— Бабушка, что здесь...

Тут она увидела Туре. Флора взвизгнула и шарахнулась в сторону, освобождая ему дорогу. Не замечая ее присутствия, Туре решительно проследовал в спальню. Споткнувшись о кресло в гостиной, Флора упала и поползла в сторону балконной двери. Там она и застыла с выражением ужаса на лице.

Эльви подбежала к внучке, обняла ее, гладя по голове и лицу:

— Тихо, тихо... ничего страшного... успокойся...

Флора умолкла, стиснув зубы. Тело ее сотрясала мелкая дрожь, и она крепко прижалась к Эльви. Она не сводила глаз с Туре, который тем временем уселся за стол, словно только что пришел с работы и хотел еще поработать часок-другой.

Они видели движения его рук, слышали шорох бумаг. Не в силах пошевелиться, они так и сидели, приникнув друг к другу, пока Флора не высвободилась из бабушкиных объятий.

Эльви тихонько прошептала:

— Ты как?

Флора открыла было рот, но передумала, только ткнула пальцем в сторону журнального столика в спальне. Эльви проследила взглядом за ее рукой и сразу поняла, что она имела в виду. На столике лежала коробка из-под «Обители зла». Флора что-то промычала, и Эльви подалась к ней:

— Что?

Флора едва шевелила губами, и все же Эльви различила слова:

— Но это же... смешно.

Эльви кивнула. Да. Смешно. Все невозможное смешно. Это вообще близкие понятия. И все же факт остается фактом. Эльви встала. Флора ухватилась за полу ее халата.

— Ну тихо, тихо, — прошептала Эльви. — Я только посмотрю, чем он занимается.

Она прошла на цыпочках в спальню.

Если все это так смешно, зачем же перешептываться, красться? — размышляла она. Да затем, что все невозможное балансирует на грани реальности. Любое неверное движение, любая оплошность — и оно исчезнет, рассыпется, как карточный домик. А может, наоборот — поглотит все живое. Кто его знает. С такими вещами нужно быть осторожнее.

Эльви выглянула из-за дверного косяка, но увидела лишь спину и локоть мужа. Войдя в комнату, она сделала пару шагов вдоль стены, чтобы получше разглядеть, чем он занимается.

Как будто ищет него-то...

В голову лезла всякая чепуха про души, которые не обрели покоя и теперь возвращаются на землю, чтобы восстановить справедливость... Фруктовый запах усилился. Эльви касалась стены кончиками пальцев, словно это была единственная ниточка, связывающая ее с реальностью.

Белые закоченевшие руки Туре двигались над столом, заваленным ксерокопиями похоронных псалмов, стопками писчей бумаги, конвертами. Сверху лежал свежий номер газеты «Экспрессен», принесенный Флорой. Туре по очереди брал листы бумаги, подносил к глазам, водя головой из стороны в сторону, словно читая текст псалма: «День за днем, минута за минутой...» — затем клал лист на место и брал следующий, точно такого же содержания, и столь же тщательно рассматривал.

— Туре?

Эльви вздрогнула от звука собственного голоса. Она вовсе не собиралась ничего говорить, как-то само вырвалось. Туре не реагировал. Она облегченно вздохнула. Одна мысль о том, что Туре может обернуться, что-нибудь сделать или — боже упаси — сказать, приводила ее в содрогание.

По стеночке, по стеночке она выскользнула из комнаты и тихо закрыла за собой дверь. Прислушалась. Из комнаты по-прежнему доносился шорох бумаг. Эльви пододвинула кресло к двери, так что деревянная спинка подпирала ручку замка.

Флора сидела на полу все в той же позе.

Вся эта история с воскрешением просто не укладывалась в голове, но больше всего Эльви волновалась за внучку — такое потрясение, да еще с ее нервами...

Эльви присела рядом с Флорой и даже обрадовалась, когда та подняла голову и спросила:

— Что он там делает?

Значит, держится пока, раз интересуется.

— По-моему, изображает видимость жизни, — ответила Эльви.

Флора коротко кивнула, как будто и без того знала ответ. Эльви растерялась, не зная, как поступить. По-хорошему нужно было отправить Флору домой, но как? Автобусы уже не ходят, а Маргарета с Йораном в Лондоне.

