Полковники надеются, что кто-то из скульпторов задумается над необычным, «душевным» решением, и они совершенно уверены, что «поскольку речь идет о Великом народном подвиге, о больших жертвах, о многих тысячах (читай, миллионах!) погибших патриотов при защите Отечества, логично было бы государству оплатить это святое дело или от имени государства пригласить к реализации проекта отечественных состоятельных людей». И в этом последнем предположении принципиальная ошибка офицеров.
Те, кто добровольно отдавал свои силы и жизнь в военные годы стране, изначально не могли стать «состоятельными людьми» (исключения лишь подтверждают правило!), поскольку в пережитый нами период дикого капитализма любое состояние тех, по выражению А. Гайдара и Б. Немцова, «ленивых», которые давали себя грабить, свято веруя в добропорядочность и ответственность своего государства. Одно дело бал в Манеже с туалетами от Юдашкина и прочих кутюрье высокой моды, с входными билетами за сотни долларов – здесь траты не имеют значения. Другое – вклады на детские дома, попечительство над доведенными до нищеты домами престарелых. И разве не характерно, что, поминая Павла Михайловича Третьякова как собирателя, никто не касается приютов, которые он строил и содержал, пособий на образование и на так называемую смерть кормильца, которые он выплачивал по многочисленным своим мануфактурам. Да и подход к Третьяковской галерее через снесенную Кадашевскую набережную начинается со здания Приюта для вдов и детей художников, построенного и существовавшего на средства ее создателя.
Конечно, можно возразить против примененного авторами предложения термина «Добровольчество». В истории Октябрьского переворота и Гражданской войны он обрел совершенно определенный смысл. В Великую же Отечественную это было не движение отдельных патриотов, а душевное состояние народа. И, кстати сказать, ведь существовал же выбор: идти на Запад – на фронт или спасаться на Восток – в эвакуацию в святой уверенности, что военное дело выполнит за тебя кто-то другой, а кстати сохранит и брошенную квартиру, добро и утварь, даже оплатит жировки за жилплощадь. На случай возвращения. На войну ничего нельзя было списать. Просто она раскрывала каждого человека в подлинной его сути. Но добровольцы – просто советские люди на Великой Отечественной войне, что давно перестали чувствовать чиновники. Отсюда исчерпывающий ответ Комитета по культуре города Москвы:
"План развития территории Поклонной горы утвержден постановлением Правительства Москвы от 20.01.2004 г. № 19 ПП и не предусматривает установку памятника добровольцам. Кроме того, согласно решению 9-го заседания Российского организационного комитета «Победа» от 25 мая 2001 года, на Центральной аллее «Годы войны» Парка Победы планируется установка ансамбля на 15 стеллах, посвященных подвигам 10 фронтов и трех флотов, действовавшим на завершающих этапах войны, партизанам и труженикам тыла, в том числе и фронтам, которые защищали Москву в битве 1941–1942 гг.
В связи с изложенным, поддержать предложение о возведении памятника на такую же тему не представляется возможным. Первый заместитель председателя Комитета А.И. Лазарев".
Естественно, что отработанная бюрократическая схема (тем более профинансированная и проплаченная) не допускает пересмотров и эдаких «порывов сердца».
Зато по-настоящему бурными были дебаты по поводу вопроса 6-го – о возведении памятника поэту и композитору Виктору Цою. Добрый десяток телекамер, напряженный интерес журналистов.
Первой сказала свое слово сама жизнь. Стихийно на углу Арбата и Кривоарбатского переулка возникла так называемая «Стена Цоя» – каменная ограда земельного участка, исписанная поклонниками рок-музыканта. Свои памятные дни фанаты отмечали собраниями, достаточно шумными и выпадавшими из той атмосферы Старого Арбата, которую намеревалась с самого начала здесь воссоздавать Москомархитектура. По сути своей, неразрешимая задача совмещения запланированной проектировщиками улицы для народных гуляний (достаточно вспомнить первые попытки подобных маскарадов на старой улице!) и эдакой «интеллигентской эспланады», куда бы стремились по вечерам представители интеллектуальной элиты.
