— Он же обещал в лепешку расшибиться. — Саба хихикнула лежа на полу. — Не давши слово — держись, а давши — крепись. Дурной у тебя глаз Пролаза.

— С чего ты взяла? — сердито спросил Пролаза.

— А кто Мугандиру подавиться советовал? И кто Гизайлю обещал, что он провалится? Все по-твоему выходит.

— Тьфу ты! Великий Бел! Да я же не это имел в виду.

— Ладно, пошли спать, — Конан опустил канделябр. — Эй, там, впереди! Под ноги смотреть не забывайте.

Конан проснулся от еле слышного щелчка и рывком сел на ложе.

В канделябрах оплыли свечи, за витражами высоких окон царила мгла. Вокруг храпели, посапывали, посвистывали во сне дюжие претенденты на должности стражей загородного имения богатого шадизарского ростовщика Паквида Губара. На корточках у двери сидел человек и сосредоточенно возился с замком.

— Опять ты за свое, Пролаза? — Рука киммерийца легла на плечо домушника, тот от неожиданности дернулся всем телом. — И что бы тебе до утра не подождать, а?

Его голос разбудил остальных, они садились, протирали глаза. Прислушивались.

— Завтра пройдешь испытание, — говорил Конан, — и будешь охранять все сокровища Губара. Или уже невтерпеж? Ну-ка, дай сюда. — Он вырвал из руки Пролазы импровизированную отмычку. — Ишь ты, умник! Шпильку приспособил!

— Да я только пройтись хотел по дому, глянуть, что тут к чему, — неубедительно оправдывался Пролаза. — А то заперли в четырех стенах, будто мы жулики какие…

— А что, — вступилась за Пролазу Саба, — я бы тоже прогулялась. И деру бы дала отсюда, подвернись такая возможность. Это ты, Конан, добровольно явился, а нас, если помнишь, тайком привезли, связанных…

— Замочек-то я уже раскусил, — сказал вор. — Простенький замочек. Еще бы повозиться чуток…

В полумраке блеснули зубы Конана.

— Чуток, говоришь? Ладно, будь по-твоему. Может, и впрямь пора нам пятки салом смазывать. Не нравится мне тут.

— Ага, и тебя проняло! — обрадовался Пролаза. — Ну-ка, отломи кончик. — Он показал на длинную шпильку.

В могучих руках киммерийца бронза сопротивлялась недолго.

— Теперь загни, чтоб не шире ногтя.

Конан отдал Пролазе готовую отмычку.

Через несколько мгновений дверь отворилась.

— Драпать подано! — гордо сказал Пролаза. — Ну что, пошли?

— Погоди. — Конан повернулся к Сабе. — Буди всех.

— Это еще зачем? — насторожилась она.

— А затем, что очень уж тут непонятно. Надо убираться. Или хотя бы выяснить, можно ли вообще отсюда уйти.

— А если они не захотят? — спросила Саба.

— Я захочу, — подал голос Фефим. — Баррак, а ты.

В ответ раздалось утвердительное ворчание пикта.

— Дорида?

— Я остаюсь, — глухо вымолвила шемитка.

— А что так? — насмешливо осведомилась Саба. — Понравилось, что ли, в гостях?

— Я пришла на службу наниматься, — мрачным тоном объяснила Дорида, — а не шастать по дому, как воровка. Завтра узнаю, что за служба, а потом буду думать, годится мне или не годится. Да и вы ложились бы лучше спать.

— Ну уж нет, — ухмыльнулся Конан. — Сначала осмотримся. — Он шагнул в коридор.

— Что за блажь, клянусь Мардуком, — провожало киммерийца и его спутников ворчание Дориды. — Еще стащат чего-нибудь, а мне — отвечай!

Сон не шел. В доме вымерли все звуки, но взамен народились воображаемые — крадущиеся шаги, шорох стали, извлекаемой из ножен, сдерживаемое сопение… Дорида лежала с закрытыми глазами и кляла себя: стыдно, боишься темноты, как сопливая девчонка. А ну, спать!

Какое там — спать! Одиночество давило, как будто гранитное надгробье опрокинулось шемитке на грудь. С тяжелым вздохом она села на ложе. И вскрикнула…

Бритоголовый слуга опоздал на один удар сердца. Он бесшумно подобрался по архитраву, достал кинжал, опустился на корточки, но, как только его ступни оторвались от широкой мраморной балки, Дориду точно ветром сдуло с постели. Однако внезапный испуг не помешал ей подхватить с пола короткий увесистый меч.

