Алекс распахнула дверь и, задыхаясь, остановилась на пороге, уставившись на молодого человека с серьезным, чисто выбритым лицом и короткими вьющимися волосами. На нем был поношенный серый пиджак, слишком старый для него – скорее всего, он одолжил его у кого-то, подумала она, – и свитер с высоким воротником. Она взглянула на его обувь – потрескавшиеся бесформенные черные туфли, которые отчаянно нуждались в сапожном креме. Может, и их он у кого-то позаимствовал?

Он заговорил мягко и вежливо, неторопливо и тщательно выговаривая слова:

– Миссис Хайтауэр?

Алекс кивнула. Он был ей чем-то знаком, как старая газета, которую довелось когда-то прочитать. На коммивояжера он был не похож, и на мгновение ей подумалось, уж не очередной ли это медиум, присланный Сэнди, но в данный момент она ничего не имела бы и против него.

– Я Джон Олсоп, младший викарий… служу в вашем приходе… э-э-э… викарий рассказал мне о постигшем вас несчастье, и вот я подумал, что мог бы зайти и представиться… если это удобно. – Его правый глаз дважды дернулся.

– Пожалуйста… да, конечно. – Она закрыла за ним дверь. – Боюсь, мы не приглашали вашего викария на заупокойную службу… ее вел старый школьный друг моего мужа, Джон Лэмбурн… у него приход рядом с Гастингсом. Я надеюсь, викарий не обижен?

– О нет, это совершенно в порядке вещей.

Они вошли в гостиную.

– Признаться, я не так часто посещаю церковь.

– Это не важно, – вежливо сказал Олсоп. – Но вам будут рады, если вы заглянете в одну из наших церквей.

– Благодарю вас.

– Как вы себя чувствуете? Похоже, вы еще не оправились от потрясения.

– Вряд ли можно ожидать многого после похорон своего ребенка, – ответила она.

– Да, – сказал он, – да. Смерть ребенка – это ужасно. У вас есть другие… э-э-э… дети?

Она покачала головой.

– Значит, вам еще хуже, если такое вообще возможно. – Глаз его снова дернулся. – Недавно я и сам пережил потерю – своей жены. И понял, что очень помогает разглядывать фотографии.

Алекс уставилась на него широко открытыми глазами, не в силах отделаться от мыслей об образе, который смотрел на нее с фотографий гениталий. Как? Как? Как он попал туда? Не стала ли она жертвой какого-то чудовищного розыгрыша?

– Мне очень жаль, – сказала Алекс.

Он грустно улыбнулся и кивнул.

– Благодарю вас.

– Она скончалась?.. – Она запнулась, подыскивая слова.

– От рака, – коротко ответил он.

Алекс кивнула, не зная, как реагировать.

– Ужасно. – Она снова увидела перед собой лицо Фабиана. – Ужасно. – Алекс решительно встала и тут же попыталась понять, чего ради она стоит. – Я бы… э-э-э… могу я предложить вам кофе?

– О нет, благодарю вас.

– Может, вы предпочитаете чай… или виски, или что-то еще?

– В общем-то ничего.

Но она уже направилась на кухню – ей было необходимо чем-то заняться, чтобы держать себя в руках. Она приготовила кофе, бросив в него щепотку какао, и уже готова была возвратиться с ним в гостиную, когда заметила на кухонном столе визитную карточку «Айрис Тремьян» и адрес – Эрл-Корт. Алекс бросила ее в корзину, но затем извлекла и положила на стол. Взяв поднос, она вернулась в гостиную:

– Пожалуйста, угощайтесь, вот молоко и сахар.

– Благодарю вас.

Ей показалось, что он как-то странно смотрит на нее. «Неужели я так плохо выгляжу?» – подумала она.

– Да, – он снова дернулся, – фотографии. Они хранят память. И могут оказывать весьма целебное воздействие. И поверьте, со временем боль проходит. – Он улыбнулся и осторожно надкусил бисквит, словно опасаясь, что печенье может укусить его в ответ.

Алекс заметила, что он смотрит на вазу с увядшими красными розами.

– Фабиан преподнес их мне на день рождения – он всегда дарил красные розы; он любил их.

– У вас есть… э-э-э… сад?

– Боюсь, что с этим у меня безнадежно. Мой муж садовник.

– А-а… Насколько я понимаю, вы живете отдельно.

– Да. Мой муж занимался рекламой, но его истинным увлечением были вина. Вот он и решил все бросить и начать разводить виноград. К сожалению, сельская жизнь меня не устраивает.

