- А если - больше?

- Гм... - сказал Хряпов. - Как?... Почему? - и посмотрел на меня.

Я пожал плечом:

- Не думаю. Ведь написано же в письме...

- Да-да, в письме, - спохватился Хряпов. - Где оно?... Вот, нуте-ка... - он шуршал и хрустел листком. - Ага: "В конце концов... я пришел к решению... я приду отомстить...". Вот видите: двое.

- Почему двое? Где написано? - тревожно спросил Фундуклиди.- Я не слышал...

- Так ведь дело называлось: "Булкин и сын", - сказал я. -Ежели есть сын, то неужели он не поможет папаше?

- Ладно, - сказал Фундуклиди. - Сын. Но вопрос: нету ли третьего и четвертого?

Хряпов откинулся на кресле так, что пискнула спинка.

- Я думаю, что мой план предусматривает и это, - сказал он.- Дело, конечно, необычное, господа... Давайте на минуту представим себя на месте злодеев... Что бы вы делали, Михаил Ксантиевич?

- Я? - спросил Фундуклиди.

Ему понравилась идея. Он извлек из коробки еще сигару, вставил ее в рот, и, забывши зажечь, торжественно изрек:

- Я напал бы внезапно!

Хряпов поморщился.

- Вы должны вообразить себя злодеем Булкиным, я не злодеем Фундуклиди... Ну-ну, больше фантазии! Влезьте в шкуру коварного и умного (в определенной степени, конечно) человека!

Фундуклиди покрутил головой, показывая, что усиленно размышляет. Я готов был спорить на любую сумму, что он так и не понял, что от него требуется.

- Э... - сказал он. - Я бы установил за домом строгое наблюдение...

- Так! - оживился Хряпов.

Фундуклиди принялся раскуривать черный палец сигары.

- Потом... я выяснил бы, нет ли поблизости засады.

- Ну-ну!

- И... внезапно напал бы!

- А вы, Петр Владимирович? - обратился Хряпов ко мне.

- Я кажется догадался, - сказал я. - Вы полагаете, Савватий Елисеевич: зная, что в доме находятся всего два-три человека, злодеи, исходя из расчета делать меньше шума и оставить меньше следов, тоже будут действовать малым количеством... Но, даже если со стороны злодеев будет перевес в один или два человека, он сгладится тем обстоятельством, что нападающие - они, а не мы.

-Идеально! - воскликнул Хряпов. - Итак, наша задача - ждать. Спокойно готовиться, так сказать, к Страшному суду... Хе-хе!

- А все-таки я бы известил полицию, - сказал Фундуклиди.-Так... для порядка.

- Нет-нет! - замахал руками Хряпов. - Эти господа из полиции, как всегда, будут излишне суетиться, наделают массу глупостей (извините, что я так сурово отзываюсь о ваших коллегах, Михаил Ксантиевич), и в конце концов подставят нас же под пули... Нет-нет, увольте, без полиции!

- Ну что ж... - поспешно сказал Фундуклиди. - Не хотите... Если вы так считаете... Я ведь ради вашей безопасности...

"Харчи оправдывает", - подумал я.

- Так... Что еще? - сказал сам себе Хряпов, взял со стола карандашик и покрутил его в пальцах, оживляя память. - Вроде бы всё о нашем деле... Жить будете каждый в отдельной комнате. Надеюсь, жаловаться будет не на что.

Он обвел нас взглядом. Я наклонил голову; детектив молчал и сопел сигарой.

- Насчет еды - тоже не беспокойтесь. Надеюсь, что угожу вашим вкусам... (Хряпов говорил с легким оттенком превосходства и иронии; впрочем, вполне допустимым). Кстати, не желаете ли сейчас закусить? А то может, и выпьем за успех нашего дела?

Мы с Фундуклиди переглянулись.

- Не знаю, как Михаил Ксантиевич, а я не против.

-Я тоже не против, - сказал грек, как мне показалось, даже мечтательно.

Впрочем, к его фигуре гурманство даже шло.

- Отменно, - сказал Хряпов и поднялся (мы - следом). - Я заранее велел накрыть Степану а ля фуршет... Так сказать, в честь знакомства и прочее... Вы любите аи?

- Обожаю, -промолвил я.

Фундуклиди грыз сигару.

Перед сном ко мне в комнату постучали.

