— Это он… оттуда велел тебя найти и напомнить.

— За что он хочет убить эту бабу?

— Не знаю, не мое дело.

— В следующий раз будешь любознательнее.

Я поднял голову и осмотрелся. Рядом никого не было. Высокая трава скрывала от постороннего взгляда.

Я сжал пальцы, насколько позволяла прочность моих сухожилий. Хрящи его горла хрустнули, хрип перешел в затихающее сипение.

Я поднажал плечом и столкнул молодца в воду. Она была рядом, и потому тело упало бесшумно. Через мгновение я остался на берегу один. Обмакнул руку в теплую воду и ополоснул лицо. Мне показалось, что в канале что-то задвигалось, отдаляясь от берега. Но это уже не имело никакого значения.

Я встал, отряхнулся и, не поднимаясь на горку, пошел вдоль канала в сторону мостика…

…Как я и думал, террористов взяли, причем без лишнего шума. Несколько снайперских пуль, выпущенных синхронно, сделали свое дело. Это произошло в тот момент, когда террористы переходили из захваченного автобуса в поданный им вертолет.

Когда вечером следующего дня я шел в бомбоубежище, то думал о том, что произошло на Бастионной горке.

Было ясно, что я не совладал с нервами и впервые допустил столь грубый промах. Через несколько часов этого молокососа хватятся и начнут искать.

Мне не было его жаль, и угрызения совести не мучили. Но я однозначно понимал, что все, чем я до их пор жил, начало скособочиваться, накренилось с опасной скоростью.

Войдя в уютную аллею, я замедлил шаг. Впервые засомневался — нужно ли сегодня вообще идти стрелять? Все теряло смысл, и это тоже.

Я сел на поломанную хулиганьем лавку и почувствовал некоторое успокоение. Теплый вечер и звезды над головой, словно релаксатор, успокаивали нервы. Людей поблизости не было, и потому, наверное, моя агрессивность несколько поутихла.

Я вернулся домой и, не зажигая света, устроился в кресле с портативным приемником. На российской волне звучала джазовая музыка Цфасмана, и это меня вполне устраивало. Вместе с музыкой уходила из тела непомерная усталость. Однако облегчение было временным, что-то тревожное не давало покоя. Словно черт под ребро бодал.

Подчиняясь непонятному мне импульсу, я быстро собрался и вышел из дому. Через десять минут я уже находился в районе Межапарка у дома Краузе.

Света в окнах не было, и я осторожно, чтобы не застрять в кустах, обошел строение. Было тихо, лишь где-то у переезда стучали на стыках колеса состава и изредка раздавались свистки маневровщиков.

В окнах стояла непроглядная мгла. На стеклах искрились капельки росы. Поднявшись на крыльцо, я осторожно нажал ручку. Дверь неожиданно отворилась, я на ощупь миновал коридор и, пошарив в темноте рукой, не сразу нашел ручку. Открыв дверь, ведущую в комнаты, я зажег карманный фонарик.

В помещении было душно и пахло кровью.

Я осветил ближайшее пространство и увидел желто-коричневые узоры шерстяного ковра, который устилал весь пол. Затем направил луч света туда, где, по моим расчетам, стоял диван, и увидел разбросанное постельное белье, а за диваном — босую мужскую ногу. Туловище скрывал низкий журнальный столик.

Я обошел стол, и взгляд мой упал на залитое кровью лицо человека. Без сомнения, это был муж Краузе — Эдуард. Его длинный нос еще больше вытянулся, впалые щеки покрывала обильная черная щетина с засохшей на ней кровью. Через воротник клетчатой рубашки выглядывал треугольник незагорелого тела.

Я приподнял голову Краузе и посветил на рану. Это было пулевое отверстие, и, судя по запекшейся крови, выстрел сделан несколько часов назад. Лицо его было напряжено, словно сведенное судорогой.

Я закрыл ему глаза и опустил голову на подушку. В этот момент пальцы мои коснулись чего-то твердого: я снова приподнял голову убитого, отогнул край подушки и увидел крохотный магнитофончик. Не раздумывая, положил его в карман, вышел на улицу и, осторожно ступая, направился к калитке. Я нe сомневался, что смерть Эдуарда связана с делом его жены.

