Одного я понять не могла почем он Пашу замгендиректора назвал. То, как затихла вся стая при одном звучании его голоса говорило о нехилых регалиях. И я крепко сомневаюсь, что подобные сделки проворачивает замгендиректора. Значит, среди своры был директор. До того момента, пока Коваль не одернул качка, я бы решительно утвердила, что гендиректором являлся именно бритоголовой детина. Но после… Я снова пристально вгляделась в список пассажиров. Определенно, Захаров и Гильятдинов были в том моем рейсе. А сейчас все они летят в Швейцарию… А я буду вынуждена пресмыкаться перед Ковалем. Были перелеты групп бизнесменов, и фрилансер стандартно шел у ключевой фигуры этой группы, что опять-таки склоняет меня к мысли, что Женька напутал с гендиром… Хотя, может эти двое его подчиненные?

При воспоминании о зеленых глазах мои руки, привычно сцепленные на коленях обтянутых строгой узкой черной юбкой униформы, слегка дрогнули. По венам прокатился жар, а в горле пересохло.

— Маш, что-то случилось? — участливо спросила Ксюша, вглядываясь мне в лицо, чем обратила внимание менеджеров и остального экипажа.

- Нет, все хорошо, — доброжелательно ответила я, мысленно дав Ксюше оплеуху.

Механически отработаю рейс, мне не нужно лишнее внимание к моей персоне, хотя, конечно, весьма велик был соблазн сослаться больной и сняться с рейса несмотря на шорох, который наведет этот мой поступок и пристальное внимание отдела планирования полетов. А это не есть гуд, вот совсем не есть. Репутация у меня должна быть безупречная, чтобы на меня всегда могли положиться и времени на затрату воплощения своей мечты в жизнь ушло как можно меньше. Сам факт того, что на замену вызвали именно меня уже о многом говорит. Поэтому я тщательно изображала дружелюбие, внимательность и ответственность на брифинге, зная, что менеджеры у нас первоклассные психологи и любое подобие протеста прочтут по лицу и каждому моему движению без труда, а это опять-таки пристальное внимание начальства. И новые препоны.

На проверке наших документов и досмотре, я старалась вообще не думать о Паше, отчаянно опасаясь тех неподконтрольных мне реакций, которые вызывает один лишь его мысленный образ. Все, что я ощущала — злость и раздражение, потому что понять себя не могла, а его дурное веяние подводило меня под риск. Господи, еще и фрилансер… Танцевать вокруг этого ублюдка шесть часов полета…

Старательно думая о скудных командировочных и тщательно отгоняя от себя мысли о Паше, я с Ксюшей начала принимать джет, быстро проводя текущую уборку салона. Потом прибыли экспедиторы с бельем, посудой, питанием и напитками, и с учетом того, что до начала отправки было все времени все меньше, а дел еще по горло, я вполне успешно выбросила дурное, гнетущее ожидание чего-то паскудного из головы. И зря.

Когда мониторинг температуры салона, систем водоснабжения и водоотведения, проверка аварийно-спасательного оборудования были закончены, и Ксюша занялась подготовкой трапа, а я велком зоной, быстро комбинируя привезенные живые цветы во вполне сносные букеты, меня начало терзало подозрение, что Паше на цветы в широких расписных вазонах будет как-то плевать. Да и прихлебателям его тоже. И плевать им будет на выровненный уровень света, чтобы салон обитый панелями вишнёвого дерева заиграл уютом, и на обработанную кожу кресел и дивана…

— Ксюш, кто с тобой в бригаде? Кого я подменяю? Римму Абубакирову? — заканчивая последний букет, негромко спросила я свою старшую бортпроводницу на этот рейс.

— Да, Римму. И предугадывая следующий твой вопрос — она уже фрилансерила с этим клиентом. — Задумчиво обводя взглядом салон, негромко ответила она стоя у двери. — Правда, деталей не знаю, мы только месяц с Риммой работаем. Ее перевели на наш джет, когда Оксанка в декрет ушла. Но, вроде бы, Римма говорила, что клиент на редкость адекватный. До этого фрилансерила с какой мадам из управления банка, так той как-то захотелось антрекот из оленины. В Мавритании. С учетом того, что это Африка, и из рогатых там только антилопы, у Риммы чуть инфаркт не случился, но она молодец, как-то вырулила, хотя клиентка была ужасно капризная.

