(Из неопубликованной книги С.Кургиняна «Деформации постсоветского пространства».

«В период с 2001 по 2020 год мир прошел первый этап постиндустриального кризиса и оказался переформатированным.

Современная геополитическая структура в общих своих чертах похожа на памятный мне мир «нулевых годов», правда, несколько гипертрофированный. Основу Ойкумены составляет несколько этнокультурных плит, каждая из которых замкнута на самостоятельный рынок и обслуживается собственным транспортным кольцом.

Выделяется единый американский суперконтинент с главными центрами аккреции Нью-Йорком, Сан-Франциско, Монреалем, Ванкувером, Мехико, Рио-де-Жанейро, Сан-Паулу. Единой интеграционной структурой этого континента является AFTA, валюта зоны – американский доллар.

В зону доллара входят также Великобритания, Гренландия, Исландия, острова Карибского моря, острова Океании.

Европа остается единой в экономическом отношении, но в политическом вернулась к структуре, чем-то напоминающей 1919 год: Франция, Германия, «малый Евросоюз», включающий восемь государств восточной Европы, и «все остальные». Европа находится в полосе проблем, большая часть которых связана с изношенностью энергетической и транспортной инфраструктуры, перегрузкой таких перевалочных центров, как Европорт, а также – с прогрессирующим падением качества человеческого капитала. Зона евро намного шире европейской этнокультурной плиты: евро общается в бассейнах Средиземного, Черного, Азовского и Балтийского морей.

Азиатско-Тихоокеанский регион распространил свое влияние вплоть до Австралии и Новой Зеландии: «зона марки» подозрительно напоминает «внешний периметр» японской оборонительной зоны во Второй Мировой войне. В Малайзии и Индонезии марка конкурирует с динаром и, похоже, эту конкуренцию проигрывает.

Внешнее процветание АТР маскирует довольно серьезные противоречия между его членами: Китай, Япония и Россия осуществляют независимые и в значительной степени конкурентные проекты. «Трое правят коллегиально», но кризис экономики Китая, сопровождающийся сильнейшими центробежными процессами, оставляет Россию и Японию соперницами. На этом направлении полной стратегической ясности еще нет, и страна-гегемон не определилась.

Страны «Восточного базара», разумеется, не могут соперничать с государствами европейского или азиатского рынков по совокупному ВВП, но по среднедушевой производительности и качеству жизни Армения уже сравнима с Венгрией или Португалией.

По ряду вопросов постиндустриального строительства Армения опережает Россию. Кадровая программа «Вращающиеся двери» с середины 2020-х годов работает в противоположном направлении, предлагая России высококвалифицированных специалистов.

Россия сохраняет свою полистратегичность, равно как и свою уникальность: рубль является единственной валютой межрыночного трансфера. Однако, усилия, направленные на осуществление инновационного проекта, вызвали в стране определенную усталость: подобно Германии, Россия в 2020-х годах находится на перепутье и вновь определяет свои приоритеты. «Россию нужно открывать каждые 20 лет».

Среди государств, не вошедших ни в одну из интеграционных систем – Индия. По мере прогресса коммуникационных сред Индия сближается с Японией, которая хотя и входит в структуру АТР, остается «страной-одиночкой».

Страны Персидского залива организовали свой собственный сырьевой рынок, возглавляемый Саудовской Аравией. Со временем вектор их торговли все больше ориентируется в сторону «Восточного базара».

Структурообразующей основой «мира 2020» служит конкуренция постиндустриальных проектов, вступивших в решающую фазу. В сущности, каждая из стран-претендентов построила свой элемент когнитивного Будущего, но пока ни одна из них не в состоянии придать этому будущему системный характер.

Для Армении когнитивная проектность была связана, прежде всего, с участием страны в российском инновационном движении, с самого начала носящем постиндустриальный характер. В сущности, страна быстро превратилась не только в одного из важнейших внешних партнеров российской Федеральной Инновационной Системы, но и в своеобразную «визитную карточку» этой системы. Подобно тому, как некогда Прибалтика являла миру немного приукрашенный образ советской индустриальной Империи, Армения и Белоруссия выступали в качестве витрины, представляющей успехи стран СНГ/ «четверки»/«шестерки» в когнитивном переустройстве мира. Уже к 2010-м годам Армения заметно опережала Россию по внедрению таких гуманитарных технологий, как «гуманизация коммуникативных сред», «квантовое мышление», «информационные фазированные решетки», «нелинейное образование»[15]. Сейчас, когда официальная публикация «Новой образовательной программы Армении» произвела столь яркое впечатление в «мире постиндустриальных проектов», полезно вспомнить, с чего все начиналось.

В мае 2003 года на научной конференции в Афинах были заложены основы образовательного стандарта, названного «образ нового армянина». Требования, положенные в основу этого документа, были, если так можно выразиться, вполне стандартными. Однако, в отличие от большинства подобных разработок, образовательный модуль, предложенный Конференцией, соотносился с национальной психологией и, в частности, с традиционно высокой в Армении престижностью образования. «Что вы, во время вступительных экзаменов ректор Ереванского университета имеет гораздо большее реальное влияние, нежели премьер, и, может быть, даже Президент».

Конференция хотела видеть «новых армян»:

Людьми с психологией победителей, а не жертв;

Людьми, привыкшими жить не по адатам (не путать с традициями), но исповедующими высшие христианские ценности – свободу, развитие, творчество, честь, достоинство;

Людьми, говорящими на нескольких языках и не ограничивающих свой круг представлений масштабом Армении;

Людьми креативными, конкурентными и, следовательно, «конвертируемыми» в мире;