Абрахам Вайсс любил солнечный свет. Кто-то любил мягкую аризонскую зиму, а вот Вайсс предпочитал обжигающий жар лета, поскольку летом больше светлых часов в сутках.

Не то чтобы он боялся темноты.

В этом он не признался бы даже самому себе. Просто он предпочитал дневной свет. И потому ненавидел, к примеру, Вашингтон, ибо там чертовски короткие дни, особенно зимой. Боже, как он ненавидел Вашингтон зимой!

Зато к подобным закатам в пустыне он относился со смешанным чувством. Красивое, конечно, зрелище, но что-то есть в нем от умирания, от безнадежного угасания, даже если знаешь, что солнце не только заходит, но и восходит.

Так и человеческая жизнь — убывает, убывает, убывает... а потом — фу! — и нет ее — чернота — пустота — ничто.

Он поежился и отошел от окна. Где же Мо?! И где все эти полицейские, которых он обещал выделить для охраны? Оставить человека болтаться, как последнюю гроздь на лозе, чтобы любой бродяга мог походя ее сорвать!

Нет, надо гнать эти мысли. Толку от них никакого.

Он приблизился к столу, открыл секретную панель, перемотал ленту магнитофона и заново прослушал нелепую телефонную беседу со своим дружком детства Мо Кауфманом.

Тот еще дружок!..

— Черт возьми, Эйб, временами я думаю, что ты в маразм впадаешь. Ты не должен обращать на этого парня никакого внимания! Он ведь делает все, чтобы мы друг другу в глотки вцепились.

— Ты говорил с ним или нет?

— Да, дьявол побери, мы с ним поговорили. Он вперся прямиком в полицейское управление, и я с ним пять минут общался в пустом кабинете.

— Ну, и что теперь тебе остается? Утопись, застрелись, вскрой вены! Какого рожна ты продолжаешь держаться за меня?

— Слушай, я сейчас к тебе приеду. У меня есть кое-что, способное тебя утешить. Наберись терпения и жди.

— Я могу поднять трубку и сделать один звонок... всего лишь один звонок. Например, Кронкайту. Или прямо в Белый дом. И если ты со мной финтишь...

— Бога ради, Эйб, возьми себя в руки. Ты сам не понимаешь, что говоришь и делаешь.

— Скоро стемнеет, Мо. Я не желаю оставаться здесь, когда наступит ночь.

— Держись! Я выезжаю.

— Но ты должен прийти один!

— У тебя что — совсем крыша поехала? С чего это я должен приезжать один? Со мной будет охрана.

— Тогда меня тут не будет, Мо. Клянусь тебе. Я ухожу.

— Даже думать не смей, чтобы выходить из дома! Сейчас это твоя единственная защита. По-твоему, я должен посылать на твое спасение полицейский патруль с визжащей сиреной? Этого ты хочешь?

— Я не знаю. Может быть. Да. Я хочу, чтобы это были люди из полиции. И в форме. Я хочу, чтобы меня охраняло целое подразделение полицейских в форме.

— Тебе виднее. Мы-то пытаемся все уладить тихо — без дурацких кричащих заголовков в вечерних газетах. Это слишком большая роскошь для нас...

— Слишком большая?! Мы что — такие бедные?!

— Ладно, об этом мы тоже потолкуем. А пока возьми пистолет в руки и спокойно жди. Я скоро буду.

Он здесь будет... Когда? Ко второму пришествию?

Сенатор посмотрел на настольные часы. Неужели — остановились? Как же так, до сих пор работали исправно...

Ну, до чего смешной и нелепый получился разговор! Ленту, кстати, надо уничтожить. Такое в мемуары не вставляют.

Да, смешно и нелепо. Мо совершенно прав. Болан просто старается замутить воду, посеять зерна раздора.

Похоже, часы и впрямь испортились. Сколько это времени прошло? И почему Кауфмана до сих пор нет?!

Вайсс поиграл «браунингом», вытащил обойму, проверил ее, пощелкал незаряженным пистолетом, извлек из обоймы патроны, вставил в обойму патроны, вставил обойму в пистолет... о, черт!

Нельзя человеку оставаться одному в такое время. У человека должны быть друзья, семья, кто-то близкий...

Мо Кауфман был его единственным другом на протяжении всей жизни. Преданным, настоящим другом. Преданным? Кому преданным? Абрахаму Вайссу? Все не то! Мо Кауфман ни с кем не дружил, он использовал людей. Всегда только использовал.

Марионетка, да? Вот сукин сын! Неправ он был, называя Абрахама Вайсса марионеткой. Вайсс скорее пешка. Именно. Пешка.

Что это?!

Он в самом деле что-то услышал или почудилось? Карлос?

Нет, Карлоса отослали несколько часов назад. Но в доме точно кто-то был!

Стало быть, списали? Его, Абрахама Вайсса, уже списали!

Он схватил «браунинг» и подскочил к двери с криком:

— Не выйдет, дерьмо!

В полумраке дверного проема материализовалась темная фигура, и в ее вытянутой руке что-то блеснуло. И тут сознание Абрахама Вайсса раскололось, и в его теле поселились сразу две отдельные личности. Одна быстро подняла пистолет и холодно смотрела в прорезь прицела; вторая замерла в ужасе, потрясенная грохотом выстрелов. Фигура вскрикнула и повалилась в кабинет, на ее месте тотчас возникла другая — она отчаянно жестикулировала и что-то кричала. Личность Номер Один продолжала раз за разом нажимать на спуск, тогда как Личность Номер Два с отчаянием осознала, что на пороге корчится и стонет Друг Детства Мо. Слишком поздно осознала... А Номер Первый по-прежнему жал и жал на спуск, пока не кончились патроны. Пистолет глухо щелкал вхолостую... Наконец и в голове Эйба Вайсса тоже что-то щелкнуло.

«Браунинг» выпал из его ослабевшей руки, а сам он грузно осел в ближайшее кресло.

— Мо? Это ты, Мо?

Двое на полу не подавали никаких признаков жизни. Эйб нерешительно поднялся и подошел ближе. С ума сойти, до чего же он профессионально их продырявил! Оба были мертвы. Мертвее не бывает. Вот так, черт побери! Выпишите ордер на арест Эйба Вайсса! Все прахом!

Он перешагнул через трупы, вышел в холл, нащупал выключатель и зажег верхний свет.

Старина Мо лежал на спине в луже крови, его глаза глядели на старину Эйба и отражали... что? Страх? Удивление? А вот — поделом тебе, дружище Мо! Думаешь, ты один такой умный?! Все чисто — обычная самозащита, и больше ничего.

Вайсс вернулся к себе в кабинет. Шикарное пополнение коллекции. Теперь к охотничьим трофеям добавились трофеи борьбы за выживание. Цены им нет!

Оба вошли с пистолетами в руках — слава Богу, Вайсс покуда не ослеп.

Абрахам Вайсс? Вы — сенатор Абрахам Вайсс?

Так точно, сэр... Могу я ознакомиться с ордером? Я буду говорить только в присутствии моего адвоката...

Он перевернул носком ботинка тело второго и наклонился посмотреть, что там у него за оружие.

Нет! Все равно!

Это была только самозащита!

Оружие против полицейского значка, Эйб? Парень показывал тебе свой значок, а ты его без разговоров пристрелил!

Убийство полицейского...

Придурок ты, Эйб! Редкостный придурок! Ты пришил легавого и своего лучшего друга! Ты уничтожил своих защитников!

Он снова расположился за письменным столом. Солнце скоро сядет.

Очень скоро закатится солнце Эйба Вайсса.

И никто не пожалеет.