А я не собираюсь позволить этому случиться. Так что я сижу здесь, глотая чашку за чашкой остывшего кофе, проводя часы, марая бумагу и наблюдая за беспокойным сном моей возлюбленной, молясь, чтобы этот план принес нам мир, в котором мы так отчаянно нуждаемся. 

Ее друзья дали нам машину. Машину настолько белую, что она могла бы гармонировать с ванильным пудингом, и никто бы в этом не засомневался. Эта машина будет нашим спасением.

Еще один ее друг отвезет Кавалло, связанного и накачанного наркотиками на заднем сиденье джипа, к долгосрочной стоянке аэропорта. Когда придет время, этот друг сообщит Доните о месте нахождения Кавалло, и преследование продолжится. И, если есть в мире правосудие, то Донита с хорошими парнями найдут его первыми. 

Хоть я и сомневаюсь в этом. 

Что же касается нас, то мы, на нашем маленьком автомобильчике, уже будем на пути к безопасному дому Дониты. 

Я просто молюсь Богу, чтобы так и случилось. 

   *****

Они довольно забавны, те вещи, которые люди говорят, когда думают, что вы не услышите их. Я часто размышляла о словах женщин вокруг меня, ведь то, что я выбрала молчание, не значит, что я не могу услышать, слушать или чувствовать.  

Я никогда не говорила об этом. Да и какой в этом смысл? Это уменьшило бы жалость в их глазах, когда они смотрят на меня? Это повернуло бы их мысли и слова к более приятным вещам?  

В любом случае, я не переношу их жалости. Они молоды и наполнены жизнью. Их горе сгорает быстро и горячо, как вспышка пламени, и столь же быстро уходит, забытое под захватывающим грузом той жизни, которой они живут.

Мое горе задерживается, старый противник, пришедший на пепелище. Оно было со мной так долго, что иногда кажется скорее другом, нежели врагом.

Мои настоящие друзья ушли, и я не могу винить их. У них есть работа и люди, которые нуждаются в них. Мир продолжает вертеться независимо от того, как сильно мы иногда не хотим этого. 

Они спросили, можно даже сказать "просили" меня присоединиться к ним, но мысль провести подступающую зиму в месте столь опустошительном, сколь холодном, перевесила желание быть с ними.

Только Ниа осталась рядом. Она превратилась в добрую, сострадательную женщину, красота ее сияет так ярко, как это и должно было быть. Она без капли жалоб выносит мое долгое, угрюмое молчание и помогает с тем малым, что мне еще нужно от жизни. Иногда я чувствую отчаяние от того, что она впустую тратит свою жизнь, но она быстро улыбается и уверяет меня, что прямо сейчас нет такого места, кроме этого, где она хотела бы быть. 

Возможно, время и место лечат нас обеих. 

Они говорят, что молодежь живет для будущего, а старики для прошлого. И, хотя когда-то я боролась с этим нелепым утверждением, теперь я вижу, что это действительно правда, и она имеет отношение и ко мне.  

В то время как я могла бы иметь гораздо больше вещей для жизни, если, конечно, это можно назвать жизнью, воспоминания кажутся тем единственным, для чего я хочу жить. 

Мои воспоминания здесь, в моей голове, где они играют постоянно, словно фильм, за который мне не нужно платить, и на страницах альбомов и журналов, которые я постоянно читаю. Хоть я и оставила тюремную библиотеку далеко позади, кажется, моя склонность ко всем читаемым вещам терпеливо следовала за мной, просто ожидая, когда я буду в состоянии понять это. 

Журналы я читала, и перечитывала, и перечитывала, пока сами слова прочно не обосновались в моем разуме.  Я запомнила их все. Но, если и есть что-то хорошее в том, что я живу так долго, то это точно память. По крайней мере, кратковременная. 

Что означает, что каждый раз, открывая одну из тех драгоценных книг, я снова вижу перед собой слова, такие же новые и манящие, как тогда, когда я впервые остановила на них свой взгляд. Возможно, это маленькая радость, но живя малонаполненной жизнью, я берегу ее и придерживаю с эгоизмом ребенка, которого попросили разделить свои игрушки с незнакомцем.

