— …Она шесть лет прожила вдали от вас, тем более вы теперь должны о ней заботиться.

— Не я о ней забочусь, а она обо мне…

— Что ж, признание настоящего мужчины… — Ее мягкий южный голос словно обволакивал его нежностью.

Эмма перевела взгляд на отца. Он сидел в характерной для него позе: нога на ногу, правый локоть уперт в колено, большой палец в подбородок, между указательным и средним пальцами зажата сигарета, колечки дыма плывут к глубоко посаженным глазам. Они темные, как черный кофе, и неотрывно смотрят на миссис Райан, словно она какое-то диковинное существо, попавшее между стеклышками под окуляр лабораторного микроскопа.

— Эмма, твой бокал!

Это сказал Маркус. Она оторвала взгляд от Бена и от миссис Райан и с облегчением повернулась к нему.

— О, спасибо…

Он сел возле нее.

— Роберт рассказал тебе о предстоящей поездке?

— Да, рассказал.

— Ты на нас сердишься?

— Нет. — Что было правдой. Нельзя сердиться на честного человека, который сразу же изложил суть дела.

— Но ты не хочешь, чтобы он ехал?

— Так считает Роберт?

— Нет, он этого не говорил. Но я очень хорошо тебя знаю. И я знаю, как долго ты ждала Бена. Но он уедет совсем ненадолго.

— Да. — Она опустила глаза. — Так, значит, он правда уезжает?

— Правда. Но в самом конце месяца.

— Ясно.

Маркус мягко сказал:

— Если ты хочешь поехать с нами…

— Нет. Нет, в Америку я не хочу.

— Ты не против, что останешься одна?

— Нет, это меня не тревожит. К тому же, ты говоришь, что это ненадолго.

— Ты можешь приехать в Лондон и пожить у нас. В комнате Дэвида.

— А где же будет спать Дэвид?

— Очень печально, но он в интернате. Это разрывает мне сердце, но теперь я англичанин и моего восьмилетнего сына от меня оторвали. Приезжай, Эмма, поживи у нас. В Лондоне есть на что посмотреть. В Галерее Тейт новая экспозиция. Превосходная.

Эмма невольно заулыбалась.

— Над чем смеешься, злодейка?

— Над твоим цинизмом. Отнимаешь у меня отца и взамен предлагаешь Галерею Тейт? К тому же, — Эмма понизила голос, — никто не сказал мне, что миссис Кеннет Райан — королева красоты Южной Виргинии.

— А мы и не знали, — сказал Маркус. — Мы ее никогда не видели. Она вдруг ни с того ни с сего прилетела в Англию, позавчера пришла в нашу галерею и сказала, что хотела бы поговорить с Беном Литтоном, и там я впервые ее увидел.

— Есть на что посмотреть.

— Да, — согласился Маркус и посмотрел своими печальными собачьими глазами на миссис Райан. Потом посмотрел на Бена. Перевел взгляд обратно, на бокал с мартини, тронул пальцем ломтик лимона. — Да, — повторил он.

Их появление в столовой привлекло всеобщее внимание. Им было зарезервировано лучшее место — круглый стол в нише у окна, к нему надо было идти через всю столовую. Миссис Райан, которая шла впереди, чувствовала на себе восхищенные взгляды, но, судя по всему, не обращала на них никакого внимания. Она к этому привыкла. За ней следовал Маркус, в мешковатом костюме, но при этом изысканный и явно интересный человек. Дальше шли Роберт и Эмма и самым последним Бен. Бен отстал, чтобы загасить сигарету, и сделал то, что обычно делают знаменитости: в дверях на минуту приостановился и перекинулся парой слов с метрдотелем, так что когда он двинулся дальше, то оказался в центре внимания.

«Бен Литтон… Это Бен Литтон!» — несся вслед ему шепоток, когда он проходил между столиков, — великолепный в своей синей блузе, на шее завязан красно-белый шарф, густая, как у молодого человека, седая шевелюра, на лоб, точно запятая, свисает белый клок.

«Бен Литтон… Вы, конечно же, знаете, художник…»

Это было волнующее событие. Все знали, что у Бена Литтона мастерская в Порткеррисе, но если кому-то непременно хотелось посмотреть на него, то надо было спускаться в город, отыскивать кабачок под названием «Невод» и сидеть там в духоте и мраке, медленно потягивая теплое пиво в ожидании, когда придет Бен Литтон. Все равно что ждать, не залетит ли в силок птица.