Я, удивленно приподняв бровь, покачала головой, и, сверившись с наручными часами, пошла готовить кофе для пилотов перед вылетом. Ксюша окликнула меня раньше назначенного времени, и я, торопливо ополоснув руки и оправив униформу вышла из стаффа, чтобы встретиться дорогих гостей, которых подвозили к трапу на элитном автомобиле. Сколько понтов-то.

Вдох. Выдох. Нацепить маску добродушия и приветливости, растянув губы в дружелюбной улыбке. Не накрашенные губы…Господи, это-то в моих мыслях откуда?

Он вышел из машины первым. Элегантный. Сексуальный. Глаза скрыты солнцезащитными очками. Приталенная рубашка, строгие брюки, через локоть перекинута кожанная куртка, в руках ноутбук и несколько папок.

После него с переднего пассажирского вышел тот самый детина, беззастенчиво домогающийся меня в предыдущем рейсе. Он безостановочно что-то негромко бурчал по телефону, правляя светлый пиджак и перекидывая сумку с ноутбуком за спину. Я отчетливо почувствовала, что улыбка у меня становится весьма натянутой. Последним машину покинул высокий и худой татарин, одетый на манер Женьки, во все эти модные обтягивающие шмотки. Вроде бы я его тоже помнила по тому рейсу, он сидел справа от Паши и с интересом следил за тем, как меня прессует их громила. Как и Паша.

Коваль поднялся на борт последним, сухо кивнул на наше приветствие, ничем не выказав эмоций, правда чуть дольше положенного задержав давящий даже сквозь стекла очков взгляд на моем лице. Уголки губ едва-едва заметно дернулись в пародии на удовлетворенную ухмылку и я вдруг все поняла. Не случайно.

Не случайно в рейс дернули меня. Как неслучайно он подписал с Женькой контракт вчера.

По спине пробежал холодок. Он прошел в салон, сев в кресло лицом к нам и стянув очки, углубился в документы, разложенные на сервированный перед ним стол, не обращая на нас внимания. Качок плюхнулся на диван не прекращая разговаривать по телефону в разных вариациях повторяя: «ну масенька, ну не ругайся, я правда не знаю где его шампунь, ну помой его человеческим, не облезет же», и от этого заискивающего перед собеседником баса, у меня глаза на лоб лезли, пока я дождалась отката трапа и закрывала выход, повторно проверяя работу рычагов.

У меня все потряхивало пальцы от смеси шока и пытающегося прорваться злым рыком возмущения, когда я тщетно пытаясь взять себя в руки, стояла перед все так же погруженным в документы Ковалем, представляясь, уведомляя, кто я для него в этом рейсе и что все вопросы буду непременно решать, а затем отрепетированным движением предоставила ему меню, винную карту, пока Ксюша проделывала те же манипуляции с татарином, развалившемся в кресле позади от Паши и качком, все так же царски лежащим на диване. Фу, ну и манеры.

- Тебя трясет. — Негромко, так, чтобы слышно было только мне, стоящей справа от его кресла в ожидании заказа, заметил он, по прежнему не поднимая на меня глаз, но снова улыбаясь самыми уголками губ, и пуская этим зрелищем жар ненависти в мне в сердце, потому что я снова не понимала, что со мной начинает твориться и как с этим справиться. — Расслабься, киса. Пока не трону. Занят немного.

Сука. Я ощутила, как перекашивает мое лицо, и пользуясь тем, что остальные пассажиры меня не видят, а этот индюк не смотрит, прикрыла глаза, сжав челюсть и загоняя в себя желание двинуть Паше кулаком. Ублюдок. Пока не тронет он меня. Да кто тебе еще позволит, сволочь!

Остальные пассажиры от напитков отказались, и Ксюша ушла в стафф. А этот все держал меня. Моя доброжелательность на лице далась мне вымученно, когда он с тенью издевки спустя пять минут протянул мне меню и карту назад, сказав, что тоже пока ничего не желает.

В стаффе я мучительно сдерживала мат, наблюдая за Ксюшей, четко, без суеты выполняющей свои обязанности и не обращающей взгляда на меня. Далее следовало дать инструктаж пассажирам. Отправилась она, что-то прочитав в моем мрачном лице.