– Нет, почему же. – Он тоже сел и дотронулся до ее лица, чтобы опять повернуть его к себе. Ника ранило выражение боли на нем, и он в отчаянии подумал, почему все то прекрасное, что было сегодня между ними, так быстро превратилось в прах. – Я восхищаюсь твоей честностью. Просто все это… так неожиданно, Эва.

Эва невольно засмеялась.

– Ох, Ник, ты говоришь совсем как героиня какого-то романа викторианской эпохи.

К ее удивлению, он покраснел.

– Черт побери, Эва, зачем все усложнять! Было заметно, как он взял себя в руки, потом протяжно выдохнул.

– Для тебя все просто. А для меня все сложно. Причем уже давно.

Ему было невыносимо совсем к ней не прикасаться, поэтому он взял ее руку и зажал между своими ладонями, стараясь дать ей почувствовать свою искренность.

– Я знаю, что хочу быть с тобой, что ты делаешь меня таким счастливым, каким я себя вообще не помню. Но я не знаю, любовь ли это. – Какая-то неясная печаль омрачила его лицо. – Я не хочу обманом отобрать у тебя шанс получить то, чего сам дать не могу.

Эва протянула руку и нежно погладила его по волосам.

– Ник, не волнуйся, чувства у тебя не атрофировались. Мне кажется, ты просто забыл, как их слушать. Но если ты не испытываешь того же, что и я, то имитировать этого не сможешь.

– Я сам не знаю, что испытываю, – с горечью проговорил он. Его лицо исказилось от боли. – Но, черт побери, Эва, я не позволю тебе бросить меня!

Эва пытливо смотрела ему в лицо и видела перед собой человека, который еще больше, чем она, боялся, как бы ему не причинили боль. Она коснулась его рта, отвердевшего от страданий, и ощутила, как расслабляются напряженные губы от нежного движения ее пальцев. Ей хотелось принести ему радость, а не горе. Теперь она знает, как прекрасно лежать в его объятиях, чувствовать себя удовлетворенной, безумно счастливой, состоявшейся женщиной. Знает, что может заставить его смеяться, и ощущать себя беззаботным, и сгорать от желания. Разве сумеет она уйти от него, даже зная, что ее ждет горькая расплата?

В первый раз с тех пор, как она разделась, Эва пожалела об этом. Она вдруг увидела себя со стороны, взглядом какого-нибудь прохожего: голая, мокрая, все еще разгоряченная после безумных любовных утех со своим боссом. Ее босс. Ей предстоит работа.

– Ладно, Ник. Твоя взяла. Не будем торопиться. Но я не могу… и не хочу сейчас оставаться с тобой. Мне надо устраивать свою жизнь в Олбани. Мы поговорим, когда ты вернешься в Нью-Йорк.

– Ты обещаешь?

– Обещаю.

Эва огляделась вокруг, словно ожидая, что ее одежда появится как по волшебству, и увидела время на часах в панели.

– Ты опаздываешь, – сказала она рассеянно и наполовину про себя. – Я открою багажник. Нам нужно переодеться в сухое.

Эва выбралась из машины. Дождь все еще шел, хотя поутих и превратился в монотонную серую изморось. Надо сделать всего несколько шагов до передней дверцы и открыть ее. Справившись с этим, она нажала на кнопку, отпирающую багажник. Ник уже был там и быстро вынул чемоданы, после чего хлопнул крышкой багажника сильнее, чем требовалось.

Они с Эвой пошли навстречу друг другу. Он едва ли сознавал, что она стоит перед ним под дождем, защищаемая одним лишь бесстрастным выражением лица. Она видела, что он скользит по ней взглядом: вот задержался и наблюдает, как хрустальные капли дождя срываются с кончиков ее грудей. Она в свою очередь следила глазами, как дождевые капли прокладывают путь по его широкой груди, стекая к низу живота. Даже сейчас он был наполовину готов снова любить ее. Она знала, что достаточно будет одного неосторожного жеста или одобрительного вздоха – и они окажутся в лимузине и тела их снова сплетутся на широком кожаном сиденье.

Она протянула руку и взяла у него свой чемоданчик.

– Я переоденусь впереди, – бодрым голосом сказала она и уже повернула назад.

Ник поймал ее за локоть.

– Я знаю, что ты сердишься.