Но сегодня Бен Литтон, похоже, изменил своему любимому кабачку и на воскресный ланч пришел сюда, в «Замок», как самый обыкновенный человек. Гора пришла к Магомету. Пожилая дама открыто, ничуть не стесняясь, разглядывала его в лорнет, а заезжий техасец вслух сокрушался, что оставил в номере фотоаппарат.

Эмма перехватила взгляд Роберта Морроу и чуть было не засмеялась.

Бен наконец-то дошел до стола, занял почетное место по правую руку от миссис Райан, взял меню и поднял палец, давая знак официанту. Постепенно волнение в столовой улеглось, однако было очевидно, что до конца трапезы их столик останется объектом всеобщего внимания.

Эмма сказала Роберту:

— Конечно, я не должна одобрять эти его номера. Видели, как он красуется? Мне должно быть стыдно, однако все ему сходит с рук.

— Ну, по крайней мере, это вас развеселило. Вы уже не такая мрачная и напряженная.

— Вам следовало сказать мне, что миссис Райан молода и красива.

— Красива — да. Но не думаю, что так молода, как кажется. Скорее, хорошо сохранилась.

— Ничего себе высказались! Достойно стервозной дамочки.

— Сожалею. Не хотел сказать ничего дурного.

— И все-таки вы должны были меня предупредить.

— Но вы не спрашивали.

— Нет. Правда, что-то сказала о старых, толстых американцах, и даже тут вы меня не поправили.

— Быть может, потому, что не понял, как это для вас важно.

— Красивая женщина и Бен Литтон — и вы не поняли, как это важно? Это больше чем важно — это смертельно. Одно ясно — ни вам, ни Маркусу не придется ни в чем его убеждать. Бен едет в Америку. Один взмах этих ресниц, и он уже на середине Атлантики.

— Думаю, вы не вполне справедливы. Самые длинные в мире ресницы не завлекут его ни во что, чего бы он не захотел сам.

— Да, но он никогда не мог устоять, если ему бросали вызов, — холодно сказала Эмма.

— Эмма!

Она повернулась к Роберту.

— Да?

— Ну что вы сокрушаетесь? Все это такие пустяки! — И Роберт отмерил «эти пустяки» — между большим и указательным пальцами.

— Да… пожалуй… — Она решила переменить тему. — Когда вы возвращаетесь в Лондон?

— Сегодня. — Он взглянул на часы. — Уже задерживаемся. Выедем сразу же, как только я сумею убедить Мисс Миллион, что пора отправляться в путь.

Однако миссис Райан не спешила. С кушаньями было покончено, вино, коньяк и кофе были поданы в опустевшую столовую и выпиты, но она все не хотела выходить из-за стола. Наконец, воспользовавшись паузой, Роберт сказал:

— Маркус, извини, что вмешиваюсь, но я думаю, пора отправляться. Нам предстоит одолеть триста миль.

Миссис Райан, казалось, была удивлена.

— Но который же теперь час?

— Около четырех.

Она засмеялась.

— Уже! Однажды я была приглашена на ланч, и мы не встали из-за стола до половины восьмого. И почему это время бежит так быстро, когда тебе хорошо.

— Потому и бежит, — сказал Бен.

Миссис Райан с улыбкой обратилась к Роберту:

— Вы же не хотите выезжать прямо сейчас?

— Ну… во всяком случае, как можно скорее.

— Но я хотела бы побывать в мастерской. Пересечь Атлантику, проехать триста миль до Порткерриса и не увидеть мастерскую Бена — это просто невозможно! Можем мы заглянуть туда хотя бы на одну минуту, на пути в Лондон?

Это беспечное предложение было встречено молчанием. Роберт и Маркус явно смутились. Роберт потому, что не хотел дольше откладывать отъезд, а Маркус — потому что знал, что больше всего на свете Бен ненавидит, когда инспектируют его студию. У Эммы тоже упало сердце. В мастерской был полнейший кавардак — не говоря уже об обычном беспорядке, который всегда царил у Бена, на сей раз и она внесла свою лепту. Она вспомнила веревочную лестницу, ведро с краской, мокрый махровый халат и купальник, которые она оставила на полу, полную окурков пепельницу, продавленную софу и песок по всей комнате. Эмма устремила на Бена умоляющий взгляд. Они все в тревоге смотрели на Бена — марионетки, ожидающие, за какую веревочку он дернет.