В какое-то мгновение я почувствовал себя абсолютно лишним существом в этом пространственно-абсурдном мире. Но по дороге домой мне немного полегчало и уже не давило на мозг полной безнадегой. Теперь я точно знал, что буду делать. Я должен найти Шашлыка и вытрясти из него душу. Во всей этой истории ощущалось его присутствие, и никто нe мог бы меня разубедить, что это не так.

Но вначале я поехал к себе домой, чтобы прокрутить пленку, найденную в квартире Краузе. Я очень надеялся на то, что на ней будет записано что-то важное, какая-то разгадка…

Вначале звучала музыка, и я, перемотав кассету на одну треть вперед, услышал глухой мужской голос. Это скорее был отчет, нежели осмысленный монолог человека, пожелавшего поделиться с миром своими заветными мыслями.

Голос говорил: «В одиннадцать тридцать позвонили и спросили Велту. Мужчина… как будто заикался. Еще один звонок около трех часов ночи. Звонил мужчина, но голос был другой. Без пятнадцати шесть звонила женщина и назвалась парикмахером, спрашивала Велту. Какое-то у нее срочное дело. Я все отвечал, что Велта в командировке, но где именно, не говорил. Последний звонок был в девять утра, и голос принадлежал тому, кто звонил вечером… Все эти звонки бросают меня в дрожь, я хотел отключить телефон, но боялся, что не услышу звонка от Велты. Ей ни в коем случае нельзя возвращаться, такого кошмара в нашей жизни еще не было. В голосах звонивших были какие-то механические нотки, и это меня беспокоит…»

Дальше шла музыка — кажется, песни Булановой о разбитой любви.

Сами по себе такие звонки ни о чем не говорят. Но после них был убит Эдуард, а это уже говорит о многом.

В какой-то момент я начал презирать себя. Если уж я стал на этот путь, жалеть нельзя никого. Исключения из правила ведут к исключению самого себя из Ее Превосходительства Жизни. И не в том дело, что очень за нее держусь, нет, тут дело принципа. Далеко не от каждого я согласен получить визу в царствие небесное.

Мне вспомнилась тупая и самодовольная физиономия Шашлыка. Пожалуй, он несколько переиграл в этой кровавой буффонаде.

Засунув кассету в карман куртки и прихватив малокалиберный пистолет Марголина, я отправился на задание, которое дал сам себе.

Следует взять за жабры Срань Ивановича и заглянуть в его свинячьи глазки.

Я пролистал телефонную книгу в надежде, что там значится его фамилия. Но когда составлялся этот справочник, он был еще малолеткой и никакого телефона ему не полагалось.

На всякий случай обшарил взглядом страницу, где длинными столбцами шли фамилии на букву «З». Однако Рэма Заварзина среди них тоже не было.

На улице все так же тепло и безветренно. Город тихонечко тлел угольками огней, а по улицам все шли и шли плотные потоки машин.

Не успел доехать до Валдемарас, бывшей улицы Горького, как меня остановили полицейские дорожной службы. Они всегда прячутся в этом изгибе и ловят зазевавшихся частников. Особенно — владельцев иномарок.

Обвинили в превышении скорости, и я без лишних разговоров откупился пятью латами. Хлебное здесь для полиции место — об этом нельзя забывать.На перекрестке Дзирнаву и Тербатас едва не столкнулся с разворачивающейся «девяткой». Все эти мелочи раздражали, и, стиснув зубы, я повернул к ресторану «Мариенбад».

На стоянке, как всегда, правили бал иномарки, но «мерседеса» Шашлыка среди них не было. Не было его и возле ночного казино, куда поиграть собирается публика посолиднее, которой Мишка и в подметки не годится. К тому же играть он никогда ни во что не умел, разве что на пальцах в очко.

Я решил немного помотаться по городу наудачу, но так, чтобы особо не мозолить глаза полиции.

И во втором, и в третьем казино я его не нашел. Конечно, он мог оставить машину и дома, но тогда это был бы не Шашлык. Он постоянно должен демонстрировать свои модерновые «колеса».

Когда в центре его следов не обнаружилось, я отправился на Юглу, в ресторан «Лидо». Это новьй кабак, теперь в городе уже три подобных заведения с таким названием. Судьба играет не только людьми, но и недвижимостью. Старое «Лидо» в Юрмале умерло естественной смертью вместе с курортом, зато в Риге появилась целая гроздь ресторанчиков с таким названием.