета. Уже несколько поколений сменилось на борту нашего звездолета. Мы, летящие сейчас, помним их всех. Обязаны помнить. Кто-то должен вернуться домой и рассказать о них. И о нас...

Подул легкий ветер. Чайки с криком рванулись куда-то в сторону.

- Я хочу, чтобы ты знал это, - проговорила она. - Я хочу, чтобы ты рассказал о нас. Ты... - Она улыбнулась. - Ты - первый, кто мне очень понравился. И я верю тебе.

И тут... Я неожиданно обнял ее и поцеловал.

- Пойдем, - сказала она.

Мы ходили долго. Гуляли по берегу. Бродили около электричек. Я показал ей дом Саулитиса и сказал, что видел ее по телевизору.

- Где - здесь? - спросила она.

И мы вошли в дом.

Я сел перед телевизором, включил его и сказал:

- Сейчас. Чуть-чуть. Он должен нагреться.

Вдруг над моим плечом протянулась ее рука. Раздался щелчок.

Зарождающаяся на экране голубоватость свернулась в светящийся комочек и пропала. Я почувствовал ее ладонь на своей щеке. И услышал шепот:

- Не надо. Я все знаю.

Потом наступила тишина. Перестали звучать воздушные часы. Мы их не слышали - ни она, ни я. Ни она и ни я...

...Потом она говорила:

- Когда ты за работой, ты прекрасен. Уверен, спокоен, силен. Ты, наверное, хороший мастер?

- Откуда ты знаешь про работу? - спросил я, а она засмеялась:

- Как ты думаешь, почему вдруг остановился наш корабль? Впрочем, откуда тебе знать... Нас остановила музыка. Ваша земная музыка. Мы посланы нашей Галактикой и, встретив во Вселенной красоту, мы должны сохранить ее для ожидающих нас дома. Эта мелодия создала великую гармонию, а гармония всесильна. Ничто не может противостоять ей. Даже расстояния космоса. Никогда раньше я не слышала такой величественной музыки. Зазвучав, она пронизала мою душу. Я села за инструмент и стала воспроизводить ее. Я как бы стала ее эхом. Космическим эхом вашей земной мелодии... Тогда-то ты и увидел меня по телевизору. По-видимому, возник какой-то канал связи... А я увидела тебя. Ты копался вон в той штуке. - И она показала пальцем на магнитофон.

Он так и стоял на столе, я забыл убрать его...

- Оставайся здесь, - сказал я, и она смолкла.

- Нет, - услышал я. - Нас ждут там.

Голос ее прозвучал отчужденно. А у меня перехватило дыхание. Впервые я оказался лицом к лицу с безнадежностью. Впервые я понял, что это такое. Ощутил так близко, так ясно...

- А если я сам сыграю эту фугу? - Я буквально хватался за соломинку.

- Я бы хотела, чтобы ее играл ты, - сказала она.

И вдруг возникло тиканье.

- Ты слышишь? - спросила она. - Это зов корабля. Понимаешь? Мое время кончается. Я должна возвращаться. Проводи меня.

Когда мы вышли из дома, воздух сильно потеплел. Высокие сосны были наполнены солнечным светом.

- Мелодия удерживает наш корабль, - говорила она. - Если она оборвется, звездолет улетит. И заберет с собой меня...

Мы шли.

За соснами уже темнело море. Полоска песка - и море. По берегу одиноко бродил какой-то мужчина. Она остановилась.

- Вот... Меня уже ждут... Знаешь, что это за человек?

Я не знал.

- Это мой будущий муж, - сказала она и пожала плечами. - Надо же как-то продолжать поколение. Кто-то ведь должен вернуться... Слушай! - прошептала она. - Через семь дней мы снова будем пролетать мимо Земли. Ровно через семь дней. В это же время. Если снова будет звучать эта фуга, если ты сможешь сыграть ее, я смогу ненадолго прийти к тебе. Только...

- Что? - голос мой дрогнул, а она улыбнулась:

- Только я уже буду старше. Возраст - это проблема для всех женщин, во всей Вселенной.

- Я сыграю ее, - сказал я.

- Через семь дней, - произнесла она и побежала на берег.

И вновь зазвучали часы. До сих пор я ненавижу их проклятую размеренность!

Мужчина направился к ней. Что-то сказал. Она подняла голову и посмотрела вверх. Он продолжал говорить, а она оглянулась в мою сторону, и ее взгляд был долгим.

Потом пошел голубой дождь и скрыл их фигуры, а когда он прекратился, над взморьем снова разнеслись звуки фуги Баха...

Неделя для меня прошла в каком-то кошмаре. Я убегал с обеденных перерывов. За пять минут до конца рабочего дня я уже оказывался у выхода. Я объездил всю Ригу, я искал ноты этой фуги, и все же я нашел их. Спеша, как в лихорадке, я разучивал ее на фортепиано. Я стал ошибаться на работе, и меня не ругали только потому, что раньше обо мне всегда было хорошее мнение, и слишком уж неожиданными и нелепыми оказывались мои ошибки. Эти семь дней превратились в вихрь. Все неслось, все металось, и сам я захлебывался в каком-то отчаянном затягивающем водовороте...

Через семь дней я снова был в Вайвари.