Плахов растолкал закемарившего Рогова и заткнул ему рот ладонью, когда Васятка попытался было певуче зевнуть.

— Тише ты…

— А чё? — шепотом спросил Рогов.

— Опять кто-то ходит, — серьезно сказал Плахов.

За прошедшие с момента последнего удара по неизвестному преследователю сутки опера отошли от склада с «Ркацители» на добрые пять километров, петляя по лабиринту переходов, и, наконец, добрались до двухметровой в диаметре и уходившей в неизвестность трубы канализационного стока. Вино кончилось, «убойщики» смертельно устали и завалились подремать, не обращая внимание на запах.

Из-за поворота трубы донеслись осторожные шаркающие шаги.

— Ну, всё! Задолбал! — решил Плахов, поднял хорошо зарекомендовавшую себя снеговую лопату, вновь подобранную им в процессе блужданий по тоннелям и подтолкнул коленом напарника. — Сунется — свети ему в рожу зажигалкой, а за мной не заржавеет! Прихлопнем козла! Теперь уж — окончательно!..

Рогов присел на корточки у поворота, Плахов встал сбоку.

Шаги приближались…

Васятка затрясся, когда тяжелое дыхание неизвестного раздалось совсем близко и щелкнул зажигалкой.

На него из темноты уставилась перемазанная, но всё же узнаваемая харя подполковника Петренко.

— Рогов, скотина! Так это ты?! — заорал полуослепший от неожиданной вспышки Мухомор, успевший, однако, рассмотреть подчиненного.

— То-то-товарищ по-по-подполковник…, — Вася отбросил погасшую зажигалку и на четвереньках бросился бежать.

За ним прыжками понесся Плахов, уронив из ослабевших рук бесполезную лопату.

Безродный взвалил на свои узкие плечи коробку с оперативными делами, которые ему приказали доставить на четвертый этаж, почти дошел до середины пути, но не удержал равновесия, поскользнулся на склизких ступенях и уронил поклажу в лестничный пролет.

Коробка плюхнулась в остававшуюся на первом этаже полузамерзшую пахучую жижу.

«Ну, и черт с ними! — подумал дознаватель. — Всё равно нашу работу никто не ценит…»

Безродный вытащил из кармана кителя плоскую бутылочку коньяку, жадно припал к горлышку растрескавшимися губами и в три глотка опустошил двухсотпятидесятиграммовую емкость. Выбросил бутылку вслед за коробкой, подошел к открытому окну, лег впалой грудью на обшарпанный подоконник и стал смотреть вниз на улицу, где утреннее солнце освещало своими лучами обычное начало рабочего дня в самом обычном питерском РУВД.

Бестолково бродили похмельные и злые пэпээсники…

Майор Чердынцев метелил вяло сопротивлявшегося Дукалиса прямо на глазах у толпы прохожих…

Пьяненький Соловец сидел на урне перед входом в районное управление внутренних дел и пускал слюни, время от времени радостно похохатывая…

Жирная капитанша-паспортистка хрипло орала на ранних посетителей…

Крысюк пытался навесить на раму от УАЗа четыре колеса с абсолютно лысой резиной…

Двое сержантов тащили в «обезьянник» раннего бухарика, по пути обшаривая его карманы…

Тесть Васи Рогова пытался что-то втолковать невменяемому Твердолобову, показывая рукой на старенькую «Волгу», в лобовом стекле которой торчал брошенный кем-то минуту назад с крыши лом…

Отсосавший пол-литра топлива из бензобака водитель единственного остававшегося на ходу «козелка» с присвистом вдыхал высокооктановые пары и приставал ко всем проходящим мимо с просьбой одолжить целлофановый пакет…

Жена подполковника Петренко скандалила с прокурором района, прибывшим для проверки готовности личного состава РУВД к антитеррористическим учениям под кодовым названием «Затылок кавказской национальности»…

Казанцев тоскливо слушал жалобу пожилого эксгибициониста, пришедшего с заявлением о краже коллекции фаллоимитаторов и время от времени распахивавшего пальто, под которым белело голое тело…

В общем, это утро мало чем отличалось от сотен других — тех, что прошли, и тех, что еще будут.