– Иногда она слишком уж спокойная.

– Да.

– Вы, кажется, литературный агент.

Она кивнула.

– Я и сам пишу книгу. Небольшую.

Алекс почувствовала разочарование: уж не поэтому ли он зашел к ней?

– У вас есть издатель?

– О, я еще далек от ее завершения – и сомневаюсь, будет ли она достаточно хороша.

– Если вы хотите, чтобы я посмотрела рукопись…

– О нет. Не хочу доставлять вам никаких хлопот. Может быть, когда закончу, тогда. Буду вам очень благодарен…

– Наливайте еще кофе.

– С вашего разрешения, я возьму еще печенье. – Склонившись над столом, он взял с блюда бисквит. – Понимаете, может быть, вам стало бы легче, если б вы поговорили с кем-нибудь из друзей вашего сына. Часто при жизни мы так мало знаем о наших близких и узнаем о них много хорошего, только когда они покидают нас; это может послужить большим утешением.

– Благодарю вас. Это хороший совет. Но он был довольно одинок. Насколько я знаю, у него было лишь два близких друга, и один из них погиб в той же аварии.

Джон покачал головой:

– Некоторые вещи очень трудно понять, миссис Хайтауэр.

Алекс кивнула:

– Да.

– Но похоже, вы человек, который в состоянии справиться с трудностями.

– Да, – вздохнула Алекс, – я справляюсь. Так или иначе. – Она улыбнулась.

Он улыбнулся ей в ответ и отпил кофе.

– У вас есть какая-нибудь… – она покраснела, – какая-нибудь точка зрения на спиритизм?

Она увидела, как его лицо омрачилось, словно по нему прошла тень.

– Я бы не советовал вам, миссис Хайтауэр, я бы вам решительно не рекомендовал. А вы… – Он замялся.

– Нет-нет, но мне посоветовали…

– Я видел только зло, причиненное им, и никогда ничего хорошего.

Ей показалось, что ему вдруг стало не по себе и он собрался уходить.

– Я вообще не верю во все это.

– Весьма разумно. Если какая-то подруга посоветовала вам такое, то вряд ли ее можно считать близким человеком. Молитвы, любовь, добрые воспоминания и время – вот что исцеляет; ничего не удастся достичь, пытаясь вернуть тех, кто ушел от нас, ничего, кроме разочарования… – Он помедлил.

– И?..

– Существует много сил зла, миссис Хайтауэр. В мире вообще много зла; и те, кто занимаются оккультными науками, причиняют вред и себе и другим.

Алекс кивнула:

– Я и не собираюсь ими заниматься.

– Отлично. – Он улыбнулся. – Не хотите ли помолиться вместе?

– Помолиться вместе? – Алекс замялась, краснея. – Да… м-м-м… благодарю вас, – неловко сказала она.

Младший викарий прикрыл глаза, и они в один голос вознесли благодарение Господу. Затем он продолжал читать молитвы, а она сидела с плотно закрытыми глазами; странно чувствовала она себя в этой гостиной наедине со священнослужителем, но, открыв глаза, Алекс ощутила спокойствие и прилив сил.

– Не позволите ли нанести вам визит еще раз?

– Прошу вас, заходите каждый раз, как будете проходить мимо.

Он ушел – ей показалось, что он куда-то спешит; вообще в нем что-то изменилось в тот момент, когда зашел разговор о спиритизме, – появилась какая-то сосредоточенность, причину которой она не могла определить.

Закрыв за викарием дверь, она вернулась в холл. На лестнице, что вела в фотолабораторию, продолжал гореть свет, и она подумала, не стоит ли вернуться и еще раз просмотреть фотопленку. Нет, решила Алекс, этим она займется утром, при дневном свете, когда отдохнет и зрение не будет откалывать с ней такие номера. Она вздохнула: когда-нибудь ей все же придется заняться комнатой Фабиана, как-то определиться с его одеждой, с его вещами. А вдруг он оставил завещание, внезапно пришло ей в голову.

Алекс поднялась в его спальню и включила свет. В комнате было уютно и спокойно, словно та была рада ее появлению. Его тапочки у кровати, поставленные на место Мимси; глупая Мимси, с улыбкой подумала она. Мимси бурно восприняла все происшедшее; Алекс даже позавидовала подобному взрыву эмоций – так лучше всего расставаться со скорбью, – позавидовала непритязательности Мимси и ее простодушному латиноамериканскому темпераменту. Порой ей тоже хотелось выплеснуть все свои чувства.