Руслан лишь улыбнулся едва заметно, а я, хмыкнув, подобрался поближе. Любопытно, какова будет структура здешней силы? Я уже не впервые присутствую при том, как учитель перехватывает алтари и храмы у Холоса, тут у него несомненное преимущество. Как ни странно, при всем том, что боги влияют на окружающий мир дистанционно, для перехвата чужих точек силы, таких как религиозные объекты, необходимо оказаться к ним как можно ближе. А еще лучше иметь возможность прикоснуться. Никакой бравады, короче, какая разница, чем к алтарю прикасаться рукой или задн… э-э… пятой точкой? Последней так даже лучше, она чувствительней.

Остальные медленно разбрелись по храму, дожидаясь, пока Руслану надоест с задумчивым видом сидеть на пыльном камне, я прислушивался к происходящему с алтарем. Чувствовать это я научился далеко не сразу. Первые два раза, когда присутствовал при перехвате намоленных мест, вовсе не замечал, что что-то происходит. Со временем смог усваивать просачивающуюся вовне энергию. А что зря добру пропадать, все равно она, кроме меня и Руслана, никому не нужна, а при таких больших объемах он неизбежно теряет какую-то часть, даже не замечая этого.

Для меня сила всегда имеет какой-то вкус, у вампиров вообще восприятие магии в сторону вкусовых ощущений смещено, специфика такая.

Так вот, сила алтарей иногда имеет совершенно отвратительный вкус, словно гнилой крови хлебнул. Иногда, как молодое вино, последнее чаще там, где молились не Холосу, как таковому (тем более, что храмы, посвященные Холосу, во всем мире вне закона), а некой абстрактной силе, отвечающей за смерть и пребывание души в загробном мире. А здесь… даже и не пойму вот так с ходу. Как полная энергии и силы кровь и, одновременно, дорогое, хорошо выдержанное вино. Необычная смесь. Дело в возрасте алтаря или его необычности? И вот это смутно знакомое, словно живые искристые пузырьки, оно откуда?

Эх, жаль, в нашем мире таких древностей уже и не найти, это был редкий и, скорее всего, уникальный экземпляр. Статистику бы и сравнительный анализ, определить бы зависимость вкуса силы от древности алтарей и канонов оформления, хотя последнее должно напрямую зависеть от веры. Неужели Холос когда-то считался богом не только смерти, но и жизни? Забавно.

– Все, – Руслан встал. – Еще пара ниточек в мою коллекцию, все больше начинаю чувствовать себя пауком.

– Странно, – сказал я, имея в виду не его последнее замечание, а алтарь. – Как-то у меня это в голове не укладывается.

– Да нет, вполне логично, смерть без жизни ощущается не совсем полноценной, к тому же у нас с тобой уже были достаточно успешные эксперименты, – возразил Руслан. – У меня возникает нехорошее подозрение, что официальная версия сумасшествия Холоса с реальностью не совсем совпадает.

– И что теперь?

– Хочу поговорить со Светлейшей, несколько вопросов появилось, да и о находке Мэя надо сообщить. Анайби, скорее всего, знает, как это с максимальной пользой использовать.

– А ты не знаешь? – спросил я.

Руслан уклончиво пожал плечами. Ясно, знает, но говорить не хочет. Как всегда.

Собрав остальных, разбредшихся по всему храму, мы, наконец, решили возвращаться. Забираться вверх по расщелине было намного сложней, чем спускаться, мы здорово устали. Несмотря на это, как только снова оказались в лесу, Мэй со Шреком тут же исчезли в густых зарослях. Охотиться пошли. Ну, раз так, устроим небольшой привал до завтра, отдохнем.

Вернуться оказалось приятно, после бесконечной пыли и безвкусного от фильтрующих заклинаний воздуха дышать стало удивительно легко, да и окружающий мир показался каким-то нереально ярким.

Дашка, воспользовавшись паузой, опять начала убеждать Шона стать вампиром, тот опять отнекивался. Ее лягушка, впервые выбравшаяся из шкуры Шрека, сидела на сестренкиной макушке и меланхолично ловила мошек. Красота.

К вечеру я все-таки отловил Дашку и постарался выяснить, почему она так прицепилась к телохранителю. Сестренка вдруг покраснела и, сердито буркнув "не твое дело", сбежала. Я чего-то не понял, влюбилась она, что ли? Тьфу, чушь какая, маленькая она еще для этого!

