«Снова твои ебучие игры, киса) Впрочем, пойду на компромисс — «69» — и я согласен. На все. В пределах разумного»

Господи, я чуть не кончила от этого его сообщения. Перечитала раз двадцать.

«Мне нужен ответ» — требовательно с его номера.

«Как ты там говорил? Разберемся по ходу?» — неверные пальцы набрали ответ.

«Скажи, кис, ты намокла, когда читала про «69»?»

«Нет»

«Пиздишь, сука) Без трусиков на рейсе. Я проверю».

Я дочитывала последнее слово, когда вернулся Женька и одновременно мне позвонил начальник летных бригад с уже известным предложением. Я, подавляя довольную улыбку, дала согласие, не став уточнять, как решится вопрос с учебой. Очевидно же, что решится, если звонит сам начальник. Да и то, этот звонок так, для галочки. Учитывая молчание моего начальства по поводу свинского поведения при перелете Пашиной компашки на Ямал, я мало сомневалась в том, что при желании меня бы заставили. Но он снова давал мнимую свободу выбора, и одновременно отнимал всякую волю к сопротивлению.

— Только не говори, что тебя вызвали в рейс. — Женька бухнулся на живот рядом со мной, откладывающей телефон на тумбочку и все еще тщательно подавляющей в себе улыбку, стараясь изобразить расстройство как можно более качественнее. — Совсем что ли охуели? У тебя же сейчас занятия по квалификации.

— Я согласилась на фриланс.

— Ты же терпеть это не могла. Рабством обзывала, — Женька с подозрением на меня посмотрел. — И кто твой рабовладелец?

— Па…лина. Полина Межекова, жена президента агрохолдинга. Она нормальная. — Я действительно летала с ней пару раз и Полина и вправду нормальная, пока вопрос не касался ее ссаного йоркширского терьера, которому я обеспечивала отдельное меню, да такое, что не всякий чиновник себе позволяет, присутствие ветврача (а вдруг что-то случится, перелет же) и этого… как его? Собачий парикмахер, в общем.

Самое интересное — Женька поверил и тяжело вздыхал, обзывая мое начальство тварями. На следующий день меня оформили за двадцать минут, хотя обычно это занимало на порядок дольше времени.

В рейс я попала с Аллочкой. Видимо, чтобы жизнь медом не казалась. Она была моей старшей бортпроводницей и второй, после Ксюши любовницей Диего. И в отличие от Ксюши, отношения у меня с ней были так себе. На предполетном брифинге она все пыталась меня зажать на предмет того, что предпочитает мой клиент, и все ли я обеспечила. Утром я настрочила Ковалю в смс список вопросов, на который должен знать ответ уважающий себя фрилансер. Еда, музыка, корреспонденция и еще двадцать шесть вопросов, на которые Коваль ответил кратким «мне похер», заставив меня проникнуться теплотой к нему, как к самому непритязательному своему клиенту.

Перелет предстоял ночной, и все, что меня беспокоило до его начала — стремительно таящее время и свое нарастающее голодное напряжение. Впрочем, от своих похабных мыслей, заставляющих ноги сжиматься под столом, меня неплохо отвлекала Аллочка, со змеиной улыбкой повторяющая на брифинге как заведенная «о, я думаю, вопрос стоит уточнить у Марии, ее же клиент», «Мария должна знать об этом, она же с ним фрилансерит», «Маш, а ты как думаешь? Ты же знаешь о его вкусах». Я мило улыбалась и отвечала, бросая на нее снисходительные взгляды пока никто не видит. Все ужимки Аллочки меня не впечатляли, ассоциируясь с играми в песочнице. Да нахер мне не нужен твой Диего, дурочка, я буду такого шикарного мужика три дня жарить, что Диего и рядом не стоял.

Но сказать ей об этом я, разумеется, не могла и насмешливо фыркала, когда она ходила за мной по пятам при подготовке джета и перепроверяла все, что я сделала. Такая моя ровная реакция ее задевала и она пыталась этого не показывать, но выходило у нее с каждым разом все хуже и хуже.

К моменту, когда Коваль поднимался на борт, а я выверено улыбалась, чувствуя как руки подрагивают от расходящихся от него волн секса, Аллочка уже была в бешенстве, хоть и не показывала. Но мне и Ковалю было на нее плевать. Он вообще не выдал никаких эмоций, лицо было непроницаемо, но его палец с нажимом прошедший по моему бедру, когда он проходил мимо, заставил горло пересохнуть.

