Оазис располагался в опасной близости от эльфийских торговых путей, но все-таки месторождения можно будет отыскать с воздуха.

Алара бегло осмотрела ближайший участок пути: не чувствуется ли вблизи присутствие эльфийских сознаний или пустоты, сопровождающей закованных в ошейники рабов и приближенных. В этих краях любому из Народа равно требовались и удача, и осторожность. Мысли Алары омрачились. Она подумала, что старшие были правы, а Отец-Дракон ошибался. Нельзя допустить, чтобы эльфы узнали о существовании драконов. Поодиночке никакому эльфу не под силу справиться с драконом, даже если он будет пользоваться магией. Но если эльфы объединятся и сообща выступят против Народа…

Если бы Алара сейчас не была камнем, гребень на ее спине встал бы дыбом. Она слишком хорошо помнила свою стычку с эльфами и тот момент, когда они застали ее на земле. Алару тогда спасла лишь быстрая смена облика с драконьего на эльфийский и создание иллюзии.

Путешествие по эльфийским землям в измененном облике не представляло особой трудности. По правде говоря, для молодых драконов это было своего рода игрой — забраться в отдаленную местность, найти одинокого эльфа-наблюдателя, на короткое время принять драконий облик, потом приземлиться, дав наблюдателю засечь место посадки, и быстро сменить облик — превратиться в какое-нибудь животное или в эльфа. Когда наблюдатель отправлялся на поиски, встреченный «эльф» уверял его, что ничего подобного здесь и близко не было.

Лишь однажды дракон допустил ошибку и принял при такой встрече человеческий облик.

Алара почувствовала, что начинает превращаться обратно: вспыхнувший гнев разрушил сосредоточенность, и драконица чуть не утратила контроль над обликом.

После этой встречи Шоронураласи навсегда охромела, но в мире стало на одного эльфа меньше.

Несколько стычек, которых не удалось избежать, научили драконов, что эльфы, при всей их силе, все же уязвимы. Драконы привыкли держать в расположенных на лапах полостях, предназначенных для яда, растворы щелочей. В результате одной-единственной царапины, нанесенной драконьим когтем — даже не отравленным, — довольно было, чтобы вогнать эльфа в шоковое состояние.

«А раз так, — мрачно, но при этом с неким странным удовлетворением подумала Алара, — пусть только какой-нибудь эльф подойдет ко мне на расстояние удара, и вопросы задавать будет уже некому».

Тут мысли драконицы свернули в другое русло. Она радовалась ребенку, которого носила, и ждала его, но во время беременности слишком многие вещи оказывались для нее запретны — в том числе и смена облика. На то были веские причины. Изменение размера при смене облика означало, что изменяющийся перемещает значительную часть своей массы Вовне, и это перемещение могло иметь ужасные последствия для развивающегося ребенка. Все это время Аларе очень не хватало возможности менять облик. Но больше всего ей не хватало Громовых Танцев, когда все драконы вызывали грозу и плясали в небе среди туч.

Иногда кто-нибудь из драконов погибал во время Громового Танца, попав в слишком сильный нисходящий воздушный поток, сломав кость крыла или порвав перепонку. Они падали на землю и разбивались насмерть. Иногда кто-нибудь из танцоров замечал бедственное положение товарища или ловил мысленный крик о помощи и бросался к обреченному, чтобы поддержать его крылом, — но это редко помогало.

Впрочем, риск только добавлял притягательности Громовому Танцу.

Алара вспомнила свой последний Громовой Танец, — вспомнила с такой страстностью и ненасытной тоской, что в любом другом облике ее пробрала бы дрожь. Она была Огненной Бегуньей — самая почетная и самая опасная позиция в танце…

«Взмывать и падать, играть с ветрами, пробиваться через самое сердце грозы…»

Вот где выявляется истинное мастерство полета! А резвиться в восходящих теплых потоках всякий дурень может.

Призвать молнию, когда она несется от тучи к туче, позволить ей промчаться по твоей шкуре и вспыхнуть, да так, чтобы каждая чешуйка, каждый выступ на гребне оказались окаймлены белым пламенем…

Но стоит допустить одну-единственную ошибку, лишь на миг ослабить сосредоточение, и молния, вместо того чтобы скользнуть по непробиваемой чешуе, войдет в тело и парализует его. А может, и убьет.