Но так было только до поры до времени…

Со звоном откинулся чугунный люк на середине дороги и из него, щурясь от непривычно-яркого света, выскочили Рогов с Плаховым и наперегонки помчались под защиту спасительных стен родного РУВД.

— Оп-па! — радостно завопил Соловец. — Нашлись, родненькие!..

Через секунду по улице раскатился неясный гул и вверх почти на два метра взметнулась выбитая головой подполковника Петренко крышка соседнего люка.

Мухомор вылетел из канализационного колодца как стартующая тяжелая стратегическая ракета шахтного базирования — величественно, мощно, неотвратимо, с разрывающим барабанные перепонки ревом твердотопливных ускорителей, в облаке вонючего белого пара и с единственной целью — уничтожить заложенный в систему наведения ее многомегатонной боеголовки объект. Глаза подполковника горели праведным гневом, его перепачанное лицо покрывала смертельная бледность, плечи были широко расправлены, а пузо выставлено вперед.

Руки Петренко крепко сжимали оброненную Плаховым широкую снеговую лопату.

— Коля! — обрадовалась жена начальника РУВД. — Коленька!

— Какие люди! — весело закричал Твердолобов, широко раскинул руки, словно собирался заключить Мухомора в объятия, и упал навзничь.

— Товарищ подполковник! — Чердынцев бросил Дукалиса и приложил ладонь к непокрытой голове.

— Потом! — на ходу рыкнул несущийся во весь опор Петренко. Толпа перед ним расступилась, как вода перед форштевнем идущего в бой линкора. — Всё — потом!!!

Мухомор влетел в распахнутые двери райуправления, где за мгновение до этого скрылись Рогов и Плахов.

И в течение следующих десяти минут собравшиеся у РУВД официальные и неофициальные лица слышали лишь доносившиеся из здания звонкие удары лопатой по двум бестолковым головам, победные взревывания Петренко и истошные взвизги Васятки «Нет, это не я!..».

А из-за угла за всем этим безобразием наблюдал свежеразвязанный и выпущенный из автобуса Лёха Перчиков, в буйной голове которого уже созревал очередной гениальный план по защите национальной безопасности России…

Почти сутки весь наличный состав работников Выборгского[70] РУВД мыл, чистил и отдраивал здание от последствий фекального потопа, устроенного так и не обнаруженным злодеем.

Капитан Ларин, разумеется, скромно промолчал о своей роли в произошедшем.

Петренко, вырвавшийся, наконец, на оперативный простор наземного мира, лютовал так, что у его подчиненных нет-нет, да и закрадывались в головы нехорошие мысли о явившемся следствием длительного пребывания в темноте и одиночестве сумасшествии подполковника, и о необходимости применения к нему принудительных мер медицинского характера…

Всё началось с того, что Мухомор, избив лопатой несчастных Рогова с Плаховым, временно потерял к ним интерес, выстроил адекватный, частично адекватный и совершенно невменяемый личный состав райуправления в кривоватую шеренгу на втором этаже здания и объявил, что никто из его подчиненных не сделает ни глотка, пока на полах, стенах и потолках останется хотя бы одно бурое пятнышко.

Затем начальник РУВД взял из кабинета дознавателя Удодова кнут, конфискованный год назад у цыгана-конокрада и непропитый исключительно по причине затрудненности его коммерческой реализации в городских условиях, щелкнул длинной кожаной плетью перед носом потрясенного перспективой многочасовой трезвости Чердынцева, гаркнул «Выполнять, сукины дети!» и в качестве демонстрации серьезности своих намерений треснул залитой свинцом рукоятью инструмента погонщика лошадей по лбу начальнику дежурной части.