Аллочка была в стаффе, заканчивая последние приготовления перед вылетом, когда я зашла в салон. Паша сидел в середине, в кресле, и не поднял на меня взгляда от документов в своих руках, когда я протянула ему меню с винной картой и только хотела произнести заученную речь, когда он негромко произнес:

— Киса, на тебе белье.

Я с трудом сглотнула, глядя на его задумчивое лицо с потемневшими глазами, скользящими по строчкам документов. Разумеется, на мне белье.

— Сними.

И это сказал не он. А я. Охреневшая от себя. Но тут же потонувшая в огне, вспыхнувшем в изумрудных глазах, застывших на середине строчки. Прикусила губу одновременно с ним. Отложил документы и рывком дернул меня на себя, заставив встать между его широко разведенных ног.

— Повернись.

С трудом отвела взгляд от его глаз, ввергающих в необъяснимое темное безумие, и запускающих негу ожидание по крови. Повернулась, уперевшись взглядом в дверную ручку стаффа и не находя оправдания своему порыву.

Его пальцы заскользили от колен. Медленно. Вверх. Сминая и поднимая ткань, почти оголили ягодицы и остановились. Мое дыхание участилось, а все существо сосредоточилось на нажиме пальцев. Нет, не пошел дальше. Ладони скользнули под ткань юбки и с силой, до боли сжали кожу ягодиц, вырван судорожный вдох и желание закатить глаза от вкусного и горячего возбуждения, заполонившего каждую клеточку тела. Но я смотрела на дверь, чуя, как сильно сузились сосуды, напитавшиеся адреналином.

Зацепился пальцами за тонкую линию белья и потянул вниз. С нажимом, ногтями по коже. С сильным, болезненным, собственническим нажимом, до следов, до почти сорванного самоконтроля, готовому пасть перед диким, неукротимым порывом развернуться, оседлать его и впиться в губы, и пусть весь мир пойдет к черту и там же останется.

А ручка повернулась. В доли секунды привнеся ясность в меня и мое тело, резко повернувшееся к двери стаффа спиной, и ногой зашвырнувшее под его кресло изрядно намокшее белье, почти стянутое Ковалем до щиколоток.

— Мария, время. — Я чувствовала по ее голосу, что она ему улыбается, чувствовала ее вопросительный взгляд в мое спину, ведь я нарушила регламент, принимая предполетный заказ клиента.

Паша уперся в нее давящим, тяжелым взглядом до того, как я забрала меню, которое бросила на стол и ровно отозвалась, что я помню.

— Ничего не заказал? — спросила Аллочка в стаффе, сверяя время до вылета по своим наручным часам.

— Нет. — С легким эхом раздражения, ответила я, тщетно пытаясь взять себя в руки, чтобы не ударить эту дуру по голове.

— А что так долго тогда?.. Ну и взгляд у него, как будто в ледяную воду столкнули… — она задумчиво осматривала свое отчего-то побледневшее лицо в зеркале у двери. — С ним Римма Абубакирова работала, говорила требовательный, но адекватный. Не знаю, по взгляду не скажешь, что адекватный.

Шесть часов перелета. Убить Аллочку я готова была на третьем часу. Если поначалу меня забавляла эта ее попытка контроля надо мной, то сейчас мне хотелось ее головой в унитаз окунуть. Я не могла надолго выйти в салон, потому что эта овца при любой задержке стремилась пойти за мной. Коваль начал злиться и предложил самому с ней переговорить, или мне ей вшатать. Оба предложения я отклоняла, сказав, что решу вопрос сама, потому что Аллочка под его напором может и будет молчать, но слухи все равно пустит.

Он недовольно на меня посмотрел и закатил глаза. Я не стала говорить о том, что эти самые слухи рано или поздно дойдут до начальства. Среди которого много папиных друзей. Меня папа уже спрашивал о Диего. Кое-как отбрехалась, плача от оскорбления моей неземной любви к Женьке. А потом я давила на Диего, чтобы держал своих куриц в узде. Он, конечно, заявлял, что ничего подобного, я его первая и единственная любовь, но прессингу внял и эти две клуши язык прикусили.