– Я могу снимать микрофон? – спрашиваю парня техника, который сидит рядом с камерой.

– Конечно, я сниму, – он делает шаг вперед и начинает отсоединять аудио оборудование, пока комментатор суетится со своим галстуком.

– Спасибо, Флинт, – говорит Эдди. – Ты хорош. Зрители любят тебя.

– Ты имеешь ввиду мои дерзкие выходки, – говорю я.

– Не только, – смеется он. – Я видел без камеры. Ты любишь быть в центре внимания.

– Виноват, – отвечаю я, сияя поддельной улыбкой, которую он хочет увидеть.

Он видит мою браваду и думает, что я такой и есть. Возможно это так, до определенной степени. Когда ты растешь без заботы и внимания, которые нужны каждому ребенку, чтобы расцветать, ты находишь другие способы получать внимание. Кто, мать твою, знает, кем бы я стал, если бы моя мать не была таким ничтожеством, а отец не сломал свою жизнь. Если бы родился в одной из тех идеальных американских семей, которые показывают по телевизору, может быть, я был бы ботаном, который любит комиксы и делает домашнюю работу. Если бы не приходилось защищаться от подонков, присутствующих в моей жизни, возможно, внутри меня не было бы этого беспокойного гнева.

– Привет, Флинт, – оглянувшись, я вижу Рэда с моими вещами. – Ты готов идти?

– Да, я всё здесь закончил.

– Время для вечеринки, да, Флинт? – говорит Эдди, подмигивая мне. Ему около шестидесяти, но со своими зализанными назад волосами и распухшим и красным от выпивки лицом он похож на старого вымытого извращенца.

– Да, мужик, – отвечаю я. Я мог бы сказать ему правду, что я никому не нужен после боя, но он не это хочет услышать от меня. Никто не хочет знать о тяжелой работе и самоотверженности, которые необходимы для того, чтобы делать то, что я делаю. Никто не хочет знать о жертвах.

Никто не хочет узнать настоящего меня. Когда я отмахиваюсь от гламура этой жизни, надеваю футболку и джинсы и возвращаюсь к моему брату, это настоящий я. Когда я и Рэд прыгаем в машину, несемся в спортивный клуб в центре города, чтобы прихватить гамбургер и пива, это я настоящий. Когда у меня появляется огромное желание вернуться в наш старый район, потому что у меня в голове застряли те дни, и я не могу их отпустить, это настоящий я. Когда я просыпаюсь ночью, потому что мне приснилось, что мой брат мертв и у меня нет семьи, это долбаный ад.

Я следую за Рэдом сквозь толпу, поднимаю капюшон и иду вниз.

Несмотря на то, что я устал, как собака, жажда драки ещё остается во мне. Может быть, она всегда будет во мне, пока мои демоны будут мучить меня.

Ривер: Если бы ты могла загадать одно желание, что бы ты пожелала?

Рейвен: Много желаний.

Ривер: Смешно. А серьезно?

Рейвен: Семью. Настоящую семью.

Ривер: У тебя её нет?

Рейвен: Нет, только я одна.

Ривер: Но кто-то должен был быть около тебя, пока ты росла.

Рейвен: Были люди, которые порой были рядом. Готовили куриные ножки и замороженную пиццу. Покупали для меня самую дешевую одежду, которую только могли найти. Прикарманивая оставшуюся часть пособия, которую они получали для моего обеспечения, тратя на выпивку и пачки сигарет.

Ривер: Я знаю всё об этом.

Рейвен: Да?

Ривер: Жизнь бывает полным дерьмом

Рейвен: У тебя есть семья?

Ривер: Да. Я получил благословление.

Рейвен: Это хорошо. Я тоже. По крайней мере, я здесь, а не где-либо ещё.

Ривер: Здесь.

Рейвен: Ты когда-нибудь задумывался, в чем твоя цель? Например, почему ты здесь? Что ты должен сделать?

Ривер: Всё время.

Рейвен: У тебя есть цель, не так ли?

Ривер: Я отдаю себя. Но я не думаю, что это то, что я должен делать.

Рейвен: Как ты это узнал?