– Я не сержусь. Ник. – Она подалась вперед и поцеловала его где-то возле губ. – И не жалею о том, что было у нас сегодня. 4Потому что очень давно об этом мечтала. Но даже мечтам приходит конец, верно?

– И почему мы так много требуем от жизни? – Она услышала, как он прошептал это про себя уже у нее за спиной. – Почему не можем довольствоваться малым?

В его голосе слышалась нотка жалобы и отчаяния. Неужели ему все еще трудно даже подумать о том, чтобы полюбить снова? Для нее это было самым естественным, самым необходимым в жизни желанием.

На обратном пути подниматься на перевал пришлось медленно. Промчавшийся по ущелью шквал засыпал мокрый асфальт камнями и песком. Когда они еще ехали к озерцу, Эва видела несколько табличек, предупреждавших о возможности камнепадов, но не придала этому большого значения. Теперь такие предупреждения виделись ей совсем в ином свете. Между отвесной скалой с одной стороны и глубоким обрывом с другой места было немного. Крутые повороты, часто скрываемые до последней секунды нависшими ветвями деревьев, заставляли ее нервничать. Завал на дороге может означать серьезную задержку. Она вдруг подумала, что не потрудилась спросить, нет ли отсюда другой дороги, и что они до сих пор не разминулись ни с одной машиной.

Хотя вечер еще не наступил, солнце уже скрылось за горами и дорога погрузилась в глубокие тени сумерек. Кондиционер не был включен, но от охлажденного дождем воздуха Эва покрылась гусиной кожей. Торопясь одеться, она натянула первое попавшееся под руку – джинсы и тенниску. Дождь погубил ее шоферскую униформу, но она ей больше и не понадобится. Ее служба у Ника Бауэра закончена.

Она с опаской бросила взгляд в зеркало заднего вида. Ник, одетый столь же небрежно, сидел, уставившись прямо перед собой. Может, наблюдал за ней? Она снова стала смотреть на дорогу. Ей не удалось по выражению его лица догадаться, о чем он думает. Темные очки, которые он ни разу не надел за всю вторую половину дня, были опять на месте. Она не пригласила его к себе на переднее сиденье, и сам он не пытался, как прежде, сесть рядом. В ней шевельнулось смутное беспокойство. Мужчина в непроницаемых темных очках показался ей совсем чужим.

Прошло несколько секунд, прежде чем Эва опять рискнула оторвать глаза от дороги. Увиденное в зеркале поразило ее настолько, что она невольно отвела взгляд. Поморгав, она сосредоточила внимание на скользком черном асфальте, змеившемся впереди. Должно быть, почудилось. Она взглянула еще раз. И увидела, как одинокая слеза выкатилась из-под темного стекла и медленно сползла по его щеке.

Это зрелище и ужаснуло, и обрадовало ее. Если Ник способен столь сильно страдать, то у него в сердце должно найтись место и для других чувств, таких, как счастье, надежда, любовь.

Она вздохнула с облегчением, когда лимузин выехал на седловину горного перевала. Здесь все еще ярко светило солнце и дорога расширялась, образуя обзорную площадку, где было место для парковки. Эва притормозила и полюбовалась панорамой раскинувшейся внизу долины, утопавшей в синей дымке и завешенной легкой вуалью дождя, которая тянулась от уходящих грозовых облаков. Потом она снова сосредоточилась на дороге, включила вторую скорость и тронулась вниз по противоположному склону, выводившему на главную трассу.

Лимузин плавно вписался в первый поворот, отлично слушаясь руля. Склон с этой стороны горы был более пологий, и у дороги густо росли деревья. В ожидании следующего поворота Эва решила, что может чуточку расслабиться. Худшее уже позади.

… Тягач с прицепом появился из ниоткуда, материализовавшись из-за невидимого поворота прямо перед лимузином.

Эва ударила по тормозам с предостерегающим криком и круто завернула руль вправо, чтобы не врезаться в склон горы. Пытаясь не потерять управление, она слышала, как Ник выкрикнул ее имя. Колеса заскользили по мокрой поверхности и соскочили с дороги. Лимузин вильнул, потом она ощутила удар от столкновения с передним бампером тягача. Послышался скрежет металла, и что-то взорвалось перед ее лицом. Аварийная подушка, подумала она, когда что-то сильно ударило ее в лицо и грудь.