Дикарь, обнаружил, что его заметили, раскрыл рот и пронзительно крикнул. Его зубы, ослепительно белые на черном лице, были подпилены и, казалось, что у него не рот человека, а пасть хищной твари, заполненная острыми треугольными зубами.

Теперь прятаться не имело никакого смысла. Будто невидима сила подбросила киммерийца вверх; вопль дикаря еще не затих, а Конан уже стоял на ногах. Ошеломленный подобной быстротой чернокожий отпрянул, прикрываясь щитом, на котором был намалеван жуткий лик какого-то дикарского божка; по краям щита бахромой свисали пышные перья. Дикарь взмахнул рукой, и Конан увидел копье, нацеленное ему в грудь; широкий обсидиановый наконечник блеснул на солнце.

Киммериец усмехнулся. Каменному копью не пробить доброй кольчуги, сработанной лучшими аквилонскими оружейниками, но он не стал проверять свои доспехи на прочность. Он не дождался, пока дикарь метнет свое оружие, а прыгнул навстречу, варвар из ножен меч. Острое, словно бритва, закаленное лезвие прошло сквозь древко копья, как сквозь масло; чернокожий даже не понял, что остался без оружия. Он издал воинственный клич и выставил щит, чтобы парировать удар, но меч Конана со свистом рассек щит сверху донизу. Дикарь отчаянно заверещал, когда вместе с половиной щита лишился и левой руки по самый локоть; следующий удар снес его голову вместе с разноцветным колпаком, и труп рухнул в кусты. Конан настороженно замер, но дикарь, зашедший им с тыла, видимо, был один.

Однако с другой стороны неслись дикие вопли и улюлюканье чернокожих соплеменников убитого — и уже не так далеко, как раньше. Конан повернулся навстречу врагу. Бессмертный тоже поднялся во весь рост и ждал приближения орущей орды; он неспешно раскачивал обнаженный меч из стороны в сторону, разминая руку. Схватка Конана с дикарем заняла считанные мгновенья, и завывающая на разные голоса толпа не успела еще приблизиться вплотную, однако длинные ноги дикарей несли их вперед с поразительной быстротой.

Конан и Зольдо перескочили через поваленное дерево и приготовились к отражению атаки. Их враги, по-видимому, и понятия не имели о таких вещах, как тактика и стратегия они просто неслись, потрясая щитами и копьями и оглашая окрестности леденящим душу воем. Из одежды дикари имели на себе только высокие колпаки ожерелья и зубов на шеях. Конан подумал и присовокупил к мечу кинжал, взяв его в левую руку.

Путники не дали дикарям возможности атаковать их первыми; они бросились навстречу им сами, когда до врага оставалось не более пятнадцати шагов. Дикари завопили еще громче; затем Конан и Зольдо врезались в толпу чернокожих, и их воинственные клики смешались с предсмертными стонами и хрипением.

Конан рубился мечом, колол кинжалом и наносил удары сапогами. На врагах не было даже набедренных повязок, а меч играючи распарывал раскрашенные щиты; лезвие со свистом резало воздух, и каждый удар повергал противника на землю. Краем глаза киммериец глянул, что поделывает бессмертный. Зольдо косил дикарей так, как мальчишка косит палкой траву, воображая, что палка — это меч, а трава — несметное войско неприятеля. Грозный вопль дикарей стремительно перешел в общий крик ужаса; оставшиеся в живых развернулись и бросились бежать едва ли не быстрее, чем при атаке Поле боя опустело, лишь на земле валялось шесть распростертых безжизненных тел, и почва жадно впитывала их кровь.

Конан, нахмурившись, смотрел вслед удирающим во все лопатки дикарям. Догонять их было пустым делом: они пересекли открытое пространство и затерялись между деревьями в лесу.

Бессмертный обходил трупы убитых.

— Конан, — позвал он, — иди сюда.

Киммериец приблизился к нему.

— Что тебе? — спросил он.

Зольдо кивнул на тело, лежащее перед ним.

— Этот живой. Притворяется мертвым.

Конан всмотрелся в лицо дикаря, и черная кожа того посерела. Он казался мертвым, но киммериец заметил, что ресницы чернокожего мелко дрожат. На бедре его была большая рана от удара мечом.

— Добей его, — равнодушно сказал киммериец и отвернулся.

Бессмертный коротко взмахнул клинком, дикарь дернулся и застыл.

— Теперь нам надо спешить вдвое против прежнего, мрачно сказал киммериец. — Чернокожие, что живут здесь, менее гостеприимны, чем те, которых мы встречали раньше. За нами будут охотиться.

Громыхание барабанов казалось, заполнило все небо; замысловатые дроби из раскатистых низких звуков вели перекличку, которая продолжалась весь день. Она притихла только перед сумеркам, стала реже, но время от времени тяжелая дробь издалека поднималась к покрасневшему небосводу.

Киммериец оперся спиной о замшелый валун, что торча из земли подобно острому зубу, нацеленному в зенит, спугну в ящерицу, которая грелась в предзакатных лучах солнца. Рептилия испуганно метнулась в щель на камне, мелькнув зеленой спиной. Грудь киммерийца тяжело вздымалась под кольчугой, по шее сбегали струйки пота. Зольдо опустился на землю рядом с валуном. Большую часть пути после нападения дикарей они проделали размеренным неспешным бегом, но лоб бессмертного оставался сухим, а дыхание его не было слышно.

Конан отер вспотевшие виски тыльной стороной ладони и сплюнул.

— Кабы знать, долго ли еще? — выдохнул он.

Зольдо махнул рукой в сторону темнеющей впереди холмистой гряды, поросшей лесом.

— Туда, — сказал он.

— Туда! — раздраженно передразнил его киммериец. Сколько еще — туда?

— Близко. Очень близко.

Конан не ответил, а только сплюнул еще раз. Зольдо поковырял носком валявшуюся гнилушку.

— Доберемся до холмов, найдем укрытие, — произнес он. Ты спрячешься, а остальное предоставь мне.

Киммериец насупил брови, обдумывая оскорбительное для себя предложение.

— Ну и что дальше?

Зольдо молча пожал плечами.

— Их будет не пятнадцать: как в первый раз, а, может быть, в десять раз больше. Если навалятся всем скопом, то от мечей проку мало, — сказал Конан. — Надо придумать что-нибудь получше.

— Я же бессмертный, — возразил Зольдо.

— Бессмертный! — заволновался киммериец. — А вдруг они и падалью не брезгуют!

Зольдо нахмурился и помрачнел; Конан же смутился, но гнев еще бродил в нем. Тут лоб бессмертного внезапно разгладился, и лицо его прояснилось.

— Ты меня не понял, — сказал он. — Я предлагаю вот что: ты укроешься в безопасном месте, но сделаешь для меня одну вещь — отрубишь мне голову. У тебя это неплохо получается, — вставил Зольдо не без тени иронии и продолжил: — Я возьму голову в руки и выйду навстречу нашим чернокожим друзьям. Думаю, что после встречи со мной пыла у них поубавиться.

Конан расхохотался, представив бессмертного расхаживающим с головой под мышкой. Зольдо продолжал говорить:

— Я могу драться и обезглавленным — лишь бы глаза видели врага и что с ним происходит. — Заметив изумленный взгляд киммерийца, он пояснил: — У тебя во дворце я притворялся: мне ничего не стоило продолжать бой даже после того, как ты рассек меня мечом.

Конан отмахнулся от предложения бессмертного.

— Мне это не нравится, — возразил он. — Мало ли что взбредет в дикарские мозги, а ты мне нужен — так же, как я тебе. Я предпочитаю видеть тебя рядом.

— Как знаешь, — произнес бессмертный.

Конан оторвал спину от камня.

— Поднимайся, — приказал он. — Еще чуть-чуть, и начнет смеркаться, а бежать в темноте мы не сможем. Надо бы добраться до холмов… а там видно будет!

Зольдо встал на ноги.

Они побежали дальше: бессмертный впереди, киммериец следом за ним. Сумерки были недолгими, но они успели наполовину сократить расстояние, которое отделяло их от гряды холмов. А потом, неожиданно и резко, опустилась тьма, и на потемневшем небе проступили крупные яркие звезды. Лес огласился новыми звуками, пришедшими на смену дневным; тонкие визги, басистое уханье и вой наполнили темноту. Путники сменили бег на шаг, продолжая продвигаться вперед, к холмам. Когда взошла луна, идти стало легче. Было полнолуние, и лунный свет рассеял непроглядную темноту леса. Тогда они снова перешли на бег. Грозный рев ночного хищника врезался в рулады обитателей джунглей; те на некоторое время испуганно примолкли, а потом опять засвистели, завизжали и загугукали.