Вынырнув, я отер с лица воду и окликнул приятеля:

— Эй, давай сюда! Здесь глубоко!

Не чуя подвоха, тот кивнул, поднял руки над головой — и прыгнул в воду, взметнув тучу брызг.

Секунды бежали, а он все не выныривал... Иного я и не ждал. Ведь в том самом месте со дна поднималась скала, совершенно невидимая с поверхности моря. Случайное это открытие и родило в моей голове коварный замысел. Все вышло так, как я и планировал: он разбил себе голову о скалу. Вам верно известно, что умелый ныряльщик в незнакомом месте никогда не входит в воду вертикально. Я-то успешно справился с трудной задачей, а вот приятель мой был новичок в этом деле — за что и поплатился.

Через какое-то время тело его все — таки всплыло, словно дохлая рыбина. Он был без сознания. Я вытащил его на песок и побежал в поселок. Там, на берегу, отдыхали рыбаки — они только что выбрали сети и устроили себе перекур. Рыбаки с готовностью согласились помочь, но когда мы прибежали на место происшествия, стало ясно, что приятеля моего уже ничто не может спасти. В голове у него зияла рана, в глубине которой белел мозг; песок вокруг весь пропитался алой кровью.

За всю мою жизнь меня только дважды допрашивали в полиции, и впервые — в тот раз. Совершенно естественно: ведь я был единственным свидетелем «несчастного случая». Но поскольку все знали, как близки мы были с покойным, меня отпустили без проволочек. Полицейские даже выразили мне искреннее соболезнование...

В общем, если вдаваться в подробности, рассказам не будет конца. Надеюсь, вы и так уже поняли, что такое «чистое» преступление? Можно сказать, что все мои злодеяния носили подобный же характер. Как-то раз, во время циркового представления, я погубил канатоходку, сделав один весьма непристойный жест — мне даже неловко сказать вам, какой именно, — когда она балансировала на проволоке под куполом цирка. Девушка заметила это, отвлеклась — сорвалась вниз и разбилась... В другой раз, оказавшись волею случая на пожаре, я сказал обезумевшей женщине, искавшей свое дитя: «Он там! Разве вы не слышите его криков?» Несчастная бросилась в объятый пламенем дом и сгорела...

Увидев на мосту девушку, явно задумавшую свести счеты с жизнью, я подкрался и громко крикнул ей прямо в ухо: «Что вы делаете?! Постойте!» Может статься, она еще передумала бы. Но тут от испуга сорвалась в воду и утонула. Впрочем, час уже поздний, и вам, вероятно, наскучили мои россказни, Потерпите немного — я скоро закончу.

Из предыдущих историй вы, видимо, заключили, что за один раз я всегда убивал только одну жертву, однако это не так. Иначе я бы не успел умертвить за три неполных года девяносто девять человек.

История, которой я собираюсь закончить повествование, произошла прошлой весной. Вы, верно, читали тогда в газетах о крушении на Центральной железной дороге? В той катастрофе пострадало немало людей. Так вот: это подстроил ваш покорный слуга.

Все получилось до нелепого просто, хотя потребовалось немало времени, чтобы найти подходящий для моего плана участок пути. Я наметил именно эту линию потому, что местность там гористая, а кроме того, Центральная железная дорога всегда пользовалась дурной славой — так что очередное крушение никого бы особенно не удивило.

Я остановил выбор на участке за станцией М. На это ушла неделя. Неподалеку от М. бьют целебные источники, вот я и обосновался в тамошней гостинице, сделав вид, будто приехал на воды лечиться, и изо дня в день принимал ванны. Так впустую прошло еще десять дней. Наконец я решил, что пора кончать этот спектакль.

После обеда я по обыкновению отправился в горы — якобы на прогулку. Удалившись от гостиницы на пол-ри, я забрался на скалу и просидел там до наступления сумерек. Как раз в том месте железная дорога делала крутой поворот. По левую сторону от полотна скала обрывалась вниз, образуя ущелье, по дну которого узкой лентой извивалась речка, едва различимая в вечерней дымке.