Слуга выпрямился во весь рост, на его лице досада смешалась со страхом. Кинжал — плохая защита от меча. Но отступать было некуда — Дорида встала между двумя дверьми, один прыжок, и она загородит любую. Может, вскарабкаться обратно на архитрав и выскочить в неприметное оконце? Он сразу отмел эту мысль — слишком высоко, и слишком гладки пилоны.

— Ты что ж это, подлец, — с удивлением, но без особой злости произнесла Дорида, — прирезать меня вздумал?

Бритоголовый промолчал. Он спрыгнул на пол по другую сторону ложа, сдернул с постели тонкое одеяло и быстро намотал на левую руку. Не сводя с него взгляда, Дорида медленно покачала головой.

— Не поможет, приятель! Лучше скажи, почему решил меня убить, тогда я, пожалуй, живым отпущу. Даже хозяину не скажу.

При упоминании о хозяине бритоголовый криво улыбнулся.

— Так это он тебя послал? — сообразила шемитка, и слуга поморщился, пеняя себя за неосторожность. — Но почему? Чтобы ограбить? Так ведь у меня ни гроша за душой.

Слуга пронзительно закричал, взлетев на ложе, в три прыжка подскочил к Дориде, замахнулся кинжалом… Крик оборвался, кинжал звякнул о порфировые плитки пола, на него упал ночной душегуб с пронзенным сердцем. Дорида вытерла меч об одеяло, которое так и не пригодилось бритоголовому, и снова покачала головой — на сей раз недоуменно.

Ее взгляд поднялся на архитрав, метнулся влево — вот он, лаз, полукруглое оконце в глубокой нише под самым потолком. Убийца предусмотрительно закрыл его, когда забрался в опочивальню — чтобы сквозняк не насторожил жертву.

Дорида подошла к деревянной кровати, взялась снизу за спинку, напрягла мощные мускулы. Кровать встала на попа; легки толчком руки шемитка опрокинула ее на пилон. Поставила рядом табурет. И без труда залезла на архитрав.

Вот и оконце. Приотворив его, она высунула голову наружу. Темно, хоть глаз коли! Но, пошарив рукой по стене, она сразу обнаружила металлическую скобу, вмурованную в кладку, и мягкий нарост на ней. Узел! Веревка довольно толстая, вполне способная выдержать человека. И увесистая — наверное, достает до земли. Дорида отвязала ее, смотала в бухту и спрыгнула на пол.

— Золото! И впрямь золото! — Руки Пролазы вынырнули из сундука, между пальцами посыпались желтые кругляши.

— Целая куча! — Саба запрыгала от восторга. — Ай да Очаровашка! Дайте мне его сюда — расцелую! До чего ж я люблю богатеньких!

Путь в сокровищницу Паквида оказался долог. В темных коридорах подстерегали ловушки, в точности как та, что погубила Гизайля, но Конан легко научился выбирать безопасный путь. Он нажимал на плиты мечом и ступал на те, что оставались на месте. Остальные шагали за ним гуськом; каждый держался за пояс впереди идущего. Никто не сорвался. Несколько дверей, к которым привели коридоры, не уступили отмычке Пролазы; приходилось возвращаться и искать другой путь. Наконец щелкнул замок, и они вошли в тесную каморку, посреди которой стоял громадный сундук.

Сундук оказался на запоре, но с этим замком немедийский вор справился в считанные мгновения.

— Не знаю, как вы, компаньоны, — сказал он, — а я нашел свое счастье.

Конан поднял канделябр повыше и окинул взглядом своих спутников. Наверное, уже никто не претендует на должность стражника в этом особняке. Кроме Баррака, быть может. Неразговорчивый пикт равнодушно смотрел на золото, тогда как у остальных лихорадочно блестели глаза. Они сыпали себе за пазухи пригоршни денег.

Конан и сам загорелся азартом. Опустился на корточки перед сундуком, отвязал пустой кошелек, до отказа набил деньгами.

— А ты, пиктский кабанчик?

Конан посмотрел на Сабу и крякнул от неожиданности. Она стояла совершенно нагая; красное платье, завязанное снизу, служило теперь вместительным мешком. Пересыпая в него деньги из сундука, длинноногая красотка дерзко ухмыльнулась Конану и снова перевела взгляд на пикта. — Ты-то что? Стесняешься, что ли? Хапай, я разрешаю.