— Послушай, — присел перед ней на корточки, пытаясь внятно донести до ее разума простейшие истины. — Здесь нет никаких благ цивилизации. Значит, роботы с программой обслуживания не явятся, чтобы расстелить тебе постель, напоить, накормить, порекомендовать успокаивающее. Нам придется самим обеспечивать себе пропитание, комфорт, налаживать свою жизнь. То есть, для того чтобы что-то съесть нужно найти еду, чтобы напиться, найти воду, чтобы было на чем готовить пищу — развести огонь, чтобы было из чего кушать — сделать посуду, опять же как-то и из чего-то, и опять же, самим.

Она слушала, она слышала, цепляясь за каждое мое слово, но всем существом отвергала тот факт, что я говорю правду. Она вызывала в ней протест, а крайним был я. Защитная система психики быстро нашла мальчика для битья — еще там, на холме меж осколков. А сейчас просто пошла торной дорогой и вновь выдала:

— Это все ты. Ты не человек!

Я мог солгать или сказать правду, но не видел смысла ни в том, ни в другом. Развернулся и пошел в лес.

Если человек действительно аддон третьего уровня, то Эверли выберет оптимальное решение задачи: ляжет спать, примиряясь с теми демонами, что сама себе придумывает. И будет ждать меня.

— Куда ты?! — закричала женщина мне в спину и даже пробежала пару шагов. Но не знала зачем: остановить, потребовать объяснений, которые не могла принять в своем нынешнем состоянии или чтобы убить и избавиться от страхов?

Она не решила, а я за нее решать не собирался. У каждого своя эйша.

Я брел по зарослям наугад, по стрелке своего внутреннего компаса. Мне нужна была вода и еда для Эверли. Самое лучшее, что питает эмоции и инстинкты, может продержать человеческий организм на привычном ему уровне энергобаланса — мясо. Ягоды, съедобные растения и плоды, не успокоили бы женщину, потому что не способствовали бы своей структурой нормализации ее системы. Сейчас ей нужна была пища максимально подходящая по энергоинформационной составляющей, то, что давало привычное, давало бы пусть призрачное, но подобие понятного и правильного для нее мира и восприятия. Связка — информация — энергия были не для нее, зато инстинкт самосохранения — энергия — для нее и про нее. Мясо было бы оптимально, но я не чувствовал вокруг животных пригодных для пищеварения человека, достаточно мощных, чтобы насытив, успокоить Эву и заставить мыслить не страхом, но разумом.

Лес был густой, девственный, насыщенный множеством ароматов, головокружительных в своей чистоте и нарушать его охотой, даже в необходимости, было кощунственно с моей точки зрения. Поэтому мысль об охоте быстро оставила меня.

Мне казалось, что здесь собрались все лучшие представители флоры со всей галактики. Признаться, меня это даже насторожило и я стал вспоминать все, что знаю о Х-7. Меня мучила мысль — не устроили аддоны седьмого уровня на этой обособленной планете нечто вроде оранжереи, музея флоры или запасника? Вполне может статься. И атмосфера и замкнутость планетарной системы — все тому способствовало. Но везде — что в астрогеографическом атласе людей, что в принятом у нас кодексе, Х-7 числилась свободной планетой непригодной для жизнедеятельности развитых систем. Ее уровень расценивался единицей, а это значило, что она еще находится в состоянии стабилизации собственного энергообмена, и не может быть донором. Пока она ничего никому не могла дать, но забирала с лихвой.

Только я видел, что видел, и ощущал, что ощущал — развитых аддонов второго уровня, способных и готовых к эволюции, к более широкому обмену, жаждущих стать донорами и ждущих кого бы выпестовать.

Возможно, ошибся я, но возможно ошиблись составители атласов.

Чем дальше я шел, тем больше мне нравилось здесь и тем больше убеждался, что не ошибаюсь. Стволы исполинских деревьев, вросших в камни, пели, гудели, как туго натянутая тетива, переполненные жаждой познания. Трава и кустарники готовы были плодоносить на пользу не только мелким грызунам. Пока флора заботилась лишь о своей планете, но ей очень хотелось заботиться о ком-то еще. Она созрела, как женщина для материнства, но не в тот момент, когда тело готово родить, а душа еще не понимает этого ответственного шага. Эта земля родила своих первых детей: камни, океан, деревья и травы, животных. И вот созрела для осознанного материнства.