Впрочем, она бы и так не стала звонить дочери. Несмотря на всю ее предприимчивость, в критических ситуациях Маргарета легко впадала в истерику. Она бы, конечно, приехала, все уладила, отдавая распоряжения своим визгливым голосом, — но рано или поздно это закончилось бы нервным срывом.

Чертов Туре!

Да уж. Чем больше она об этом думала, тем больше в ней росло раздражение в адрес мужа. После всего, что она для него сделала! После стольких лет супружеского долга...

Стоп.

Эльви даже улыбнулась неожиданной мысли, пришедшей ей в голову. Может, это и буквоедство, но разве не сказано: «В болезни и здравии, пока смерть не разлучит нас»?

Она бросила взгляд на закрытую дверь. Смерть их разлучила. Туре умер. Следовательно, теперь это не ее забота. После смерти она ему ничего не должна, — по крайней мере, в той клятве сорокатрехлетней давности про это ничего сказано не было.

Флора издала какой-то невнятный звук, и Эльви переспросила:

— Прости, что ты сказала?

Внучка посмотрела ей прямо в глаза и отчетливо произнесла:

— У-ууу...

Эльви охватило отчаяние. Так она и знала! Не уберегла ребенка... Она метнулась к Флоре, принялась гладить ее по щекам:

— Прости, прости меня! Я сейчас вызову такси, хорошо? Слышишь, сейчас будет такси, и мы уедем отсюда, ты и я, хорошо?

Флора медленно покачала головой, перехватив ее руки, и снова произнесла, на этот раз с тенью улыбки на лице:

— У-ууу...

И тут Эльви поняла. У нее вырвался короткий смешок. Это была шутка. Флора изображала зомби из игры.

— Боже, Флора, как ты меня напугала! Я уж подумала...

— Извини. — Флора окинула комнату своим обычным ясным взглядом, в котором уже не было и следа отрешенности. — Ну, так что мы будем делать?

— Флора, детка, я не знаю.

— Тогда нужно рассуждать логически, — предложила она. — Во-первых, давай подумаем: существует ли хоть малейшая вероятность того, что он и не умирал? Ну, может, это был летаргический сон какой-нибудь или что-то вроде того.

Эльви покачала головой:

— Нет. Разве что у всех одновременно случилось помутнение рассудка. И потом, я же совсем недавно его видела, когда относила костюм... Флора, послушай, с тобой все в порядке?

— Да, да, все нормально. Просто я хочу... разобраться.

Эльви была потрясена. Девочка сидела и спокойно рассуждала, загибая пальцы и перечисляя возможные варианты — ни паники в голосе, ни дрожи в руках. От недавнего страха не осталось и следа — теперь в ней заговорили трезвость и рассудительность дочери юристов — качества, которые она прежде терпеть не могла.

— Во-вторых, — Флора загнула другой палец, — если он все-таки умер, то из-за чего он воскрес? Может, это имеет какое-то отношение к тому, что произошло в саду?

— Ну... Пожалуй.

— В-третьих...

Эльви вдруг поняла, что творилось с Флорой. В ее резкой перемене настроения не было ничего хорошего. Рациональность ее мышления объяснялась тем, что она просто-напросто стала относиться к происходящему, как к компьютерной игре, — невероятные события она рассматривала, как цепь задач, которые нужно решить.

Ничего, — подумала Эльви, — пусть лучше так.

— В-третьих, — продолжила Флора, — нужно выяснить, видим ли это только мы с тобой, или все это происходит... на самом деле. Ну, ты меня понимаешь.

Эльви вспомнила холод плеча под рукой.

— Думаю, на самом деле. И еще, мне кажется, нужно вызвать «Скорую».

Флора вскочила с пола:

— Можно, я?

— А может, лучше...

— Ну, бабуль, ну пожалуйста!

Флора умоляюще сложила руки, и Эльви оставалось только пожать плечами. Она не понимала энтузиазма внучки, но это было лучше, чем нервный срыв. Флора бросилась звонить, а Эльви осталась сидеть на полу, погруженная в раздумья.

Все это неспроста.