— Дерек, еще раз спасибо за все.

— Без проблем, — он направился к двери. — Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Он закрыл за собой дверь, а я подошел к кровати и сел рядом с одеждой, которую он принес мне, положив на нее руку.

Я говорил себе, что он так добр ко всем.

Я говорил себе, что не особенный — я был просто одолжением сестре.

Я говорил себе, что выдумал напряжение между нами там внизу, в темноте.

Но я не верил этому.

Я закрыл за собой дверь и остановился на мгновение, моя рука была все еще на ручке. Я обо всем подумал? Ему еще что-нибудь понадобится? Я ведь сказал ему про полотенца, да? Может, ему нужно дополнительное одеяло? Дезодорант? Бритва?

Какого черта ты творишь? Оставь уже его в покое.

Я отдернул руку с дверной ручки, как будто она обжигала меня, и спустился вниз. Закрыв заднюю дверь и установив сигнализацию, я шел через темную кухню и заметил на стойке рядом с его телефоном блокнот. Я взял его, борясь с желанием заглянуть внутрь. Что это было, дневник или типа того? Или сценарий? Любопытство боролось с моей совестью.

Положи его, кретин. Что бы это ни было, это личное.

Не отрывая от него взгляд, я вернул его на стойку. Может, он нужен ему наверху. А что насчет телефона? Ему он точно понадобится, не так ли?

Так. Стоп. Скорее всего, он уже спит.

Я могу тихо постучать.

Это может подождать до утра.

Но, возможно, он захочет позвонить своему другу сегодня вечером.

Это оправдание, и ты это понимаешь.

Нахмурившись, я стоял с чужим телефоном в руке несколько минут. Правда была в том, что меня тянуло к этому парню, и это было не только из-за его внешности. Притягивали его душевность и оптимизм. Его манеры. Его благодарность. Он поразил меня как человек, не воспринимающий вещи как должное, чем грешили многие американцы. Мне понравилось, что он приехал сюда, приняв решение изменить свою жизнь, оставив все и всех, кого он знал. Не потому, что он чувствовал, что имеет право на лучшее, а потому, что у него была мечта, и он был готов работать ради нее. Он был как будто из другой эпохи — часть поколения иммигрантов, которые приехали сюда, чтобы сделать эту страну такой, какой она была сегодня. У них, возможно, не было много средств, но у них была основа. Сила духа. Твердость характера.

Ладно, хорошо — мне понравилось, что он снял и аккуратно поставил обувь без моего предупреждения.

Но я беспокоюсь за него. Как он собрался жить тут? У него хотя бы есть деньги? Где он будет жить? Как он будет питаться? Мне хотелось защитить его, с того самого момента, как я пришел ему на помощь, теперь я был ответственен за то, чтобы убедиться, что с ним будет все в порядке.

Черт, не смеши меня. Ему двадцать четыре, а не двенадцать. Он не нуждается в тебе. Плюс, у него здесь уже есть друг.

Но посмотри, как он сегодня подвел Максима. Насколько он может быть ответственным? Максим никого не знал здесь, так что, может быть ему и понадобится кто-то вроде меня, чтобы оказать помощь. По крайней мере, пока он не встретит новых друзей.

Это не займет много времени. Возможно, у него тоже скоро появится девушка. Конечно, может быть. Роскошная молодая блондинка с огромными голубыми глазами, как и у него. Плавные изгибы. Ноги длиной в милю. Они бы быстро влюбились друг в друга и сразу же поженились, что решило бы его иммиграционную проблему, и никто никогда бы не подумал, что он женился на ней, ради того, чтобы остаться, — было бы очевидным, что они без ума друг от друга. Они были бы чертовски идеальны вместе. Его мечта жизни станет реальностью. Прям сахарный сироп.

Я по-глупому был зол на все это.

Значит, действительно ничего существенного не произойдет, если я поговорю с ним еще пару минут, не так ли? В конце концов, как только завтра он уйдет, я, вероятно, больше никогда его не увижу. На этом все и закончится.

Я отключил зарядное устройство от розетки и через минуту стоял в коридоре наверху, слушая, как за закрытой дверью ванной работает душ. Я должен был просто оставить его вещи в комнате, где он их найдет, и пойти спать. Но нет. Вместо этого я стоял там, как гребаный шпион, представляя его голым под душем.

Сейчас же остановись. Это не нормально.

Вода отключилась, но я продолжал стоять. Я представлял, как он вытирается одним из моих полотенец, вешает его (да, в моих представлениях все вешают свои полотенца), берет мою одежду. Я приготовил ему пару спортивных штанов, чистую футболку, толстовку, а также пару новых носков и нижнее белье в упаковке, которые у меня были. Мне никогда раньше не приходилось одалживать свою одежду другому парню.

Господи, какое это имеет значение? Убирайся из коридора, пока он не открыл дверь и не застукал тебя стоящим здесь, чертов придурок!

Я поспешил в его комнату и положил блокнот и телефон на тумбочку, но у меня не получилось сделать это быстро. Максим вошел в комнату, когда я уже поворачивался к двери.

— Эй! — с удивленным выражением лица сказал он и провел рукой по мокрым волосам.

Его грудь была голой, а штаны держались низко на бедрах, так низко, что я мог видеть косые, V-образные мышцы его пресса. Хоть он и не был крепким, но каждая мышца резко выделялась. Мои глаза скользили по его коже, опускаясь все ниже. Глубоко внутри меня шевелилось что-то опасное.

Черт. Это было ошибкой.

Я заставил себя посмотреть вверх.

— Извини за беспокойство. Я просто... — я замолчал, не зная, как закончить свое предложение. — Я подумал, что тебе может понадобиться телефон и блокнот. Я положил их на тумбочку.

Он улыбнулся.

— Это так приятно, спасибо. Я как раз думал, что, наверное, стоит позвонить маме.

Я быстро кивнул и, обходя его, пошел к двери, стараясь держаться подальше.

— Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — повторил он.

Но я уже был на полпути по коридору.

Десять минут спустя, положив руки под голову и уставившись в потолок, я лежал в постели.

Я был зол на самого себя. Я должен сознавать то, что даже ненадолго, нельзя позволить этой позорной части меня всплыть. Все, чего я хотел достичь в жизни, зависело от сохранения тайны об этих похороненных запутанных желаниях. И разве я еще не освоил маскировку? Разве я не потратил годы, учась контролировать свои сексуальные наклонности? Разве мне не удавалось подавлять каждое запретное желание, которое у меня возникало, доходя до того, что я вообще ничего не чувствовал? Почему я позволил паре часов в компании одного красивого незнакомца разрушить меня?

Потому что желать — это хорошо.

Выдохнув, я закрыл глаза. Было хорошо от того, что он разбудил во мне эти темные и опасные стороны. Это заставляло чувствовать себя живым. Чувственным. Мужественным. Это вызывало у меня голод, жажду, желание. Даже сейчас Максим угрожал уничтожить мою оборону, когда моя правая рука скользила по верху моих штанов.

Потому что желать — это хорошо.

Член увеличивался внутри моего кулака, когда я представлял себе голую грудь Максима, тугой пресс, его тело. Ненавидя себя, я сдался.

Потому что желать — это хорошо.

Его кожа теплая и влажная от душа. Его рот решительный и ненасытный. Его руки сильные. Я хотел, чтобы они были на мне вместо моих собственных. Я хотел, чтобы он был моим. Я хотел быть жестким с ним, наказывая его за то, что он заставил меня испытывать это. Быть наказанным, в свою очередь, за то, что поддался этому чувству.

Потому что желать — это хорошо.

Моя рука двигалась — быстрее, сильнее, крепче. Мышцы живота сокращались. Я представлял нас вместе — два твердых, сильных, мускулистых тела, двигающихся друг на против друга — открытые, бесстыдные, непримиримые. Я слышал свое имя на его губах. Я пробовал на вкус его кожу. Я чувствовал, как его тело напряглось — или, может быть, это мое — напряжение внутри вытягивало из меня глухую злобу, которая все еще пыталась подавить желание, и если у нее получалось подавить позыв, хранить этот секрет, приручить животное, то сейчас все было обречено на провал, нет ничего сильнее, чем вожделение, в тот момент не существует такой великой силы, и все это вырывается из меня внезапным пульсирующим горячим потоком.