Чем дальше я шел, тем больше убеждался — мы не зря здесь появились. Вовремя. И точно знал — мы станем детьми планеты, она выпестует нас, как родных и не вспомнит, что мы приемные. Эта планета была тепла, добра и щедра до возмутительной неосторожности.

Может, поэтому она числится непригодной для жизнедеятельности и развития?

Поэтому ее атмосфера сжигает всех, входящих в ее слои?

Система самообеспечения и самозащиты работает и охраняет от вторжения и разграбления? Что ж, согласен, такое богатство достойно не каждого. И его стоит беречь.

Я опустился на колено и приложил ладони ко мху, закрыл глаза, вслушиваясь в гудение и вибрацию. Планета была рада нам и я пообещал, что она не пожалеет о том, что приняла нас. Мы будем трепетно относиться к ней и не пойдем поперек ее сложившейся системы, но дополним.

В тот момент я понял, в чем моя эйша и впервые за два цикла был искренне рад ей, рад тому, что мой куратор привел меня сюда.

Я закричал, отдавая свою радость лесу и тем заверил его: я твой брат, ты мой брат. И получил столь же радостный ответ — ты мой брат, я твой брат.

Мне стало легко, свободно и спокойно. Теперь я все понял и точно знал.

Я стал частью этого мира, потому что был нужен ему. И Эва станет частью этого мира. Она будет пить воду и проникаться щедрым, чистым духом земли. Сначала она будет есть мясо, но постепенно перейдет на фрукты, ягоды, овощи. Все это изменит ее, введет ее энергетическую систему в ритм принявшей ее своей дочерью планеты, и поднимет на следующий уровень. Конечно, это не случится сегодня или завтра, но перестройка произойдет, это неизбежно.

Я не пошел далеко — набрал фруктов из съедобных и удобных организму Эвы, и вернулся. Высыпал плоды перед женщиной на мох и развел костерок, чтобы она согрелась.

В дежурной упаковке осталось девятнадцать спичек, но меня это не волновало. Меня вообще больше ничего не волновало. Я лежал и смотрел в небо и понимал, что более прекрасным его не видел ни на одной станции. И понимал, что нашел дом.

Мне было настолько хорошо впервые за все два тягостных цикла эйши, которую я проклинал, как последний глупец, не ведая насколько изумителен ее итог, что я не замечал пристального взгляда своей спутницы.

Эверли грызла питательный плод и во все глаза смотрела на меня:

— Как ты нашел фрукты?

О чем она?

Небо и земля, так щедро и искренне открывшиеся мне и признавшие меня своей частью, занимали все мое существо, и в нем не было место для обдумывания пошлых вопросов и ответов. Для меня не было ничего важней этого ощущения причастности к великому становлению великой жизни, но женщину интересовали более низменные предметы.

— Я серьезно, как ты смог найти что-то в темноте? Откуда знаешь, что это съедобно.

— Боон.

— Что? — ей показалось, что я издеваюсь над ней, а я невольно вздохнул: придется отвлечься и кое-что объяснить.

— Фрукт что ты кушаешь, зовут боон. Он полезен. В нем масса веществ необходимых тебе.

— "Зовут"? Кто? Откуда ты знаешь? И почему "полезных мне"? У тебя диета?

И как ответить на этот вопрос?

Я взял мясистый плод размером с кулак и съел на глазах женщины, чтобы развеять все ее подозрения.

— Рекомендую: сочный, вкусный.

Но вместо того чтобы успокоиться, женщина заволновалась сильнее, ткнула в мою сторону пальцем:

— У тебя глаза светятся!

Это прозвучало как обвинение.

Но я тоже остолоп тот еще: замечтался, разнежился в нежных объятьях моей новой матери, и потерял бдительность.

Я сморгнул пленку, что покрывала мои глаза в темноте и посмотрел на Эву обычными для нее глазами: