— Могу, Чарли, — заверил его Батлер. — И я сделаю большее. Дай мне пять минут на разговор с этой леди, и я скажу тебе, виновна она или нет.

Денем схватился руками за голову:

— Я у тебя в неоплатном долгу, Пэт! Но после сегодняшней победы ты сорвался с цепи. Не вообразил ли ты себя Господом всемогущим?

— Вовсе нет! — Батлер выглядел шокированным. — Просто, — вежливо объяснил он, подобрав шляпу, я никогда не ошибаюсь.

Дом покойного Ричарда Реншо и его жены, именуемый «Домом аббата», находился на Кэннон-роуд в Хампстеде.

Поднявшись на Хэверсток-Хилл и Розлин-Хилл, лимузин свернул направо у светофора напротив станции метро «Хампстед» и поехал по Хай-стрит в сторону Раундпонд. Сделав еще несколько поворотов, машина углубилась в тихую Кэннон-роуд.

Выпрыгнув из машины, Патрик Батлер испытал первый шок.

— Господи, Чарли! Это же… — Он не договорил.

Под сине-черным небом, откуда перестал падать мокрый снег, в сорока футах от коричневой ограды стоял дом.

Другие дома на Кэннон-роуд выглядели всего лишь смутными силуэтами с тусклыми желтоватыми огнями. Но это уродливое, хотя и не слишком большое сооружение благодаря оштукатуренному фасаду походило на серо-белое пятно и бросалось в глаза, так как было построено в стиле так называемой викторианской готики. По обеим сторонам арочной парадной двери находились два высоких стрельчатых окна, одно над другим. Вдоль края крыши тянулся зубчатый парапет с миниатюрной декоративной башенкой в углу.

— Это же дом миссис Тейлор! — воскликнул Батлер, в голове у которого ожили неприятные воспоминания. — Те же самые деревья у окон с каждой стороны!

— Почему бы и нет? — отозвался Денем.

— О чем ты?

— Оба дома, — объяснил Денем, — построены отцом миссис Тейлор в середине 1860-х годов. Один в Бэлеме, который тогда был в моде. Один в этом районе, который в моде и теперь. На задней двери этого дома также грирсоновский замок.

Ветки, колыхаемые ветром, царапали оконные стекла. Внутри, по крайней мере, оба дома не были обставлены одинаково. Батлер с облегчением увидел это, когда молодая служанка открыла дверь.

Но атмосфера истерии, пахнувшая на них, была такой же ощутимой, как признаки беспорядка. Восемнадцатилетнюю служанку Китти Оуэн можно было бы назвать хорошенькой, не будь она такой тощей. Китти в ужасе отпрянула, но Денем поспешно назвал их имена.

— Простите, сэр. — Служанка судорожно глотнула. — Я думала, вы тоже из полиции. Но я не уверена, что вы сможете повидать мадам. У нее истерика.

— Миссис Реншо пригласила нас, — улыбнулся Батлер.

По какой-то причине Китти вздрогнула и испуганно уставилась на Батлера.

— Пойду посмотрю, — с трудом вымолвила она. — Пожалуйста, подождите здесь.

Дверь, на которую указала девушка, вела в викторианскую гостиную, богато обставленную довоенной мебелью и антиквариатом. Лампы с абажурами освещали обюссонский[10] ковер.

В центре комнаты, словно только что прекратив шагать, стоял доктор Артур Эванс Бирс.

— Батлер! — воскликнул доктор Бирс, когда вошедшие представились. — Конечно, мы встречались в суде. Я подумал, что вы какой-то родственник… хотя в парике и мантии вы выглядели совсем по-другому.

Вблизи он подтвердил впечатление солидности и надежности, к которым теперь примешивалось разочарование врача общей практики, видящего, как государственная медицина подрывает его инициативу. Лысый, узкий и веснушчатый череп походил на шекспировский, а рукопожатие было крепким.

— Вы… э-э… не встречались до суда? — спросил Денем.

— Нет, — ответил Батлер. — Я и так знал, что могу услышать от этого свидетеля.

— Вы спасли жизнь мисс Эллис, — заявил доктор. — Я горжусь знакомством с вами, сэр.

— А я — знакомством с вами, доктор, — отозвался Батлер, выпрямляясь с учтивостью XVIII столетия. — Вы лечащий врач миссис Реншо?

