Насколько он знал, у него не было никаких особенных талантов. Осиротевший сразу после рождения, он вырос в Новом Орлеане у тети Мод, строгой и властной, но доброй в глубине души женщины, которая зарабатывала на жизнь шитьем.

Восхищенный огромными теплоходами, плавающими по Миссисипи, он оставил дом подростком. Работал на грузовых судах в разных должностях, пока не стал речным торговцем.

Тогда-то он познакомился со швейцарцем, который свободно говорил на четырех языках. Восхищаясь способностями друга, Андре отправился в Цюрих и поступил в университет, чтобы изучить французский и немецкий языки, а также историю. Но хотя его диплом и дал ему право преподавать, Андре все же вернулся на море, потому что эта работа доставляла ему удовольствие.

Он продолжал поддерживать связь с Мод и всегда посылал ей деньги. Иногда он приезжал домой в Новый Орлеан, но ненадолго, никто не мог удержать его мятущуюся душу в спокойной гавани, обуздать стремление к свободе. Разумеется, не женщины: женщины лишь доставляли ему удовольствие. Мод страшно боялась за племянника и ежедневно молилась о его душе, а Андре только смеялся. Но все веселье как рукой сняло, когда близкий друг его тети сообщил ему, что она серьезно заболела.

Он вылетел ближайшим рейсом из Анкары и нашел тетю при смерти. Хотя Андре никогда не любил ходить в церковь и не был верующим человеком, он знал, что тетя Мод была правоверной католичкой, и потому пригласил священника.

Пока он ждал священника, держа умирающую за руку, та внезапно заговорила. Он раньше слышал, что на смертном одре люди начинают исповедоваться в своих грехах, но он и не подозревал, что у тети могли быть какие-нибудь тайны.

Ее исповедь перевернула всю жизнь Андре. Он помчался в Солт-Лейк-Сити в Юте – мертвую пустынную местность, отдаленную от всего цивилизованного мира. Андре всегда думал, что мормоны – секта религиозных фанатиков – прошли всю Америку и поселились в Юте только потому, что никто больше не хотел жить там и они могли остаться одни.

Огромная пустыня Солт-Лейк с ее огромным мертвым соленым озером казалась ему проклятой. Тем более что здесь он был только временно, странник в незнакомой стране. Все здесь казалось ему нереальным.

Ему даже стало казаться, что он умер, только легкий запах духов в церковной лавке напомнил ему, что он еще живет и чувствует. И конечно, больной монах, лежащий в своей келье в другом конце здания. Монах, которого мир знал как аббата Амброзия. Настоящий отец Андре, которого шестьдесят шесть лет назад его родители, англичанин и француженка, при рождении окрестили Чарльзом.

Как сообщил ему брат Джозеф, хроническая пневмония мучила Амброзия последние десять лет. Исхудавший и обессилевший монах был только тенью прежнего энергичного аббата.

Когда Андре вошел в комнату, его отец повернул голову и пристально посмотрел на него.

– Ты показал журналисту монастырь?

– Нет, я сказал ей, что тебе станет лучше через неделю. Ты провел в монастыре всю жизнь и сделал его таким, каким он является сегодня. Никто кроме тебя не может рассказать историю монастыря.

Отец поднял руку.

– Я ничего не сделал. Все было в руках Господа, не в моих, сынок.

– Тем не менее, только ты можешь дать интервью, и мы подождем, пока ты не наберешься сил.

– На этот раз я не выздоровлю.

– Чепуха, – сказал Андре. Потерять отца, которого он только что нашел, отца, которого отчаянно мечтал иметь, которого хотел узнать? – Я вызову «скорую». Тебе нужно в больницу.

– Нет, – твердо сказал старик хриплым от постоянных приступов кашля голосом. – Никаких больниц. Я всегда ненавидел их.

Еще одна общая черта, которой обладали Андре и его отец. Слишком много общих черт.

Сколько лет прошло! И все эти годы они ничего не знали друг о друге.

– Ты моя единственная земная радость сейчас. Подойди ближе. Я так рад, что. нашел тебя, мою плоть и кровь. Ты дар Господа, которым он скрасил мои последние часы.

Это ложь. Внезапное появление Андре в монастыре девять дней назад, объявившего аббату, что он его сын, шокировало монаха. Андре был уверен, что именно это вызвало новый приступ пневмонии и ухудшило его состояние.