Вошел шикарный, готовый ко сну, Хряпов; в коленях у него болтались кисти халата.

- Разрешите?

- Забавно, - сказал я. - Хозяин спрашивает у гостя разрешения войти.

- Теперь вы хозяин в этих стенах, - церемонно сказал Хряпов. - Как устроились?

- Отменно.

Комната моя со второго этажа выходила окнами в кущу дерев, а дальше, за чугунной оградой, в рытвинах и колдобинах лежала Приречная улица.

- Я к вам, собственно, с просьбой, - сказал Хряпов.

- К вашим услугам.

Савватий Елисеевич прошествовал через всю комнату и глянул в окно, словно ожидал увидеть там нечто новое, кроме июльской тьмы и гнилого света трактира "Три богатыря", что пятнами ложился на листья.

- Я хотел вас просить... как бы это объяснить... Если вам не трудно не углубляйтесь в разговорах с Михаилом Ксантиевичем в подробности нашего с вами контракта... суммы и прочего.

Значит, бедного грека поймали совсем на гроши!

Хряпов вопросительно смотрел на меня.

- Мне не трудно будет выполнить вашу просьбу, - сказал я.

Каждый раз, когда я вспоминал фундуклидин нос, напоминающий отметку на географических картах: "столько-то метров над уровнем моря" - меня начинал распузыривать смех.

- Вот и славно, вот и славно! - сказал Хряпов. - А теперь - удаляюсь, не буду вам мешать. Спокойной ночи.

- Спокойной ночи.

Хряпов вышел и осторожно прикрыл дверь.

5.

По привычке я проснулся рано.

По комнате отсветами сквозь листья бродило солнце, и я не сразу вспомнил, где нахожусь: шкаф тщательной работы, ковер, низкий столик... Но самым замечательным предметом была кровать - пышная и податливая, словно роскошная женщина. Приятно было думать, что еще целый месяц предстоит нежиться в этих перинах в почтительном окружении дорогих вещей.

Вслед за этой мыслью пришли и прочие - тоже приятные...

В редакции с солнцем уже началась муравейная суета. Буз из поднебесного кабинета увидел, как ползет из-за излуки старый копотун "Еруслан", и сразу же послал Ваську Беспрозванного на пристань - спасать колонку происшествий. А что, собственно, может Васька?.. Настрочит десяток сплетен для шапки: "Новости из столицы" и опишет слезными словами роман судового буфетчика и пассажирки из третьего класса.

По городу уже, наверное, разбежались мальчишки-газетчики,

пронзительно искушая обывателей скандалами, поджогами и опрокинувшейся в Киеве конкой (по вине социалистов, конечно). К обеду Никодимыч, горестно качая очками, подсчитает выручку. Буз уедет обедать мрачный; все начнут шептаться и кое-кто почувствует над головой занесенный меч увольнения... Екклесиастова суета! Разве это жизнь? Нет, любыми путями - ногтями, зубами - построить фундамент собственной независимости из самого прочного материала - из того самого, который лицемеры из суеверного опасения именуют презренным металлом. Как бога, его избегают называть прямо, поминать всуе: зовут бабками, барашками, финагами... Оно и есть бог!

Я заметил, что начал оправдываться сам перед собой за то, что пошел к купцу в услужение, да еще наймитом - охранять его особу! Однако, я тотчас оборвал такие мысли: это вынужденная мера. В самом деле: кто виноват, что одни рождаются с деньгами, а другие - нет?..

Мои размышления прервал стук в дверь. Так осторожно, наверное не стучатся даже министры в спальни королей.

Вошел слуга, он же камердинер, Степан.

- Здравствуй, Степан, - сказал я ему, представляя себя со стороны и наслаждаясь.

Действительно, эта картина мне нравилась: длинная, богатая постель и застывший лакей.

- Желаю здравствовать, - сказал Степан. - Савватий Елисеич просили к завтраку через двадцать минут-с.

- Отменно, - сказал я, потянулся, но конца кровати не достал.

Я подумал: что же говорят в таких случаях литературные персонажи? - и

обронил:

- Передай: буду.

Молчаливый Степан удалился.

Я откинул одеяло и встал. Затем я долго тщательно одевался, стараясь выудить из своего костюма всю элегантность, на которую он еще был способен.

По дороге вниз (комнаты всех нас троих были на втором этаже


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: