Вчера вечером я сказал Максу, что у меня нет мечты, но это неправда. Моей мечтой было быть нормальным. Жить той жизнью, которую окружавшие меня люди одобряют и которой восхищаются. Создавать видимость, что ты такой же, как и все, даже если в глубине души знаешь, что это неправда.

Что хорошего такая правда, в конце концов, сделает со мной?

Я не мог заснуть почти до трех часов утра, поэтому позволил себе поспать подольше, что было редкостью. Обычно я встаю очень рано и даже в выходные, чтобы все успеть сделать. Было почти одиннадцать, когда я наконец встал с постели, но совсем не чувствовал себя отдохнувшим. Голова болела, во рту было сухо. Я определенно переборщил с виски прошлой ночью.

Я пошел в душ, пытаясь спланировать, как именно мне вести себя с Максимом. Бедный парень — он, должно быть, смущен, возможно, даже сердит. Вероятно, я был совершенно не в себе, что так им воспользовался. Использовал его как оружие в этой борьбе против себя. Он был абсолютно невиновен.

Ну, не совсем так.

От воспоминаний о вчерашнем вечере, кровь закипела, а член начал быстро наливаться тяжестью. Бог мой, стоя на коленях, с моим членом во рту, он так сексуально выглядел.

Нет. Это то, что принесет тебе неприятности. Перестань думать о нем таким образом. Нахмурившись, я стоял совершенно неподвижно, закрыв глаза и стараясь думать о менее возбуждающих вещах, представляя их в своем воображении — сестра Мэри Рут, моя учительница во втором классе в Огайо, я помню, как она называла нас всех лжецами и связывала руки резинками, тем самым утверждая, что поймала нас на лжи. Бог видит, что ты лжешь, — сказала бы она. — Бог видит все, что ты делаешь.

Спустя тридцать секунд тело снова стало моим, а я продолжал мыться и задаваться вопросом, что делать. Мне извиниться? Притвориться, что этого не было? Должен ли я сказать, что был пьян и ничего не помню? Часть меня хотела, чтобы все было так просто: что? Минет на кухне? Я понятия не имею, о чем ты говоришь.

Ты долбаный трус. Ты не можешь так поступить с ним. По крайней мере, признай, что ты сделал. Скажи ему, что тебе жаль. Скажи, что ты не знаешь, что на тебя нашло. Скажи ему, что ты никогда не делал ничего подобного раньше и больше никогда не сделаешь.

Морщась, я ополоснулся и, оттягивая неизбежное, стоял еще несколько минут под душем. Это будет самый неприятный разговор в моей жизни. Чертовски жестоко. Но, по крайней мере, возможно, это удержит меня от того, чтобы когда-либо снова поддаться этим чувствам.

Почистив зубы, вышел из душа, надел футболку и джинсы. Я посмотрел на себя в зеркало — на меня смотрели красные воспаленные глаза с темными кругами под ними. Пришлось закапать их каплями, но сам себе я сказал — после всего, что ты сделал, ты заслуживаешь выглядеть как дерьмо. Сделав несколько глубоких вдохов и расправив плечи, я открыл дверь своей спальни.

Дверь комнаты была открыта, но внизу было тихо. Медленно, я спустился по ступенькам на кухню, предполагая найти Максима там.

На кухне никого не было. Никаких доказательств того, что он был там вообще — ни кофе, ни запаха завтрака, ни тарелок в раковине. Я проверил комнаты и коридор. Меня привело в замешательство то, что его обувь отсутствовала. Какого хрена? Он что, ушел? Как? У него не было машины или средств, чтобы поймать такси. Эллен забрала его? Краем глаза я уловил движение во дворе. Я открыл заднюю дверь и босиком вышел на улицу.

Он стоял со шлангом и поливал расставленные на подъездной дорожке горшки с цветами.

— Доброе утро, — подходя к нему, сказал я.

— Доброе утро, — он посмотрел на меня, но через секунду повернулся к растениям. Его лицо не выражало никаких эмоций.

Я засунул руки в карманы.

— Хорошо спалось?

— Отлично. А тебе?

Уклонившись от ответа, я пожал плечами и пробормотал что-то нечленораздельное.

— Думаю, что начинаю справляться с разницей во времени. Проснулся около восьми, во мне было столько энергии, что я решил здесь закончить то, что не успел доделать вчера.

Я осмотрел двор и понял, как много он сделал: терраса вычищена, клумбы прополоты и политы, кусты роз обработаны.

— Ого. Круто.

— Мне тоже нравится.

Я снова изучал его, внутренности стягивало в узел. Он опять надел джинсы и одну из моих рубашек. Он не брился с тех пор, как приехал, его щетина была немного темнее, чем волосы на голове. Конечно, никакой седины. И под этой рубашкой, я знал, какой идеально гладкой была его кожа. Абсолютно подтянутый пресс. Он был так молод — и я, умудренный опытом старик, читающий ему лекции о действиях и последствиях, первым поддался своим чувствам. Который, прежде чем действовать, вообще ни о чем не думал. Который искренне сожалел о том, что сделал, даже если это и привело к лучшему оргазму в его жизни.

Старайся не думать об этом. Делай то, ради чего ты сюда пришел и двигайся дальше.

— Максим, я должен перед тобой извиниться.

— Нет, не стоит, — он не смотрел на меня.

— Да, должен. Не знаю, о чем я думал.

Никакой реакции.

— Со мной никогда в жизни не происходило ничего подобного, — это даже не было ложью. Но следующая часть была. — Скорее всего, это виски.

Наконец, он посмотрел на меня, изучая мое лицо.

— Окей.

— Максим, я натурал. Мне совсем не нравятся парни. Я просто, на минуту, потерял контроль, — я сосредоточился на том, чтобы не моргать, не отводить взгляда, не сдаваться. Крепкие оборонительные стены были подняты.

Он медленно кивнул.

— Произошедшее ничего не значит. И это больше не повторится, — я сказал это твердо и значимо.

Он с нечитаемым лицом снова сосредоточился на растениях.

Господи, Максим. Не мог бы ты быть прямо сейчас менее русским и позволить мне понять, о чем ты думаешь? Сходишь с ума? Оскорблен? Все ли с тобой хорошо? Тебе вообще есть до этого дело?

— Давай забудем об этом. У тебя получится? — спросил я, скрестив руки на груди.

Он перешел к следующему кусту.

— Конечно.

— Отлично.

Между нами возникла неловкая пауза.

— Итак... ты уже заканчиваешь здесь? Ты что-нибудь ел? Я тут подумал, может, приготовлю нам обед, а потом мы могли бы поискать в интернете варианты квартир, — чем спокойнее буду себя вести, тем лучше. Я думал о том, чтобы попросить его уйти или даже заплатить за отель, чтобы он мог в нем остановиться, но решил, что сделаю только хуже. Я не мог так поступить, тем самым подтверждая его влияние на меня. Единственный способ пройти тест, который я провалил прошлой ночью, это попробовать пройти его снова.

— Было бы здорово, спасибо.

— Окей. Я приготовлю что-нибудь и дам тебе знать, когда все будет готово.

— Звучит неплохо.

Я вернулся в дом, все время чувствуя его взгляд на себе. Как только я оказался внутри и за мной закрылась дверь, я выдохнул и почувствовал облегчение. Все прошло хорошо, не так ли? Так почему я до сих пор так неловко чувствую себя? По его реакции не было заметно, что он расстроен. Напротив, казалось, ему все безразлично. Почему так?

Когда я делал бутерброды на обед, то поймал себя на том, что становлюсь неоправданно возмущенным этой ситуацией. Наша интерлюдия на кухне никак не повлияла на него? Как он мог быть таким спокойным? Разве он не наслаждался этим также сильно, как и я?

Почему он больше не хочет меня? Он, безусловно, был со мной прошлой ночью.

Боже Всемогущий, ты придурок? Ты вообще себя слышишь? Он отреагировал именно так, как ты хотел! Как тебе это было нужно! Ты не можешь позволить ему жить здесь две недели и постоянно приходить к тебе. Ты потерял рассудок! Это наилучший возможный результат твоей глупой ошибки.

Не надо с этим связываться.

Нет. Это не виски.

Он лгал. По крайней мере, в этом случае. Я слышал это в его оборонительных и настойчивых интонациях голоса, видел это на его лице — тщательно контролируемую маску.