— Можем, я думаю, — сказал Чи. — Но, леди, только Бог знает точно! Мы не знаем, сколько времени ап Ардрис добирался до нас, мы не знаем, сколько времени потребовалось Гаулту, чтобы броситься за нами—

— Древняя Дорога впереди нас, — сказал Брон. — Он не мог послать одного из своих обратно в Морунд, если у него нет проводника, а ведь он ударил по своему союзнику, если считать, что Арунден предал нас. У него может и не быть человека, который знает путь сюда: говорят, что Измененные помнят далеко не все — только это спасало нас все это время: они берут некоторых из нас и большинство не помнит ничего, что с ними было раньше.

— Не надейся, — мрачно сказала Моргейн. — Не тот случай. Поверь мне, у него будет любая помощь, которую он только захочет, дьявол забери твой оптимизм!

— Мы достаточно высоко, — заметил Чи. — Чтобы добраться сюда с большим отрядом ему понадобится достаточно много времени; а если где-то по дороге остались в засаде люди Арундена, им придется сражаться с ними…

— Сам Арунден обеспечит им безопасный проход, а его люди будут искать нас! Парень, ты преуменьшаешь наши трудности и не принимаешь во внимание энергию наших врагов! Делай то, что я тебе сказала и выведи нас на Дорогу!

— Туда еще минимум день пути! — для них и для нас — и нет пути короче, клянусь вам, леди! Мы можем повернуть и сражаться с ними!

— Если бы мы могли верить, что они не пойдут прямиком на восток, к Дороге, если бы мы могли верить, что ап Ардрис сказал правду хотя бы наполовину, если бы—. Но время — вот то, чего у нас нет; Чи, больше не спрашивай меня ни о чем! Не заставляй меня объяснять и терять время! Веди нас! Мы найдем надежное место для лагеря, отдохнем и поскачем, когда к лошадям вернуться силы. Это все, что мы можем сделать сейчас.

В конце концов дождь сменился скучным туманом — Чи скакал сквозь него, защищаясь рукой от веток, лезших в лицо, и чувствуя как дрожат ноги лошади, когда тропа шла вниз. Внезапно мерин поскользнулся, сел на ляжки и заскользил вниз по грязи холма; Чи бросил поводья и дал коню сражаться самому.

Наконец конь, с ободранным крупом и дрожа всем телом, остановился на склоне холма. Остальные всадники уже спускались вниз, очень осторожно. Чи, придя в себя, обнаружил, что дрожит не меньше лошади, ноги казались ватными, он слез на землю, поскользнулся и едва не упал, взял мерина за узду и осторожно повел дальше, вниз. Кольчуга грубо терла плечи; он знал эту боль, когда мокрая одежда трет по мокрой коже, и она перенесла его обратно на вершину холма, к волкам; воспоминание было настолько явственно, что на мгновение он перестал понимать, какой лес вокруг и где он находится.

Но рядом появился Брон. Брон, который схватил его, пообещал отдых, уверил, что скоро будет хижина, и Чи закусил губу и сосредоточился на этой боли, а не на ноющих плечах.

— Скоро, — согласился он, стуча зубами, — очень скоро.

— Мы не можем потерять ни одну лошадь, — сказал Вейни, а Моргейн добавила что-то на непонятном языке, они спустились с лошадей и осторожно повели их по скользкому, усеянному листьями дну оврага через темноту и дождь, потом сошли с главной дороги, и, уклоняясь от веток, спустились по еще одному грязному склону.

— Прямо, — сказал Чи, сердце внезапно радостно стукнуло, когда при свете молнии он увидел знакомую древнюю сосну.

Теперь он точно знал где они находятся и куда идти. Он дернул усталого коня и заставил спуститься вбок, обходя топкое место между склонами, потом опять повел его вверх, на другой холм, по заросшему соснами склону, пока не оказался на гребне холма.

Под ним неясно вырисовывалась она, охотничья хижина, скорее похожая на массивную груду веток, но Чи хорошо знал ее, и когда Брон сказал, что проверит ее, шепотом возразил: — Я сам пойду, — и пошел вниз, ведя за собой коня, а Брон пошел рядом и громко крикнул, предупреждая о себе.

Ответа не было. А была только темная груда — хижина, рядом с ней вроде ни одной лошади, лучшее доказательство того, что в ней никого нет. Только какая-то маленькая тварь скользнула в кусты, и усталая лошадь, заметив ее, слегка дернула поводья.

— Эй-эй, — опять закричал Брон, и когда никто не крикнул в ответ, повел свою усталую лошадь к хижине.

Хватит проверок. Чи тоже подвел коня к хижине, оперся на него и занялся подпругой; к тому времени, когда подъехали Вейни и Моргейн, он уже наполовину расседлал своего мерина.

Чи насухо обтер коня одеялом, потом протер ему ноги, сверху донизу; работа успокаивала, приглушала обиду и раздражение; закончив, он поглядел на лошадь брата, оставленную без присмотра: после такой ночи и такой скачки еще нездоровый Брон был не в состоянии позаботиться о ней.

Сам Брон сидел на земле, и Чи подошел к нему. — Брон? — прошептал он, наклоняясь к нему и опуская руку на плечо.

— Рана болит, — сказал Брон. В темноте Чи не видел его лицо и мог только догадываться о побелевшей коже и спутанных волоса и гримасе боли на лице. Он пожал плечо, по братски, и почувствовал, как сердце заледенело.

— Насколько плохо?

Шелест кожи и металла, рука почувствовала, как Брон пожал плечом. — Болит, — повторил он, и перевел дыхание. — Завтра мне будет лучше. Только не бросайте меня. Ведь они не бросят меня, да? Я не отстану — я могу скакать так же быстро, как они.

Чи обнял Брона, крепко прижался к нему, как раз тогда, когда Вейни и леди не обращали на них никакого внимания. — Дай мне твой плащ, — сказал он, быстро снял плащ с Брона, накинул на себя, встал и занялся лошадью Брона, старясь думать только о том, что необходимо сделать — не поворачивать головы, работать и молиться, чтобы ни Вейни, ни леди не заметили темную тень рядом с хижиной, двух волнующихся гнедых меринов, занятый плащ и человека у его ног.

Но Вейни уже шел к нему, ведя двух бледных усталых лошадей, и остановился рядом, в тени.

Чи нагнулся и, пряча голосу, стал тереть ноги мерина. Но он слышал шаги по мокрой грязи и позвякивание металла, когда Вейни прошел мимо и опустился на колени рядом с Броном.

Чи встал и подошел в ним.

— Я немного устал, — сказал Брон, который по-прежнему сидел на мокрых гниющих листьях, прислонясь к стене.

И Чи, в отчаянии, подхватил.

— Он просто устал. Я займусь лошадьми, и серым, тоже, если он меня подпустит…

— Сегодня мы дальше не поедем, — сказал Вейни, коснувшись плеча Брона, встал и положил руку на плечо Чи, дружески тряхнув его. — У миледи есть на это причины. Сколько еще?

— Завтра, — сказал Чи. Сердце билось как сумасшедшее. Легкие горели, воздуха не хватало. — Мы будем там завтра.

— Миледи будет очень благодарна. На самом деле.

— Что еще она хочет от нас? — потерянно спросил он, не веря, что леди сказала такое: наоборот, леди злилась на них с тех пор, как пришлось бежать из того лагеря, и по ее виду было ясно, что все не так, как надо. А теперь Вейни подошел к ним, без приказа леди, по своим причинам, застав их врасплох, и на Чи обрушился страх — беспричинный, потому что сейчас они вообще не могли ехать, ни дальше, ни быстрее, и даже леди на своем железном сером не могла, потому что без них она не нашла бы дорогу.

Но честь — это все, что осталось у человека, когда нет ни клана ни родных, а леди обругала и пристыдила их, даже Брона; он сам впутал брата во все это, а леди обругала его за ошибки, которые он делал и пристыдила Брона за то, что Брон не делал.

— Мы сделаем это, — сказал Вейни. — Чи…

— Да, — сказал он, освободил плечо от руки Вейни и опять принялся за работу.

— Чи, послушай меня. — Вейни положил руку на шею лошади с другой стороны и встал совсем рядом с ним. — У нее одна манера обращения со всеми. И со мной, тоже. Она думает, делает, опять думает, но говорит нам не она, а ее настроение. Это все, что я хотел тебе сказать.

Чи слушал, наливаясь гневом, пока, наконец, холодный усик страха не скользнул ему в сердце. И тогда он вспомнил, что поклялся в верности не просто кел, но ведьме. Он дернул плечами, гнев угас, но родился страх, за ним неуверенность: как должен поступать человек чести в таком положении?