— Едва ли, — сухо произнес доктор Бирс. — Думаю, миссис Реншо получает медицинские консультации на Харли-стрит[11] или Девоншир-Плейс. — Его карие глаза под рыжеватыми бровями стали настороженными. — Но она звонила сегодня явно в истерическом состоянии и просила приехать как друга.

— А как сейчас миссис Реншо?

— Не знаю. Она не хочет меня видеть. Думаю, мне лучше уйти.

— Скажите, доктор, вы считаете и этот дом «нездоровым»?

— Прошу прощения?

— Мой юный друг, — Батлер отозвался о Чарли Денеме, как будто тому было четырнадцать лет, — напомнил мне о ваших показаниях. Вы утверждали, что в доме миссис Тейлор нездоровая атмосфера. Можете ли вы сказать то же самое об этом доме?

— Сэр, я…

В этот момент в комнату вбежала горничная Китти.

— Только один из вас может подняться наверх, — сообщила она. — Мистер Батлер.

Батлер колебался, поскольку доктор Бирс собирался заговорить, но в итоге последовал за Китти.

Она проводила его по главному коридору в просторный задний холл, откуда деревянная лестница поднималась — сначала вдоль левой стены, потом вдоль задней — к галерее с балюстрадой, где находились двери спален. Здесь было темно из-за экономии электричества, и Батлер несколько раз спотыкался. Китти постучала в дверь задней спальни, справа от лестницы, и открыла ее.

— Да? — послышался изнутри женский голос.

Люсия Реншо в белом кружевном пеньюаре сидела в кресле возле портативного электронагревателя. Она поднялась с робким и ошеломленным видом.

Циничный холостяк Патрик Батлер получил удар в сердце.

Он смутно сознавал, что стоит в спальне с высоким потолком и старомодными ставнями на больших окнах и что на столике между двумя кроватями горит лампа. Сзади и чуть слева виднелись белые плитки современной ванной.

Что касается остального…

— Мистер Батлер? — тихо спросила Люсия Реншо.

Недавно она горько плакала, но об этом свидетельствовали только маленькие красноватые прожилки на белках умоляющих голубых глаз. Пышные золотистые волосы, разделенные пробором, падали на плечи.

Люсия была довольно высокой, хотя Батлеру она казалась среднего роста или даже маленькой. Ему приходили на ум такие определения, как «здоровая» или «цветущая», которые обычно вызывали у него смех. Розоватая кожа женщины контрастировала с белой тканью пеньюара, а плотное кружево не могло полностью скрыть тот факт, что в спешке она надела под него только бюстгальтер и панталоны. На ногах были розовые атласные туфельки.

— Мистер Батлер? — неуверенно повторила Люсия.

Приходится признать, что Патрик Батлер, словно школьник, с трудом контролировал свой голос.

— Да, миссис Реншо.

— Они все против меня, — сказала Люсия. — Все меня ненавидят. Вы поможете мне?

— Я сделаю большее. Я вас спасу.

Благодаря старомодной галантности, скрывавшейся под внешним высокомерием, Батлер не видел ничего мелодраматичного в этих словах и в том, что за ними последовало. Люсия импульсивно протянула руку, и он с серьезным видом запечатлел на ней поцелуй. «Господи!» — подумал Батлер.

— Я знала, что вы это сделаете, — промолвила Люсия. — Когда я слышала вас вчера в суде… Суд! — Она вздрогнула. — Пожалуйста, садитесь.

— Благодарю вас.

Люсия указала на свободное кресло с противоположной стороны электронагревателя и села с изяществом, невероятным в этот неуклюжий век, откинув назад золотистые волосы и глубоко вздохнув. Розовая кожа вновь мелькнула и скрылась в пенном кружеве белого пеньюара.

— Мне нравятся красивые вещи, — продолжала она. — Я наслаждаюсь жизнью! Я никогда не выхожу из себя и не бываю грубой с людьми, даже в нынешние времена. А теперь…

— Ваш муж мертв. Я сожалею…

— Я тоже сожалею, но только из-за воспоминаний. — Люсия отвернулась и закрыла глаза. — Вчера вечером я просила Дика дать мне развод. Вот почему я находилась в этой комнате, когда он умер.

Батлер не понимал причины своего удивления.