Киммериец красноречивым и томным взглядом (так не вязавшимся с простыми и грубоватыми чертами его лица, что Алмена не смогла не фыркнуть) дал ей понять, что его хорошее настроение полностью в ее власти. Но женщина не включилась в эту игру, Она строго велела ему как можно меньше двигаться, не думать о мрачном и неосуществимом, дремать и смотреть легкие золотистые сны.

В те три дня, пока заживала рана, Конан чувствовал себя почти полностью счастливым. Как ни странно, оказалось, что можно испытывать радость и светлое головокружение просто оттого, что женщина, которая тебе дорога, встречает тебя по утрам улыбкой, а вечером кладет, прощаясь, руку на лоб. Вовсе не обязательно для полноты бытия сжимать ее в объятьях, обладать ее телом, повторять, упоенно и торжествующе: «Моя! Моя! Моя!»

Алмена не принадлежала ему, но мир от этого не казался ни бесцветнее, ни темнее.

Но вот кого действительно не хватало Конану, так это Шумри, Если бы кто-нибудь сказал ему прежде, что он привяжется к слабосильному и щуплому отпрыску знатного немедийского рода, только и умеющему, что болтать языком, терзать струны цитры да вздыхать о своей родине, — он искренне бы расхохотался. Сейчас же он обрадовался бы даже самой занудливой, самой слезливой песне в его исполнении, из тех, которые вытягивал Шумри вечерами из струн своего инструмента. Самому пустому разговору — об аргосском мудреце, о блужданиях души, вылетевшей из тела, о туземных сказках и мифах…

Как-то он спросил у Алмены, не знает ли она, добрался ли Шумри в свою Немедию, и если да, встретился ли он со своей девушкой?

Алмена задумалась, вернее, прислушалась к чему-то внутри себя. Тень печали легла на ее лицо.

— Шумри достиг родины, сейчас он там. Не сразу у него это получилось, возможно, моя сестренка, по обыкновению, решила сначала поиграть… Но сейчас он там, куда так стремился.

— Тогда отчего же ты загрустила? — спросил Конан, внимательно наблюдавший за ней.

— Я не знаю точно… не вижу, но только чувствую: какая-то преграда стоит на его пути. Что-то мешает ему дойти до девушки, и от этого он сильно страдает.

— Проклятье!.. — пробормотал Конан. Он нахмурился и задумался, затем спросил: — А могу ли я, когда разделаюсь с этим Огненным Оком и вернусь назад, — если, конечно, вернусь! — поспешно прибавил он, — могу я с помощью твоей сестренки попасть туда, где он сейчас?.. Вместе со мной он скорее разберется со своими врагами и выпутается из затруднений!

— Ну конечно, — ответила Алмена. — Вдвоем вы справитесь, вы свернете горы, как не раз уже бывало.

— Бывало!.. — согласился киммериец. Глаза его потеплели от воспоминаний. — Если честно, на битву с этим самым Оком мне было бы веселее отправиться с ним на пару! Нет, близко к чудовищу я его, конечно, не подпустил бы!.. Пусть бы стоял на безопасном расстоянии, наигрывая свои песенки… Все-таки веселее!

Алмена тихо рассмеялась, представив подобную картину.

Конан вздохнул.

— Не смейся! Мы выручали друг друга даже тогда, когда он то безмерно раздражал меня, то смешил своими нелепыми выходками. А уж теперь, когда мы побратались с ним… Кровное братство — это совсем не пустяк!

— О да, — согласилась Алмена уже без улыбки. — Пожалуй, нет ближе людей на свете, чем кровные побратимы. За исключением, разве что, двух половинок… Но ты напрасно сокрушаешься, доблестный киммериец! Ведь Шумри остался с тобой.

— Как же это?.. — не понял Конан.

— Время, которое ты провел с ним вместе, не прошло для тебя бесследно, — объяснила Алмена. — Ты стал немного другим, чем был до встречи с ним, даже если ты сам этого не ощущаешь. В каком-то смысле есть два Шумри. Один — в твоей душе, в твоей натуре. Другой — на своей далекой родине. Но помогать тебе в битве с Багровым Оком будут оба, поверь мне!

Конан не очень понял, что она хотела этим сказать, как не раз уже бывало и прежде. Но переспрашивать Алмену не стал. Задумавшись, он какое-то время молчал. Затем шумно выдохнул и с гулким звуком похлопал себя по груди.