Не получалась пушкинская среда, но ведь как-никак именно здесь находится единственная сохранившаяся московская квартира Пушкина, привлекающая к себе массу посетителей. Яростно и с полным сознанием собственной правоты протестуют местные жители, лишающиеся последней возможности хотя бы ночного отдыха – для фанатов не существует временных ограничений. Но просто отмахнуться от Виктора Цоя нельзя. Это знамение своего времени, в наших условиях не сопоставимое даже с Леноном. В отношении Ленона речь идет о музыкальной, точнее – звуковой среде. И прав Тимур Тепленин, автор статьи в «Утро. ру» – «Последнему герою» не место на буржуйском Арбате". «Перемен труб требуют наши сердца»… Вот уж попал так попал – на века. В общем-то, слова не бог весть какие пророческие: когда на Руси не ждали перемен к лучшему, туже затягивая пояса и вбирая головы в плечи? Мы все время что-нибудь требуем, но про себя и с фигой в правом кармане. А у кого фига в левом, тот вообще предатель и скоро, значит, покинет родину… Пожалуй, права Комиссия. Не подходят они друг к другу – нынешний Арбат и тот Виктор Цой. А памятник ему уже есть на Арбате – та же снесенная городскими властями стена в Кривоарбатском переулке… «Оставьте Арбат Пушкину» – так сказала член Комиссии писатель Нина Молева. Сусально-кабацкому Пушкину – самое место на золотисто-бриллиантовом Арбате, пропахшем кулинарными излишествами. Пушкин – он везде «наше все», даже на Арбате".
«Сусально-кабацкий Пушкин»… Куда хуже, если такое впечатление рождается у молодого поколения, не знающего по-настоящему великого поэта. В 1988 году на бурном обсуждении перспективного проекта превращения Старого Арбата в пешеходную зону и одновременно торгово-развлекательную артерию доказать нелепость и обреченность подобной затеи не представлялось возможным. Архитектурные мастерские уже приступили к проектированию, финансирование уже было открыто, а будущее рисовалось эдаким раем на земле в отмывках профессионально выполненных планшетов. Одним из моих доводов была полная историческая неразработанность улицы. Никто из проектировщиков ничего толком о ней не знал и главное – не собирался знать. Предлагая мне вместо критики «активно включиться в работу по проектированию» (с соответствующим материальным вознаграждением), одна из ведущих проектировщиц, пришедшая с предложением ко мне домой, не скрываясь, сказала, что изучением можно заниматься походя, но главное – не задерживая общего процесса. Только ведь речь шла не об отдельных зданиях (их число и так должно было существенно сократиться – чтобы обеспечить снабжение пешеходной зоны, архитекторы настаивали на том, чтобы по живой исторической застройке между Старым и Новым Арбатом прорубить новую магистраль), а об исторической концепции магистрали.
Дорога с юга и на юг, которой пользовались наступавшие на Москву войска кочевников. До Дмитрия Донского их путь от Крымского брода пролегал по Пречистенке-Остоженке. При Дмитрии Донском, по совету московского святителя – митрополита Петра городские посады были обнесены дополнительным укреплением – земляным валом от Москвы-реки у нынешнего Соймоновского проезда, по окружности, до Сретенских ворот. Его последние следы были в этом году изуродованы установленным на Гоголевском бульваре вторым по счету в городе памятным знаком Михаилу Шолохову.
Вместе с заболоченным устьем ручья Чарторыя новое ограждение, усиленное знаменитой Семиверхой башней, прочно перекрыло пути кочевникам. С тех пор их путь лежал через Арбат. Отсюда ждали нашествия, по этой дороге их обращали в бегство, отнимая по пути награбленное добро и пленных. «Страдный путь», как говорили во времена Василия III, отца Ивана Грозного. В церкви Бориса и Глеба, у Арбатских ворот служили напутственные молебны, здесь же благовест сообщал о благодарственном молебне по случаю возвращения войска.