Вот что пишет по поводу этого слова «Краткий этимологический словарь русского языка» Шанских и Иванова:

«ТОВАРИЩ — общеславянское заимствование из тюркских языков. В тюркских языках это слово является сложным, образованным путем соединения tovar (товар) и es (ищ) (друг). Первоначальное значение, вероятно, „компаньон в торговле“».

То же самое видим мы и в трехтомном, лучшем из существующих, словаре большого знатока славянской этимологии профессора Макса Фасмера:

«ТОВАРИЩ — обычно объясняется как происхождение из тюркско-татарского tavar (имущество, скот, товар) и es, is (приятель, друг)».

Не следует, однако, думать, что в тюркских языках «товарищ» могло иметь значение во всем подобное дореволюционному «компаньон», т. е. «член какой-то торговой компании», «соучастник в деле». Разумеется, в далеких веках, перед тем как войти в русский язык, слово это у наших тогдашних соседей — степных кочевников и полукочевых тюрков имело несравненно более романтический смысл и характер. Через тюркский приволжский и среднеазиатский Восток велась тогда оживленная торговля и Московской Руси, и Западной Европы с Индией и Китаем.

В Хорезме, в Самарканде, в Бухаре и Хиве собирались караваны, пускавшиеся в долгие и опасные пути через Амударьинские и Сырдарьинские пустыни, через Памир и Тянь-Шань, среди опасностей широкой и бесконечно длинной Волги, по дремучим русским лесам. Участники таких караванов (а их редко посылал какой-нибудь ОДИН купец) собирались, конечно, прежде всего по деловым признакам: или работавшие в одной и той же отрасли торговли, или, наоборот, в нескольких, смежных. Но в то же время они зорко приглядывались друг к другу, прикидывая моральные, человеческие качества один другого. В многонедельном, а то и многомесячном пути было очень важно питать уверенность в твоем компаньоне, знать, что он ни сам не прирежет тебя на ночлеге в темном караван-сарае, ни выдаст твои тайны (где у тебя зашито золото или драгоценные камни), если налетит шайка разбойников и будут угрозами и пытками вынуждать такие признания. Тот, на ком останавливался неоднократно выбор какого-нибудь хивинца или самаркандца, кто много раз делил с ним и опасности и барыши, на самом деле становился чем-то большим, чем случайный спутник — йолдаш, даже чем тот, с кем ты сидел спина к спине в медресе — аркадаш. И слово «таварищ» постепенно приобретало более теплое, более высокое значение.

Окончательно же значение этого слова стало меняться, отходить от «приземленной» конкретности — «совладелец товара», вероятно, уже на русской почве. Тут у нас оно получило за долгие годы свой новый, благородный, хорошо нам известный смысл.

Однако и это сделалось не вдруг, не по птичьему веленью. Еще в словаре Даля мы находим для слова «товарищ» довольно много синонимов, но все не те, к чему мы привыкли. Даль говорит, что «товарищ» это — «дружка, сверстник, сотрудник, однолеток, ровня в чем-то, односум; помощник, сотрудник, соучастник в чем-либо; клеврет, собрат». Полное впечатление, что лексикограф, как будто играя в «холодно — горячо», ходит вокруг главного значения, но никак не может натолкнуться на него. А это потому, что тогда его просто не существовало в языке Даля.

Беру словарь под редакцией проф. Д. Н. Ушакова, отделенный от далевского 60 годами и Октябрьской революцией, и читаю:

«Товарищ — 1. Человек, действующий, работающий вместе с кем-либо, помогающий ему, делающий с ним общее дело, связанный с ним занятием, общими условиями жизни и потому близкий ему».

Таково, по Ушакову, общеязыковое значение этого слова, самое широкое. Но ниже он же указывает и на два самых новых оттенка. «2. Член политической партии (в языке революционных партий, в особенности коммунистов). 3. Человек, принадлежащий к советскому обществу».

Можно было бы показать, что эти новые значения возникли вследствие перевода на русский язык иноязычных, возникших в употреблении западноевропейских революционеров, особенно последователей К. Маркса и Ф. Энгельса, партийных обозначений: Genosse, Parteigenosse, Camarade и т. п.

