Стараясь скрыть горе и разочарование, Анигель едва слышно сказала Портоланусу:
— Я не могу отдать тебе свой талисман. Колдун не выглядел сильно разочарованным.
— Неверное решение, моя королева. Со временем твое настроение изменится. Но сейчас, чтобы проде монетрировать свои благие намерения, я прикажу не обижать ни короля, ни детей, если вы с Кадией будете сохранять дистанцию. Вы поклянетесь мне на Черном Триллиуме, что не станете делать попытки приблизиться?
— Не давай клятвы! — крикнул король Ангар, снова начиная вырываться. Но дюжие пираты держали его крепко.
— Да! — немедля закричала Анигель. — Я клянусь! Кадия отвечала менее охотно.
— Да, — наконец пробормотала она. — Мы клянемся Цветком, что ни она, ни я не тронемся с места. Но если ты все-таки будешь мучить короля Антара, мы нарушим клятву. Мы не спустим с него глаз.
— Пожалуйста, как хотите. — Колдун рассмеялся, затем сказал пиратам: — Закуйте его опять с галерными рабами и дайте немного их пойла. Но осторожно, после длительной голодовки его желудок может не выдержать.
Когда Антара увели вниз, Портоланус широко зевнул и почесался. Анигель и Кадия увидели, что глаза его приняли обычный человеческий вид. В то же мгновение трое его помощников застонали и забились в конвульсиях. Их лица исказились, глазные яблоки закатились, и они повалились на палубу.
Портоланус обернулся, сделал низкий поклон королеве Ганондри и королю Ледавардису и покинул королевскую палубу. Королева что-то отрывисто сказала внуку, внимательно выслушавшему весь разговор колдуна с невидимыми сестрами. Потом оба они тоже ушли, а наверх поднялись матросы и унесли бесчувственных помощников Портолануса.
Анигель закончила наблюдения.
— Что же нам теперь делать? — спросила она. Вытерла залитое слезами лицо и устроилась на бочонке с водой. Она все еще дрожала.
Кадия несколько минут молча стояла у поручня, вглядываясь в побережье большого острова. На берегу рос густой лес, из ослепительно белого песка тут и там поднимались красновато-черные скалы. У берега море было бледно-зеленым; когда волны докатывались до прибрежных скал, образовывалась кремовая пена. Эта сторона далеко выступа: ощего мыса казалась необитаемой.
— Первоначальный план Харамис заключался в том, чтобы вызвать тебя с твоим талисманом и с его помощью достать со дна моря мой, — обернувшись к сестре, сказала наконец Кадия. — Попробуй сделать это хотя бы на расстоянии!
— А я даже не подумала об этом, надо же, — ответила Анигель. — Конечно, я попытаюсь.
Когда она обеими рунами взялась за диадему и надавила на янтарное вкраш ение в форме Черного Триллиума, лицо ее скорее выражало неуверенность, нежели надежду.
— Талисман, — прошептала она, — приказываю тебе достать сюда утерянньи Трехвекий Горящий Глаз.
Сердце ее отстучало с полдюжины ударов, и только тогда талисман заговорил:
— Я не могу сделать этого, пока ты не поднесешь меня точно к тому месту, где лежит Глаз.
Ох! — воскликнула Анигель. — Ты слышала, Кади?
Да.
Лицо Большеглазой Дамы приняло решительное, упрямое выражение.
— Ты могла бы сделать это, превратившись в невидимку и пробравшись тайком на пиратский корабль. Не остается ничего другого, как нарушить клятву…
— Даже не думай об этом! — оборвала ее Анигель. Одетая в грубый матросский костюм, с заплаканным лицом, она все-таки ост звалась королевой. — Я не нарушу клятвы и тебе не позволю!
— Не будь дурой, Ани! — Карие глаза Кадии воинственно засверкали. — Если мы не добудем талисман прежде, чем Портоланус наложит на него лапу, у нас не будет никаких шансов спасти Антара и детей. Неужели ты думаешь, что, завладев моим талисманом, он отпустит их на свободу?
— Я не…
Или ты все-таки с вбираешься в конце концов расстаться со своим талисманом, заплатив выкуп?
Конечно нет! Но я попробую найти честный способ спасти их.
— Честь! Ты тупа, как новорожденный телок! Как можешь ты рассуждать о чести, когда жизнь твоего мужа и детей висит на волоске? А мой талисман?
Анигель вскочила с бочонка.