И созданные тобою вспышки молний, протянувшиеся между кончиками крыльев или от крыла до тучи…

Большинство драконов умеют создавать электрическую дугу, находясь на земле. Но лишь единицы способны проделывать это в полете, и завоевывается такое умение годами упражнений.. Алара же была способна посылать электрический разряд в другое место. Это свидетельствовало о величайшем искусстве и сделало ее во время последнего Танца самой желанной партнершей.

Если бы сейчас у Алары был язык, она бы облизнулась при воспоминании о Реолахайи, шамане Логова Вавийна. Длинный, гибкий, поджарый, чешуя цвета тусклого золота отливает радужными разводами, разум быстр, как молния, и остр, как когти дракона, — Алара находила такое сочетание качеств неотразимым. Сейчас, пока Алара не родит и не сможет вновь вернуться к своим обязанностям, Реолахайи выполняет роль Огненного Бегуна для обоих поселений. Двойная обязанность удваивает опасность — нелегко пробежать столько Громовых Танцев, — но вместе с тем удваивает и возбуждение. Впрочем, если только их не сведут непредвиденные обстоятельства, маловероятно, что они с Реолахайи будут встречаться где-либо, помимо Танцев, и еще меньше вероятность, что они образуют постоянную пару. Ни его, ни ее поселение не захотят остаться без шамана. А обязанности шамана отнимают слишком много времени, чтобы кто-либо из них мог позволить себе часто совершать трехдневный перелет между поселениями. На мгновение Аларе стало жаль себя. Увы, шаман не волен распоряжаться своей жизнью…

Но у Алары был не тот характер, чтобы надолго погрязнуть в жалости к своей особе. Обязанностей, конечно, у нее много, но и удовольствий немало. А лучше всего быть Огненной Бегуньей…

С этим удовольствием ничто не могло сравниться — бросаться в самое сердце бури, возвращать молнии в исходную точку…

А потом призвать их, призвать одновременно сотню смертоносных стрел, исполосовать небо огненным ливнем, а после уйти в пике, камнем рухнуть с небес в узкое ущелье, где едва помещается ее тело, на площадку, окаймленную тщательно подобранными драгоценными камнями…

Самоцветы мигают, на стенах переливается звездная радуга, сама скала дышит под ее крыльями, воздух потрескивает, расступаясь перед ней, и огни небес следуют за ней на землю — там, где проходит Алара, драгоценные камни вспыхивают, и в конце концов ущелье оказывается залито великолепным многоцветным сиянием…

И это тянется, пока она не прорывается в пещеру, с громовым раскатом распахивает крылья, закладывает «бочку». Последние электрические заряды летят в пол пещеры, оплавляя камень и песок, и остаточное электричество потрескивает вокруг, когда она приземляется…

Аларе захотелось вздохнуть, но у нее ничего не вышло. Это напомнило драконице, в каком облике она пребывает и ради чего она его приняла. Она явилась сюда созерцать Огонь — огонь земли, — а не считать молнии.

Алара снова напрягла свои чувства, стараясь лучше воспринять землю, и направила их вниз. Ей оставалось лишь надеяться, что она все делает правильно. Когда она носила Кемана, она еще не была шаманом. А Отец-Дракон, когда она отправлялась в паломничество, сказал ей лишь: «Делай то, что подскажут тебе чувства». Он явно не рвался помогать Аларе, и это ей, мягко говоря, не нравилось. Алара знала, что это часть работы шамана — не давать прямых ответов. Но играть в ту же самую игру с другим шаманом — это уже перебор!

Ей словно послышался голос Отца-Дракона, произносящий: «О нет, отнюдь…»

Аларе и самой не раз выпадала эта же работа — переворачивать все с ног на голову, — и она ее выполняла, даже если это ей не нравилось.

Но ей полагалось это делать. Ей полагалось следить, чтобы Народ оставался начеку, чтобы драконы не стали чересчур самодовольными и не искали легких ответов.