Или все-таки?

Дарья.

Сначала мы собирались возвращаться тем же путем, то есть сперва на Западный континент через эльфийский портал, а потом уже в Империю, а если точнее, в Нашен. И там искать герцога, потому что он единственный, кто знает, как связаться со Светлейшей. Только вот он сам исчез так надежно, что и непонятно, где искать. Тогда Руслан решил сначала попробовать связаться с богиней своим способом, тем, которым боги между собой общаются, и, если не получится, тогда уж будем герцога искать. Загвоздка в том, что Анайби могла не ответить, если не хочет, чтобы ее беспокоили.

Но она ответила и даже неожиданно быстро, теперь нам не надо отправляться на другой континент, достаточно добраться до здешнего Заповедного леса. Там Барс и Светлейшая уже будут нас ждать.

Братик расстроился, он, кажется, рассчитывал по пути сделать небольшой крюк и навестить Эмили. А еще не слишком хотел встречаться с герцогом. Папин наставник почему-то решил, что нас воспитывать – тоже его обязанность, а мы воспитываться категорически не хотим, нам и так хорошо. Даньке этого самого воспитания всегда достается в два раза больше, чем мне, он и старше, и… вообще, если делаешь что-то этакое, надо уметь не попадаться. Я вот почти никогда не попадаюсь, а братик, наоборот, почти всегда. В тот раз, когда Эльмону за шиворот паука уронил, сразу поймали, и когда маминой волшебной краской покрасил в сиреневый цвет всех лошадей в конюшне Цитадели. И ведь говорила я, что красить надо было не всех, и не сиреневой, а оранжевой. А в самый последний раз его герцог поймал, хотя это была вовсе не каверза какая, а страшная месть.

Это года два назад было, мы всей семьей поехали к папиному наставнику в гости. В Нашоне летом хорошо, тепло, море ласковое. Мы на пляже целыми днями торчали, выглядели тогда, как настоящие разбойники. Особенно Даня, в драных, выгоревших на солнце холщовых штанах, неровно обрезанных ниже колена, с повязанным на пиратский манер платком на голове и своей любимой рапирой на боку. А еще весь красный, как рак и с облезающей клоками кожей на физиономии. Такого в темной подворотне встретишь и заикой останешься.

Ну, я, в общем, тоже… в дикаря на необитаемом острове играла. У меня даже самодельное копье было, и я совершенно серьезно намеревалась раздобыть чей-нибудь скальп, только пока не решила, кого можно безнаказанно постричь. Самый желанный трофей был, конечно, у Барса, только он, чего доброго, меня саму налысо побрил бы. Можно было еще папу потихоньку постричь, он бы поругался для порядка, но не очень сильно. Только тогда весь дух охоты пропадал.

В тот день, когда к герцогу приехала гостья, братик решил потренироваться с нашим традиционным оружием, то есть боевой косой. Я напросилась с ним, потому что ровесников поблизости не наблюдалось, а играть одной мне к тому времени надоело. Шипы и серпы у нас были учебные, не заточенные, но все равно опасные, такими можно человека покалечить.

Мама обозрела наше ощетинившееся во все стороны вооружение, обозвала гоп-компанией и велела убираться на пляж, чтобы честных людей не пугать облезающими разбойничьими рожами.

Мы, в общем, и сами не против были убраться куда подальше от взрослых, только не успели. Как раз выходили из замка, когда туда пожаловала какая-то графиня. К герцогу постоянно всякие разные люди приезжают, у него дел много и знакомств тоже. Только нас его дела тогда не интересовали совершенно, да и шокированный взгляд и чопорно поджатые морщинистые губы графини тоже. Не знаю, как Даня, а я своим дикарским видом гордилась несказанно, не меньше, чем собственноручно обожженным на костре копьем и таким же самодельным луком. Ну, и торчащими из косы шипами заодно. Как взрослая!

У меня вообще от того лета остались воспоминания бесконечного жаркого солнца, синего моря и совершенно дикой свободы, когда можно делать все, что хочешь, и на тебя никто внимания не обращает. Такие замечательные воспоминания, даже, несмотря на то, что эта графиня нам много крови попортила. Кто ж знал, что она такая ярая сторонница этикета и хороших манер?