— Твой талисман! Вот что тебя на самом деле беспокоит, не так ли? Без него ты лишена власти! Народ Болот и другие аборигены не будут смотреть тебе в рот, слушаться тебя и называть своей Великой Защитницей, так ведь, Большеглазая Дама? Ну хорошо, вот что я скажу. Ты больше не сможешь сеять недовольство среди них…
— Никакого недовольства не будет, если правители-люди вроде тебя самой не станут закрывать глаза на несправедливости по отношению к народу! Ни ты, ни Антар никогда не обращали внимания на мои постоянные просьбы дать им все гражданские права!
— На то были веские причины! — гневно ответила королева. — Наша экономика разрушится, если разрешить оддлингам торговать с другими народами, минуя нас. Ты прекрасно знаешь это и все равно настаиваешь на своем, вдохновляя вайвило и глисмаков на восстания, советуя уйзгу и ниссомам придерживать товары, чтобы поднять на них цены!
— А почему бы вам не увеличить цены? Они трудятся не покладая рук, почти ничего не получая взамен. Вы называете их оддлингами! А я говорю, что они личности и ничем не хуже, чем люди! У вас нет права эксплуатировать их!
— А кто сказал, что их эксплуатируют? — спросила королева. — Кто посеял в их бесхитростных сердцах недовольство? Ты! Так называемая защитница! О, как я не хотела верить Эллинис и Ованону, когда они говорили, что в глубине души ты страшно жалеешь о своем отказе от короны, что ты завидуешь моей власти и поднимаешь волнения среди аборигенов для самоутверждения! Они все-таки были правы!
— Какие чудовищные домыслы! — воскликнула Кадия. — Именно ты стала самоуверенной и бесчувственной, забыв о том, что народ помог нам одолеть короля Волтрика и Орогастуса! Вы думаете только о благополучии людского племени и просто-напросто используете бедных нелюдей, которые все еще ищут вашего покровительства и справедливости! Ты стала похожа на своего лаборнокского супруга, воспитанного в представлениях о том, что народ — это всего лишь животные! Он отравил твое сознание…
— Как ты смеешь говорить так о моем дорогом Антаре! Бессердечная, что ты знаешь о настоящей любви? У тебя не было ничего, кроме тупого обожания бесноватой толпы дикарей! Они как дети, и у тебя у самой ум дитяти! Ты не умеешь владеть собой, готова вспыхнуть из-за любого пустяка, не думая о том, какие будут последствия! Из-за своего ограниченного умишка ты всегда видишь один-единственный выход для решения всех проблем! Что ты смыслишь в вопросах управления, разве ты можешь защитить народ?
— Я знаю, что справедливо, а что нет, — сказала Кадия. Ее тихий голос стал вдруг спокойным и угрожающим — Я понимаю разницу между настоящей клятвой и той, что произнесена под давлением обстоятельств. Ты можешь делать что хочешь, сестра, даже лишить меня помощи своей диадемы. Но если ты попытаешься остановить меня в поисках талисмана, если ты встанешь на моем пути, пусть Владыки воздуха сжалятся над тобой — но не я!
Она пошла прочь, призывая Джегана и Ламмому-Ко, и не обернулась, когда Анигель стала звать ее, извиняться за свои гневные речи и просить вернуться назад.
У Анигель не было сил даже плакать. Она ушла на корму «Литии» и устроилась там среди связок канатов. Остаток дня она провела, наблюдая с помощью талисмана за королем Антаром и детьми. Пыталась проследить и за колдуном, хотя его фигура по-прежнему виделась как расплывчатое пятно. Безо всякого интереса, уныло смотрела Анигель на Портолануса и трех его помощников, расположившихся в своей каюте: они распевали песни и разыгрывали странные сценки, смысл которых был ей непонятен. Они, по всей видимости, и не собирались отправляться за талисманом Кадии.
Как и сама Кадия. После беседы со своими друзьями-аборигенами, до подслушивания которой Анигель не снизошла, Большеглазая Дама спустилась к себе в каюту и весь день проспала.
К вечеру Анигель наскучило наблюдать за пиратской триремой, на борту которой ровным счетом ничего не происходило, ее разморило на солнце, а от легкой качки потянуло в сон. Она выбралась из своего укромного местечка. Джеган принес ей прохладительный напиток, она попила и задремала. Проснулась она глубокой ночью, когда было уже поздно помешать свершившемуся несчастью.