— Ты чего купил, засранец! — налетела она на меня, воинственно размахивая вторым, ярким, лично мною выбранным, темно-красным лифчиком.

— Это бонус, — смотреть на нее, гневно сверкающую глазами, было забавно. — Кстати бежевое тебе идет гораздо лучше замученно-салатового.

— Слушай, ты! — темпераментно начала мышь, и вдруг сдулась. — Думаешь? И все равно. Не смей делать что-то за моей спиной! Мог просто сказать.

— Есть у меня предчувствие, что ты бы не согласилась, — хмыкнул я, и тут же заинтересованно уточнил: — А сиреневый тебе что, тоже не понравился? К нему еще сорочка смешная такая прилагалась…

— Сиреневый красивый, — признала мышь, и тут же спохватилась: — Еще раз так сделаешь, я эти трусики, лифчики и сорочку надену на тебя, и в таком виде сфотографирую, понял?! И в сеть выложу, будет оглушительный успех! И вообще! — но тут она вдруг возмущенно взвизгнула: — Ой! Блин! Все ты! — и, прикрываясь руками, ускакала, выдав уже из коридора: — Довел, поросятина! Я уже полуголая бегаю! Свин ушастый!!!

— Сорочку померяй! — крикнул я ей вслед.

— Сейчас на тебя померяю! — грозно отозвалась мышь из комнаты, но не прибежала.

Насколько я знаю женщин — мерила и ей нравилось.

Чаепитие у нас проходило в милой, уютной, дружественной атмосфере, только очень быстро.

— Скорее, быстрее, допивай, доедай, побежали… — у мыши просто как будто неожиданно активировалось шило в одном месте, воспалилось, раскалилось и еще и прокручивалось.

Из дома меня практически вытолкали или вытащили, смотря как оценить происходящее. Но едва мы сели в какую-то небольшую машинку, битком набитую народом, и ездящую по земле… Это когда почти во всех остальных мирках, где техника победила магию, используются летающие средства передвижения, к тому же не так воняющие… Марбхфхаискорт! Ладно, я уже понял, что Светлые специально выбрали для меня самый отсталый мир. Так вот, едва мы сели в эту железную банку на колесах, как мышь успокоилась.

Ехали мы минут двадцать, подпрыгивая и мелодично позванивая деталями металлического корыта. Водитель гнал достаточно быстро, ловко подрезая остальной разнообразный транспорт. Правда часто останавливался, и из банки вываливалась часть народа и тут же заваливалась новая партия и радостно плюхалась на освободившиеся сидения. Те, кому плюхнуться было некуда — стояли, согнувшись, со злостью поглядывая на счастливчиков. Но не вылезали. Как будто эта банка была последним средством передвижения, которое могло еще успеть их увезти от апокалипсиса.

Наконец свершилось, и мы выдавились на улицу, напротив большого десятиэтажного здания со множеством окон. Первые мои ассоциации были — муравейник, черти их тут всех сократи в количестве. Реально, такого количества высоток нигде больше не встречал! Хотя… Марбхфхаискорт! Муравьев тут… низших, в смысле, тоже, как в аду… нашем.

Сначала мы прошли мимо сурового пожилого мужчины, подозрительно оглядевшего меня с ног до головы раза четыре:

— Будешь утверждать, что этот раззвездяй тоже будет бирюльки из камушков ваять? Или парней от тебя отпугивать? — спросил он, сверля взглядом мышь.

— Не, дядь Вань, — заулыбалась та. — Это я буду от него девчонок отгонять. А то оставишь одного, а потом караул, с горкой, пока разгребешь да вытряхнешь, упаришься!

— Дык и чего тогда с собой притащила такое богатство? — скептически хмыкнул дядя Ваня, поглядывая на меня очень неодобрительно.

— Так не бросишь же! — мышь сделала невинные глаза, и даже улыбаться почти перестала. — Еще встанет посреди улицы, они ка-а-ак набегут, это ж пробка, затор, авария и штраф! Оно мне надо?

И она, дернув меня за руку, быстро пропихнула мимо жуткого вертящегося устройства и потащила за собой налево, по низенькому, но жу-у-утко длинному коридору.

— Так, туалет — напротив почти, — объявила она, запихивая меня в условно-большую комнату, особенно если с мышиными закуточками сравнивать. — Думаю, не потеряешься…

Я застыл, изучая открывшийся передо мной… филиал мышиной мастерской — бесы бисер метали в большом количестве, хаискорт! И булыжники везде, опять же.