— Что-то я залежался у тебя, прекрасная Алмена! Мне пора! Царапина моя зажила окончательно.

— Ты меня не обманываешь? — спросила Алмена, внимательно вглядываясь в его беспечные глаза. — Ты действительно не чувствуешь больше боли?

— Она зажила еще вчера, если честно. Но у тебя здесь так хорошо, что я чуть было не стал расцарапывать ее снова. Клянусь Кромом, меня даже перестало мутить от твоих фруктов! И жареные груды мяса мне больше не снятся. Я бы с великой радостью задержался здесь, Алмена! — сказал он с такой горячей, почти детской искренностью, что она онустила глаза. — Мне придется силком гнать ноги с твоей земли! Но я боюсь, что мой щуплый братишка совсем загнется, пока я прохлаждаюсь здесь, у тебя. Надо спешить. Укажи мне наконец дорогу к своему красноглазому врагу!

Алмена склонилась над ним и осторожно сняла повязку с его груди. Розоватый шрам под левым соском почти совсем слился по цвету с окружающей его кожей.

— Рана твоя затянулась, — подтвердила она. — Даже быстрее, чем я рассчитывала. Дух твой светел и бодр, и ты рвешься в бой, верно?

— Вот именно! — весело согласился Конан.

— Тогда слушай меня внимательно, доблестный киммериец. Я расскажу тебе все, что знаю, о твоем будущем противнике. Если после моего рассказа ты передумаешь сражаться с ним, пусть тебя это не смущает: я не стану меньше тебя уважать. Лучше реально оценить свои силы сейчас, а не тогда, когда будет слишком поздно.

Конан возмущенно тряхнул головой, давая понять, что такое предположение для него и оскорбительно, и бессмысленно.

— Впервые о Багровом Оке я услышала от своего Учителя, когда мне было девятнадцать лет, — продолжала Алмена. — Как неизмеримо давно это было!.. Впрочем, — она улыбнулась, — может быть, по людским меркам это было и не так уж давно. Не знаю, поверишь ли ты мне, Конан, что я не имею представления о том, сколько мне лет? Когда я стала жить так, как живу сейчас, каждый миг моей жизни максимально наполнился, растянулся, вместил в себя целые дни, месяцы и даже годы. Поэтому мне кажется, что я живу на свете очень и очень долго… В девятнадцать лет я уже владела всеми приемами воинских искусств, которые знаю сейчас. И страха смерти уже не было в моей душе. Я думаю, что этого достаточно для того, чтобы сразиться с любым врагом — быть искусным воином и ничего не бояться! Но, оказалось, для битвы с Багровым Оком этого мало. Мой Учитель, очень мудрый и добрый человек, устав меня отговаривать, отправил в мир мертвых, так же как я отправила тебя несколько дней назад. И я не выдержала испытания… Видишь ли, Конан, главная трудность в том, что Багровое Око — создание не нашей земли!

— Создание?.. — переспросил Конан.

— Я хочу сказать, что появился на свет он не в нашем мире, не на земле. Не знаю, известно ли тебе, что миров много, очень много. Одни из них голые и безжизненные, как раскаленные пустыни или гигантские ледяные айсберги… На других живут люди, вернее, разумные существа, очень напоминающие людей… На третьих — жизнь и разум совсем не похожи на наши. Багровое Око — именно из этих, третьих. У него много имен. Одно из них звучит так: Пожиратель Миров. Он обладает способностью переноситься на огромные расстояния. Неизмеримые пространства пропускает он сквозь себя за короткое время. Он выбирает один из миров — полный жизни, многообразный, радостный — и вцепляется в него, как вцепляется клещ в ухо собаки. Проходят столетия или тысячелетия, прежде чем он оставляет выбранный им мир, но оставляет он голые камни, мертвую пустыню без единой живой души… Тогда он начинает искать новый мир, новую жертву, потому что голод его невозможно насытить. Голод его так же велик, как те пространства, которые он пересекает одним махом… Наш с тобой мир, Конан, наша земля — его последняя жертва. Он появился здесь сравнительно недавно — двести или триста лет назад. Местом своего обитания он выбрал остров в Южном Океане, вдали от больших земель. Хотя он никогда не покидает этого острова, он опутал невидимыми щупальцами все страны, все края, все города… Ты помнишь коршуна Кээ-Ту, отбирающего жертвы для Великого Змея Сета?