– Мне жаль, что я поступаю так с тобой, – рыдала третья – а, может, четвертая – гувернантка, – потому что ты милый маленький мальчик, хотя и немного отстраненный, но атмосфера в этом доме! Каждый вечер, когда он дома – что, слава Богу, случается нечасто! – мне приходится сидеть с ними за столом в абсолютной тишине. И она дает мне записку, чтобы передать ему, или он передает мне для нее. После чего они разворачивают записки и пронзают взглядами друг друга, а потом – меня. Я больше не могу этого выносить!

Девятая – или, может, десятая – гувернантка была еще более нескромной.

– Я знаю, они ненавидят друг друга, – всхлипывала она. – Но с какой стати она ненавидит и меня тоже! Она одна из тех, кто не выносит других женщин. И, думаю, она колдунья – не могу сказать наверняка, поскольку она колдует лишь по мелочам, – а он по меньшей мере столь же силен, как она. Возможно, он даже кудесник. Они создают между собой такую атмосферу – неудивительно, что они не могут удержать ни одного слугу! О, Кристофер, прости, что я так говорю о твоих родителях!

Все гувернантки просили у Кристофера прощения, и он с готовностью прощал их, поскольку теперь он только так мог узнать новости о маме и папе. От этого у него появлялось тоскливое ощущение, что, возможно, у других людей родители не такие. Кроме того он был уверен, что надвигается какой-то кризис. Приглушенные раскаты достигали классной комнаты, даже несмотря на то, что гувернантки теперь не позволяли ему сплетничать со слугами. Кристофер запомнил ночь, когда разразился кризис, поскольку той ночью он отправился в Везделку, где человек под желтым зонтиком подарил ему что-то вроде подсвечника из маленьких колокольчиков. Он был таким красивым, что Кристофер твердо решил донести его до дома. Карабкаясь по скалам в Месте Между, он зажал его в зубах. К радости Кристофера, когда он проснулся, подсвечник оказался в его кровати. Однако в доме ощущалось совсем другое настроение. Сразу после завтрака двенадцатая гувернантка собрала вещи и ушла.

В тот день мама позвала Кристофера в свою туалетную комнату. На единственном жестком стуле сидела новая гувернантка – в обычном для всех гувернанток уродливом сероватом платье и еще более уродливой, чем у остальных, шляпе. Она сложила выцветшие хлопковые перчатки на свою скучную сумку и сидела, склонив голову, создавая впечатление застенчивости или покорности, или и того и другого вместе. Кристофер нашел ее совершенно неинтересной. Весь интерес в комнате сосредотачивался на мужчине, который стоял за маминым креслом, положив руку маме на плечо.

– Кристофер, это мой брат, – радостно сообщила мама. – Твой дядя Тенней.

Мама произнесла его имя как «Тенни». Только больше года спустя Кристофер узнал, что это то имя, которое он читал как «Тенней». Дядя Тенни полностью покорил его. Во-первых, он курил сигару. Запахи туалетной комнаты изменились, смешавшись с густым, напоминающим фимиам, дымом. И мама нисколько не возражала – даже не фыркала. Одного этого было достаточно, чтобы показать: дяде Тенни нет равных. Во-вторых, на нем был твидовый костюм – яркий и оригинальный, отливающий рыжиной, кое-где немного мешковатый, но чудесно сочетавшийся с более темной рыжиной волос дяди Тенни и красноватым оттенком его усов. Кристоферу нечасто приходилось видеть мужчин в твидовом костюме или без бакенбард. Это еще больше убедило его в том, что дядя Тенни – особенный. И последним штрихом стала обращенная к нему улыбка дяди Тенни – словно солнце осветило осенний лес. Она была настолько обаятельной, что Кристофер почти помимо воли расплылся в ответной улыбке.

– Привет, старина, – сказал дядя Тенни, выпустив над мамиными блестящими волосами клуб голубого дыма. – Знаю, не лучший способ дяде представляться племяннику, но я улаживал семейные дела, и, боюсь, мне пришлось совершить парочку просто ужасных вещей. К примеру, привести для тебя новую гувернантку и организовать твое поступление в школу осенью. Гувернантка – вот она. Мисс Белл. Надеюсь, вы понравитесь друг другу. Хотя бы настолько, чтобы простить меня.