Ривер: Это слишком просто.

Рейвен: Но ты приносишь пользу, не так ли?

Ривер: На несколько минут, наверное.

Рейвен: Иногда, это всё что нужно человеку.

Я на байке, бешено гоню прочь из города с маленькой феей, держащей меня за талию. Она выглядит горячо в моей кожаной куртке и этих высоких сапогах до бедер. Я не знаю, что, черт возьми, делаю, но впервые за очень долгое время мне на это плевать.

Я газую, наслаждаясь мощью мотоцикла между ног и тем, как это заставляет Динь-Динь прижиматься ко мне сильнее.

Флинта сегодня не будет. Я должен был идти с ним, но, когда Рейвен попросила встретиться, я поменял планы. По крайней мере, я знаю, что дом пуст. Никто не увидит, как я привожу девушку домой, и не будет спрашивать, какого черта я передумал насчет правила номер один.

Я добираюсь до подъездной дорожки и глушу байк. Фея соскакивает с него, как профи, и я снова задаюсь вопросом о её прошлом. Она изучает дом, окидывая взглядом широкую подъездную дорогу и декоративный фасад. А затем смотрит на меня, я понимаю – она не ожидала, что я буду жить в таком милом месте. Сейчас, когда мы здесь, я ощущаю себя ещё менее уверенным в том, что произойдет дальше. Моё сердце бешено стучит, когда я замечаю, что она переступает с ноги на ногу, как будто нервничает. В голове, вернувшись, начинает пульсировать боль, та же, что и раньше.

Я запускаю пальцы в волосы, потирая висок. Динь шагает вперед и кладет свою прохладную руку на то место, которое я тер, приглаживая беспорядок моих темных кудрей таким успокаивающим движением, что я хочу закрыть глаза и застыть навечно в таком положении.

– Пойдем, – говорит она, вкладывая свою руку в мою. Вот и вся инструкция, что мне нужна.

Я веду её к входной двери, открываю ее и втягиваю фею в коридор. У нас впечатляющая прихожая, но, кажется, девушка даже не обращает на это внимание. Как только она закрывает за собой дверь, то, сосредоточившись, снимает мою кожаную куртку со своих плеч и позволяет ей упасть на черно-белый кафель. Динь расстегивает молнию на одном сапоге, затем на другом, медленно стягивая их со своих стройных ног. Без каблуков она такая крошечная. Когда она подходит ко мне, её макушка достигает лишь моего подбородка, и девушка оставляет мягкий поцелуй прямо напротив моего сердца.

– Зачем ты здесь? – спрашиваю я её. Её аквамариновые глаза встречаются с моим, и я вижу что-то знакомое, но это в мгновение ока исчезает.

– Для тебя, – тихо шепчет она. – Ради того, что произойдет дальше.

Она снова обхватывает мою щеку, вглядываясь в мои глаза, как будто она хочет найти мою душу. Но там слишком много такого, что я не хочу ей показывать. Там есть такие вещи, которые я не хочу, чтобы она знала. И так мало того, что могу ей дать.

– Забери меня в свою спальню, – говорит она. – На несколько часов мы можем быть любовниками, а утром я уйду.

– Почему? – отвечаю я, начиная идти вперед, тем самым заставляя её отступать. Удерживая руку посередине груди, я подвожу её к лестнице.

– Потому что у тебя самые грустные карие глаза, которые я когда-либо видела.

Я чувствую, как мое горло сжимается от волнения, словно у какого-то слюнтяя. Эта девушка – другая. Прошло чуть больше часа с нашего знакомства, а она уже заглянула в самые сокровенные уголки моей души, пошатнув всю решимость.

– Это недостаточно веская причина, – говорю я, чтобы было легче, я подхватываю её на руки, точно невесту. А затем перекидываю через плечо, и она смеется, когда я начинаю её нести вверх по лестнице, как пещерный человек.

– Хорошо, как насчет, потому что Луна внезапно стало голубой^[8].

– Нет, не подходит.

– Ну почему же? – повторяет она. – Говорят же однажды, когда Луна станет голубой^[9].