Вот он, вожделенный миг! Никто не мог видеть меня, но все же на всякий случай я притворился, будто споткнулся — и пнул ногой большой камень, лежавший у самого обрыва. Я давно приметил его: достаточно было легонько его толкнуть, чтобы он свалился точнехонько на пути. Мне повезло: камень упал именно так, как надо, — прямо на рельсы. Через полчаса здесь должен проследовать скорый из Токио. К тому времени уже совсем стемнеет. Камень лежит за поворотом, так что машинист попросту не успеет заметить его. Удостоверившись, что все рассчитано правильно, я поспешил на станцию М. Дорога шла через горы, и было ясно, что я успею не ранее, чем через полчаса. Ворвавшись к начальнику станции, я выпалил:

— Скорее... беда! — И прерывающимся голосом поведал ему, что лечусь на водах, что нынешним вечером, прогуливаясь в горах, ненароком столкнул на рельсы большущий камень; поняв, что натворил, попытался спуститься вниз, чтобы очистить путь, но не нашел тропинки (я ведь приезжий и плохо знаю места!) — и тогда помчался сюда, чтобы предупредить: — Сделайте что-нибудь, поскорей, иначе будет поздно! — закончил я с озабоченным видом.

Начальник станции побелел.

— Скорый из Токио уже проследовал станцию. Сейчас он как раз подходит к тому повороту...

Именно на это я и рассчитывал!

Вскоре от чудом спасшегося кондуктора стало известно, что поезд сошел с рельсов, имеются погибшие и раненые.

Само собой, в тот вечер меня доставили в участок, но я был готов к допросу, и все прошло без сучка, без задоринки. Меня лишь сурово отчитали — и отпустили. Наказания (не считая мелкого штрафа) не последовало. Вот так, джентльмены, я одним махом убил семнадцать человек.

Да, господа, я — убийца, я отнял жизнь почти у сотни человек. Но я не раскаиваюсь — я томлюсь от скуки. Мне надоело и это. И все — таки я намерен дополнить свой счет. Теперь моя очередь умереть... Я вижу, вам не по нутру такая жестокость. Что ж, вы правы: кто из смертных сравнится со мной в злодействе? Но причина этого — скука, невыносимая скука, и я хочу, чтобы вы поняли мои чувства. Да свершится же суд... Я готов выслушать любой приговор.

Повествование закончилось. Рассказчик умолк и обвел всех безумным взглядом. Никто не проронил ни слова. Лица присутствовавших, освещенные багровым зловещим пламенем свечей, были абсолютно бесстрастными.

Неожиданно на скрывавшей дверь ткани возникло какое-то ослепительно сверкающее пятно. Оно стало расти — и превратилось в большой серебряный круг, который медленно выплыл из — за алой портьеры, словно луна из — за туч. Я тотчас же догадался, что это такое: поднос с напитками в руках у официантки. Но жутковатая атмосфера Красной комнаты странным образом преобразила предметы: картина разительно напоминала сцену из «Саломеи» — с отрезанной головой пророка. Мне даже почудилось, что вот сейчас, вслед за рабыней с подносом из-за портьеры возникнет стражник с алебардой в руках. Однако вместо толстогубой полуобнаженной рабыни появилась очаровательная официантка. Подойдя к столу, она с непринужденной грацией принялась расставлять бокалы. Девушка казалась существом из иного мира, словно в мертвенный склеп вдруг ворвался ветер живой жизни, и мне сделалось как-то не по себе. Вместе с девушкой в Красную комнату проникли звуки из соседнего ресторана: музыка, смех, визг подвыпивших женщин.

Неожиданно в руках Т. показался револьвер.

— Прощайся с жизнью! — сказал он самым будничным тоном и направил вороненое дуло на официантку.

Тут все смешалось: грохот выстрела, наши вопли, истошный крик девушки...

Все повскакали со своих мест. Но официантка была жива и невредима; она по — прежнему стояла на том же месте, с подносом в руках и в оцепенении смотрела перед собой ошеломленным взором.

Т. захохотал как безумный.

— Да это игрушка! Игрушка! Ловко я тебя одурачил. Ханако! — И он снова истерически рассмеялся.

Я с удивлением взглянул на револьвер-тот был совсем как настоящий, даже дымок еще курился над дулом.

— Так значит... это игрушка?! Боже, как вы меня напугали! — Бледная до синевы официантка медленно приблизилась к Т. — Дайте мне его... взглянуть. Совсем как настоящий!