Он подарил Кристоферу солнечную, полную юмора улыбку, окончательно завоевавшую стремительно возраставшее обожание Кристофера. Тем не менее на мисс Белл Кристофер глянул с сомнением. Она встретила его взгляд, и на одно мгновение в ней почти расцвело что-то вроде скрытой привлекательности. Потом она хлопнула бледными ресницами и прошептала столь же неинтересным, как ее одежда, голосом:

– Рада знакомству.

– Надеюсь, она станет твоей последней гувернанткой, – сказала мама.

Поэтому с тех пор Кристофер думал о ней, как о Последней Гувернантке.

– Она подготовит тебя к школе. Я пока не собиралась отсылать тебя, но твой дядя говорит… В любом случае, хорошее образование важно для твоей карьеры, и, говоря откровенно, Кристофер, твой папа устроил ужасно досадную неразбериху с деньгами – которые, как ты знаешь, принадлежат мне, а не ему – и потерял почти всё. К счастью, у меня есть твой дядя, к которому я могу обратиться за помощью и…

– И я не подвожу тех, кто обращается ко мне за помощью, – перебил дядя Тенни, быстро стрельнув глазами в сторону гувернантки. Возможно, он имел в виду, что она не должна этого слышать. – К счастью, осталось вполне достаточно, чтобы отправить тебя в школу, и тогда твоя мама немного придет в себя, пожив за границей. Ей это понравится… а, Миранда? А мисс Белл дадим блестящие рекомендации, и ей найдется другое место. У всех всё будет отлично.

Он к каждому по очереди обращал улыбку, полную тепла и уверенности. Мама засмеялась и мазнула духами за ухом. Последняя Гувернантка почти улыбнулась, и снова чуть-чуть вспыхнула ее скрытая привлекательность. Кристофер попытался ответить дяде Тенни твердой мужской усмешкой, поскольку это казалось единственным способом выразить росшее в нем громадное, почти безнадежное обожание. Дядя Тенни засмеялся золотисто-коричневым смехом и окончательно покорил Кристофера тем, что, выудив в твидовом кармане блестящий новый шестипенсовик, бросил его племяннику.

Кристофер скорее бы умер, чем потратил этот шестипенсовик. Каждый раз, переодеваясь, он перекладывал шестипенсовик в новые карманы: еще один способ выразить преклонение перед дядей Тенни. Дядя Тенни явно спас маму от разорения, и это делало его первым встретившимся Кристоферу хорошим человеком. Более того, он был единственным человеком вне Везделок, кто удосуживался дружелюбно, по-мужски разговаривать с Кристофером.

Ради дяди Тенни Кристофер пытался ценить и Последнюю Гувернантку, но это оказалось не так-то просто. Она была такой скучной. Она всегда говорила бесцветным спокойным голосом, никогда его не повышая, и не выказывала нетерпения, даже когда Кристофер ничего не понимал в счете или левитации, которыми предыдущие гувернантки с ним почему-то не занимались.

– Если полторы селедки стоят три полпенса, Кристофер, – тоскливо объясняла она, – значит полторы рыбины стоят полтора пенса. Сколько будет стоить целая рыба?

– Не знаю, – ответил он, пытаясь не зевать.

– Прекрасно, – спокойно произнесла Последняя Гувернантка. – Мы подумаем еще раз завтра. А теперь посмотри в это зеркальце и попробуй поднять его в воздух хотя бы на дюйм.

Но сдвинуть зеркало Кристофер мог не больше, чем понять, сколько стоит селедка. Последняя Гувернантка отложила зеркало и спокойно продолжила озадачивать его французским. Несколько дней спустя Кристофер попытался разозлить ее, надеясь, что она станет интереснее, когда начнет кричать. Но она только спокойно произнесла:

– Кристофер, ты стал хуже заниматься. Можешь теперь пойти поиграть. Но помни: ты берешь только одну игрушку за раз, и ты должен положить ее обратно, прежде чем взять другую. Таково наше правило.

Кристофер удручающе быстро привык к этому правилу, которое портило всё веселье. Он привык и к тому, что Последняя Гувернантка сидит рядом, пока он играет. Другие гувернантки пользовались возможностью отдохнуть, но эта садилась на жесткий стул и продуктивно использовала время, чиня его одежду, что портило веселье еще больше. Тем не менее Кристофер вынул из шкафа подсвечник из звенящих колокольчиков, поскольку он был по-своему завораживающим. Он был устроен таким образом, что играл разные мелодии, в зависимости от того, к какому колокольчику прикоснуться первым. Когда Кристофер наигрался с ним, Последняя Гувернантка прервала штопку, чтобы сказать: