Чувствуя себя бесконечно открытым и бесконечно несчастным, Шумри подолгу простаивал, прислонясь лбом к медной обивке двери. И он стал слышать! Он постепенно научился различать то, что гремело, шуршало и скрежетало в головах охранявших его воинов. А стоило прикрыть глаза, как он начинал не только слышать, но и видеть. Это было удивительно!..
Его камеру охраняли, сменяясь по очереди, трое. Одному из них Шумри дал прозвище Пожиратель. Когда приходила его очередь дежурить, из-за модной двери к узнику просачивались картины всевозможных яств. Жареная туша теленка на вертеле, фаршированные фазаны, скользкие угри, бочонки с пенящимся пивом, пузатые фляги с виноградным вином… В этом же ряду, почти не отличаясь по виду от рыбных и мясных блюд, проходили и женщины. Все они были толсты, с колыхавшимися тройными подбородками, трясущимися, как желе, плечами; они смеялись, призывно подмигивали и расстегивали пухлыми пальцами застежки на необъятной груди…
Второго стражника Шумри называл про себя Разрушитель. Именно от него чаще всего доставались ему пинки, затрещины и грубые ругательства. Разрушитель явно томился своей службой в замке барона. В его мечтах король Нимед всегда воевал с соседними странами, и он был в первых рядах могучих и грозных бойцов. Он врывался в чужеземные города, сокрушая врагов мечом и копьем, он оставлял широкие кровавые следы на дорогих коврах и резном паркете дворцов, он по локоть погружал окровавленные руки в сундуки с драгоценностями… Самых утонченных и знатных женщин он хватал, хохоча, за волосы, разрывал шелковые одежды, швырял из пол и грубо овладевал ими рядом с неостывшими телами их мужей…
Лучше всего Шумри себя чувствовал, когда дежурил третий охранник, тот самый, молодой и словоохотливый, что посоветовал ему не напоминать о себе барону. Мечтатель — такое прозвище он ему дал. В его светловолосой и безбородой голове не лязгали мечи и не трещало поджариваемое мясо. Женщины не хихикали и не кричали истошно, но шептали ласковые слова, овевая ароматами духов, шурша полупрозрачными одеяниями. Шумри подозревал, что стражник был грамотным и прочел в своей жизни несколько книг. Часто воображение уносило его в неведомые страны, где обитали трехглазые великаны, люди с собачьими головами, женщины с прозрачными стрекозиными крылышками, мелко трепетавшими за спиной.
Со временем Шумри научился чувствовать доносящиеся из-за двери мысли и желания, как свои собственные. Но что это могло ему дать для достижения его главной цели — как можно скорее обрести свободу и увидеться с Илоис?.. Если бы у него были деньги, он мог бы попытаться подкупить Пожирателя, в чьих ленивых мозгах не было места понятию о долге слуги и воина. Но он был нищ… Шумри пробовал найти подход к Мечтателю. Каждый раз, когда тот приносил ему воду и хлеб, он вспоминал самые интересные эпизоды из своих странствий. Стражник внимал с любопытством, но страх, что его застанут за разговорами с узником (что ему, разумеется, было строжайше запрещено), делал их беседы короткими и мешал установлению теплых отношений, к которым так стремился немедиец.
Однажды, с трудом отключившись от лязга оружия, хлещущей во все стороны крови и предсмертных воплей (за дверью дежурил Разрушитель), Шумри провалился в очередной омут отчаянья. Ему казалось, что последняя надежда оставила его. Даже Алмена, мудрая, могущественная и нежная Алмена не в силах ему помочь!..
В самый глухой час ночи, забывшись в полусне-полуобмороке, он внезапно почувствовал, что в стенах его затхлой камеры идет дождь. Прохладная вода стекала по его лицу, шуршала трухой подстилки. Открыв глаза, Шумри в изумлении увидел, что его глухая, без единого окошка, темница полна лунным светом. В лунном пятне на каменном полу сидела девочка, обхватив колени руками и положив на них голову. От мокрой, прилипшей к телу одежды она казалась совсем худенькой. Ее всегдашнего спутника, волка, не было у ее ног, и, может быть, оттого от фигурки ее веяло одиночеством и глубокой грустью.
Услышав, что Шумри зашевелился, девочка подняла голову. Со спутанных волос по лицу струилась дождевая вода, блестевшая в лунном свете. Глаза же, наоборот, были совсем темными, как осенние озера.
— Тебе не скучно здесь? — спросила девочка.
— Скучно, — ответил Шумри.
— Тогда почему же ты не уйдешь отсюда? — удивилась она.
— Но как? Подскажи мне способ, как это сделать!
Девочка пожала плечами.
— Да просто выйди отсюда, и все. Выйди!..
— Но как, как?! — Шумри рванулся со своей подстилки, чтобы схватить ее за руки и умолять, и умолить! — вывести его отсюда, но ладони его ухватились за пустоту.
Девочки больше не было. Свет луны становился все слабее, пока не исчез совсем. Дольше всего с Шумри оставался дождь, но и он затих к рассвету.
Пленник едва дождался смены охраны. Никогда прежде не испытывал он такого сжигающего нетерпения. Следом за Разрушителем была очередь Мечтателя. Именно он, бесхитростный, незлобивый, отдающийся во время службы своим полудетским фантазиям, был необходим ему сейчас больше, чем хлеб и воздух!..
В урочное время загремел засов, и на пороге возникла фигура охранника. Поставив на пол миску воды и положив кусок хлеба, он остановился в дверях, ожидая, что, как обычно, услышит нечто любопытное, Он не ошибся.
— Задержись ненадолго, добрый человек! — попросил его пленник, — На этот раз я хочу сообщить тебе нечто особенно важное. Это касается моего сокровища, очень большого сокровища! Когда я пришел сюда, в ваш замок, на пальце моем был перстень с огромным изумрудом, с которым я никогда не расставался. В свое время я заплатил за него несколько мешков золота. Он обладает многими волшебными свойствами, но перечислять их все мне сейчас недосуг. Когда на меня набросились стражники, я успел его спрятать. О, я хорошо припрятал его!.. Но дни мои сочтены. Сегодня я расстался с надеждой когда-либо выбраться отсюда, кроме как в те места, куда отправляемся рано или поздно мы все. Мне будет жаль, если сокровище мое пропадет без цели и смысла. Ты был добр со мной, и я расскажу тебе, как найти мой перстень. Только прежде разреши мне подойти к двери и рассмотреть твое лицо при свете! Мне хочется увидеть и запомнить того, кому я оставляю самое дорогое, что у меня есть.
Стражник колебался недолго. Предложение было уж слишком заманчиво, чтобы не уважить последний каприз смертника. Он кивнул, разрешая Шумри подойти к нему, широко открыл дверь и встал так, чтобы свет, льющийся из квадратного окошка наверху коридора, падал ему на лицо. При этом он не забыл перегородить дверной проем копьем и собственной ногой в подкованном железом сапоге.
Шумри впился взглядом в светлые глаза, напоминающие безмятежное небо над выгоревшей летней степью. Ему мешали сосредоточиться мысли Мечтателя, возбужденным роем шумевшие в его голове. Найденный изумруд превращал нового владельца то в капитана парусника, покачивающегося на волнах, то в надменного вельможу в бархатном камзоле с золотым шитьем, то в беспечного и щедрого гуляку, раздающего жемчужные ожерелья трепещущим от любви красавицам…
— Ну, долго еще? — нетерпеливо воскликнул стражник.
— Сейчас, сейчас!.. — умоляюще прошептал Шумри.
Помимо грохочущих в чужой голове жарких мыслей ему мешало чувство вины. Ведь мост, по которому он собирался выбраться на свободу, своим основанием опирался на ложь… Шумри дал себе слово при первой же возможности извиниться перед доверчивым Мечтателем и одарить его хоть чем-нибудь, пусть и менее драгоценным, чем мифический изумруд.
Он постарался представить до мельчайших подробностей комнату с бархатным пологом над кроватью, с витражами на узких окнах, с белизной постели, с прозрачной синевой исхудавшей руки…
Светлые, часто моргающие глаза становились все более растерянными. Заподозрив неладное, стражник открыл рот, чтобы позвать на помощь, и крепче стиснул копье, но было уже поздно.
— Это ты? — спросила Илоис, приподымаясь на локте и вглядываясь сквозь сумрак затененной комнаты.