Любопытно, пожалуй, заметить, что в первые послереволюционные месяцы и годы народ наш заменил все другие вежливые и уважительные обращения людей друг к другу словом «товарищ» не по какому-либо указу или декрету свыше, а как бы сам по себе, в общем всенародном языковом порыве.

Вот, пожалуй, все, что я могу сообщить Вам об этом высоком слове.

^{1974. VII. 24}

^{Ильичево под Ленинградом}

Многоуважаемый тов. Б.

Благодарю Вас за теплые слова о моих работах.

Тот вопрос, который Вас занимает, — об иноязычных словах на «-изм», в массовом масштабе входящих в наш язык, — он, конечно, не так-то прост.

«Откуда» они берутся, совершенно ясно: это все искусственные «латинизмы», но образованные не с живой речи древних римлян, а учеными разных последующих времен, пользовавшихся (а отчасти пользующихся и поныне) для своего обихода научными терминами, образованными средствами так называемой «кухонной латыни».

Так, скажем, еще в древнегреческом языке от основы «софиа» — «мудрость» было образовано слово «софизмос» — первоначально «мудрое изречение», а в дальнейшем — «хитроумный, лукавый парадокс».

Это греческое «-измос», распространенный суффикс из числа выражающих отвлеченные понятия, в Риме превратилось в латинское (латинизированное) «-измус»: так, скажем, от основы «абсолютус» можно представить себе образование римского слова «абсолютизмус» — безоговорочное самодержавие. По этому образцу в XIX веке было образовано чудовищное множество интернациональных и наукообразных терминов, в общем и приблизительном свойстве выражающих нечто вроде: «явление, связанное с понятием, выраженным в основе».

Из 51 примера, приведенного Вами, 50 принадлежат к порождению XIX века; может быть, только «афоризм» существовало в античном мире и является словом, заимствованным из древнегреческого языка. Все же остальные 50 терминов, услышь их ухо древнего римлянина или грека, показались бы ему незнакомыми и «варварскими»… Хотя римский филолог, поразмыслив, мог бы догадаться, что какой-то плохо знающий римский язык иностранец хотел на ломаном языке ими обозначить. Правда, такая возможность представилась бы далеко не по отношению ко всем приведенным Вами вокабулам. Слово «реализм» римлянин связал бы со словом «реалис» — вещный, вещественный, слово «пессимизм» мог бы, не без труда, соотнести с прилагательным «пессимус» — самый худший, но навряд ли догадался бы, что это означает «склонность видеть свершающееся в мрачном свете». А вот такие слова, как «Бюрократизм», древние просто не поняли бы, потому что слово «бюро» в их языках никогда не водилось. Это во Франции, много веков спустя, «бюро» означало сначала сукно, которым покрывали столы в «присутственных местах», потом стали называть сами эти столы, затем — помещение, в котором канцелярские столы стояли, — конторы. К французскому, бюро присоединили древнегреческое «кратос», означающее «властитель», «правящий»: получилось «Контороправитель», т. е. «чиновник»; а затем и шире — представитель власти чиновничества, мандаринов. И наконец, когда сюда приклеилось латинское «-изм», получился термин, означающий «чиновниковластие».

Вы сами легко поймете, что термины с окончанием «-изм», произведенные от личных имен и обозначающие «учение такого-то», были созданы на древний лад не латинянами, а теми народами, которые породили людей — основателей этих учений, или их современниками. Таковы такие термины, как «марксизм», «ленинизм», «дарвинизм» и им подобные.

Я думаю, что будет неправильно считать эти полные значения слова, сформированные при посредстве греко-латинских морфологических частиц, а нередко и из греко-латинских корней и основ, как Вы пишете, словами-штампами. Чтобы решать вопрос об их пригодности или непригодности для употребления в русском языке, следует, по отношению к каждому из них в отдельности, поставить вопрос: «А каким русским словом можно было бы его заменить и будет ли это слово более удобным, красивым, выразительным и понятным не только русским, но при необходимости и иностранцам, так же как термин на „-изм“?»