– Ты не должен винить себя, сынок. На самом деле это ты жертва, и мое сердце кровоточит при мысли о том, что ты вырос без семьи. Кто виноват – так это я, потому что я был с твоей матерью, прежде чем принял постриг. Это было самым эгоистичным поступком в моей жизни.

Андре вскинул голову.

– По словам тети Мод, моя мать соблазнила тебя против твоей воли.

Старик поднял руку, но уронил ее.

– Мод, старшая сестра твоей матери, никогда не была замужем, никогда не знала мужчин. – Он помолчал. – Не верь ее обвинениям. Человека нельзя соблазнить, если он этого не хочет. Ты живешь в миру. Ты знаешь, что я прав.

Андре действительно знал это.

– Семья твоей матери была из Франции. Лизетта была очень красива. Я вижу ее черты в тебе: ее черные волосы, ее глаза, – он вздохнул и закашлялся. – Хотя я всегда хотел служить Богу, я любил ее. Мое сердце разрывалось между чувством и призванием. Если бы она рассказала мне о своей беременности, я женился бы на ней. Может быть, я хотел этого. Я сказал ей, что меня посылают в Юту, но она промолчала. Больше я никогда не видел ее и не слышал ничего о ней. Я не знал, что она умерла после родов. – Слезы потекли по его щекам. – Не делай ошибок, Андре, – продолжал он хрипло. – Твоя мать не была эгоисткой. Она решила ничего не рассказывать мне о своей беременности, потому что в глубине души знала, что я стремлюсь служить Богу. Иначе я бы женился на ней прежде, чем поступил в семинарию. В конце концов, Мод оказалась еще более великодушной. Несмотря на свою ревность и предрассудки, она вырастила тебя и воспитала. Ты стал прекрасным человеком. – Он посмотрел на Андре любящим взглядом. – Я так горжусь тобой. Ты везде побывал, все видел. Ты так много знаешь, говоришь на стольких языках. Получил образование, разумно вкладывал деньги… Нельзя пожелать лучшего сына. Я сказал братьям, что ты мой сын. И хочу рассказать об этом всему миру!

– Ты не должен делать это, отец. Я никогда не хотел опозорить тебя.

– Опозорить? – На лице старика отразилось недоумение. – Ты не понимаешь! Почему я должен скрывать, что ты – моя плоть и кровь от братьев, которым я служил все эти годы? Я сказал им: хочу, чтобы после моей смерти у тебя было право оставаться здесь так долго, как тебе захочется. Это место будет твоим домом, если ты захочешь этого. Я не принадлежу миру и не могу оставить тебе магазин или ферму. У меня нет ничего. Но я могу дать тебе тихое место, где ты сможешь побыть один, поразмыслить. Ты не нашел смысла жизни в своих путешествиях. Может быть, именно здесь ты научишься наслаждаться тишиной и спокойствием.

Андре взял руку отца в свою. Он больше не мог сдерживаться и, услышав всхлипывания отца, сам разразился рыданиями.

– Андре? – прошептал отец. – Я знаю, что у тебя на сердце. Кроме гнева и обиды, которые ты чувствуешь ко мне, своей матери, тете Мод, у тебя есть вопросы. Я постараюсь ответить на них. Но взамен ты должен кое-что пообещать мне. – Его грудь затряслась в очередном приступе кашля. – Андре, обещай мне, что ты не позволишь гневу и обиде управлять твоей жизнью!

Фрэн поверить не могла, что уже наступила середина мая. Пятница была последним сроком для сдачи в набор июльского номера. А ей еще нужно было съездить в Кларион навестить потомков первых еврейских поселенцев в штате и сделать фотографии.

– Тебя, Фрэнни, вторая линия!

– Я не могу сейчас подойти, Паула.

– Но этот человек звонил вчера пять раз.

– Как его зовут?

– Он не представился. Я сказала ему, что ты будешь утром.

– Ну, хорошо. – Она взяла трубку. – Фрэн Мэллори слушает.

– Мисс Мэллори, наконец-то!

Фрэн узнала этот голос.

И ее тело пронзила дрожь, которой она не могла найти объяснений. Только одно она знала точно: монах-траппист он или нет, она не собирается говорить с ним. Может, это и невежливо, но ей все равно. Он обошелся с ней отвратительно.