Дверь слева была почти вплотную прижата к стенке, заставленной вешалками. Потом шла стенка с окнами, двумя, большущими такими, огромными… Короче, стены напротив двери почти не было.

Параллельно стенке с вешалками шла стена, завешанная плоским народным творчеством. Порывшись в памяти, я нашел наиболее подходящее местное слово — панно.

Вдоль всей комнаты стоял огрооомный стол, заваленный каким-то барахлом.

Справа от двери тянулась длинная стена, вдоль которой возвышался метра на полтора стеллажик, битком забитый… гхм… ну типа тоже народным рукотворчеством, различного качества. А в уголке, между стеллажом и стеной с панно, притаился столик с… самоваром?! Хаискорт! Совсем они тут… Ну да, точно, с самоваром… Еще печеньки, конфеты, пирамидки из кружек, сахарница и коробочка с чайными ложками.

От встречи с такой реликвией меня реально накрыло… я упал на ближайший стул и ушел в себя.

— Чертенок, налей в самовар водички, там в столе бутылка. И включи в сеть, а то девчонки уже скоро набегут, — попросила мышь, сосредоточенно пересчитывающая наборы каких-то инструментов.

Я подозрительно посмотрел на мышь, убедился, что она не шутит. Потом оторвал зад от стула и подошел поизучать раритет. Чертячье рыло им теневым театром! И правда, у самовара был провод… Чем им чайники-то не угодили?! Ностальгирующие извращенцы!

Перелив воду из бутылки в… самовар, гы! Не, прет меня реально от такого… "пых, пых, тумба, тумба, са-мо-вар". Интересно, Светлые долго этот мирок искали, или им сразу несказанно повезло?

Тут начали "набегать девочки". Почти подряд друг за дружкой две древнейшие старушки… Хаискорт, боюсь даже представить, сколько им лет! Как раз, наверное, еще настоящие самовары застали. Правда на древнюю рухлядь бабульки похожи не были. Вполне так прилично одеты, на голове прически, в отличие от мыши! Я им поулыбался, они радостно закивали мне в ответ…

Со вздохом решив, что буду играть Высшего-конспиратора, решил уважить старость и первым представился, даже предложив налить им чаю.

За это мне перепал вкусный пирожок с яблоком, пол-упаковки хрустящего печенья, треть шоколадки… Короче я вошел в раж, и принялся угощать чаем остальных "девочек", потихоньку заваливающих в комнату и рассаживающихся вокруг большого стола.

Двадцать женщин совершенно разного возраста от подростков до бабулек, кокетливо-невинно построили мне глазки и поблагодарили, большинство, правда, словами… но материальный приход тоже был ощутимый.

Сидя на стуле и попивая очередную кружку чая, я наблюдал, как теперь эта толпа женщин, щебеча и хихикая, роется в свалке на большом столе. А над ними гордо реет мышь, направляя, подсказывая, улыбаясь и руководя процессом трансформации горстей мусора в нечто более масштабное.

Она, кстати, как только в процесс руководства "девочками" углубилась, глаза заблестели, движения стали плавными, отточенными. Нет, она и раньше впечатления проглотившей палку не производила, но теперь от нее глаз отвести нельзя было. Улыбка эта еще… Смех тихий такой, заразительный….

И тут завалился какой-то заморыш тощий патлатый, как к себе домой! Меня в упор не увидел и сразу к мыше:

— Аленка, привет, как дела? А я тут к тебе забежал чайку попить, — и шоколадку ей, гад такой, в руки сует!

И мышь, бесы ей доброту-то раза в четыре сократи, посияла ему такой же улыбкой, на которую я тут только что любовался, и мне, почти не глядя:

— Влад, налей Антону чаю!

Вот ща-а-а-аз, а рукояткой меча по яйцам ему не надо? В этом сезоне яичница популярна, судя по тому, как часто меня ею кормят…

— Не убогий, сам налить в состоянии, — фыркнул я и пересел, вместе со стулом, к дамочке неопределенного возраста, угостившей меня, сразу как пришла, горстью шоколадных конфет.

Аленка глянула на меня удивленно, потом тихо фыркнула себе под нос, забавно приподняв одну бровь над очками.