Я читала и перечитывала альбомы с вырезками, но они не приносят мне радости, и я благодарна, что вызванные ими образы не задерживаются в моей памяти.

Потому что эти альбомы хранят хронику последнего путешествия двух самых любимых мною женщин на земле, воспоминания о женщинах, которые, забрав мою душу и сердце с собой, ушли туда, откуда никогда не вернутся. 

Знаете, они почти сделали это. Почти, вот слово. И глубоко внутри этой гниющей черноты, которую я иногда называю сердцем, живет маленькая искорка надежды, что они действительно сделали это, несмотря на подавляющее количество фактов, свидетельствующих об обратном.

Остальные не разделяют мои надежды, и я еле сдерживаюсь, чтобы не обрушить на них за это свой гнев. Даже в собственном разуме мои чаяния выглядят сумасшедшими. 

Но для пожилых людей это не так страшно, им можно побыть немного ненормальными. Это ожидается от нас, а затем следуют укол торазина и прекрасные мужчины в белых халатах, а мне остается лишь перенести небольшое неуважение, состоящее из жалеющих взглядов и бессмысленных слов. 

Я полагаю, для того, чтобы получить полный эффект, я должна начать с самого начала, или, по крайней мере, с того момента, до которого я могу добраться. Донита была достаточно любезна, чтобы восполнить некоторые из тех пробелов, что образовались в моей голове, но большую часть того, что я знаю, я почерпнула из газетных строк, слишком маленьких для моих стареющих глаз, чтобы с легкостью прочесть их даже с помощью очков, которые я начала носить, будучи намного моложе и бодрее. 

Все шло так, как и планировалось, и Донита получила звонок по телефону. Был готов заполненный топливом реактивный самолет и свеженькое постановление суда, которое она сумела достать, вытащив одну хитрость из своего большого мешка, наряду с государственным обвинителем, первоначально сочинившим дело (больше от него помощи не было) и двумя чиновниками, обвиненными в связи с Кавалло. 

Однако, где-то по пути произошла утечка, и ФБР включилось в дело даже прежде, чем самолет Дониты покинул взлетную полосу. Имея агентов почти в каждом штате, ФБР получило огромное преимущество перед Донитой. 

Единственной информацией, которой они, казалось, не обладали, были сведения о том, в какой машине находится Кавалло. Донита интуитивно сохранила ее втайне, и, вполне вероятно, это спасло ему жизнь.

ФБР уже искало свой призовой лот, когда из-за холма прибыла кавалерия Дониты, если можно так выразиться, и я предполагаю, что развернувшаяся сцена напоминала одну из тех ужасных телевикторин, где соперники унижают себя, мчась вдоль и поперек по проходам супермаркета в поисках определенного, стоящего бешеных денег продукта.

Расплата, в любом случае, пополнила список дураков в здании законодательного органа штата, которые называют себя правительством. 

Мне сказали, что Донита и ФБР достигли нужного места практически одновременно. И, возможно, борьба за обладание простого, как неотъемлемое зло, человека, была бы намного более жестокой, если бы не один большой туз, который адвокат придержала в рукаве.  

Пресса. 

В моем альбоме есть фотография, где Донита держит постановление суда так, чтобы все его видели. И в этом ей сопутствует триумфальная усмешка. Она действительно весьма привлекательна в своем облике Мстящего Ангела, и за прошедшие годы я пару раз сказала ей об этом. Где-то сбоку на этой фотографии стоят очень разозленные мужчины, чьи оттопыренные карманы недвусмысленно заявляют об огневой мощи, спрятанной под пальто.

Копия ниже очень-очень коротко рассказывает о последующих событиях. Донита получила своего человека. ФБР оставили с пустыми руками. 

И это должно было быть заключением сей небольшой противной истории. Но так не произошло. 

Правительственные агенты терпеть не могут быть выставляемыми на посмешище. И, если они не могут выместить свою злость на виноватом, то для этого вполне сгодятся невинные.

С пойманным Кавалло не было никакого смысла продолжать преследование Айс и Ангела. Но они это сделали, стремясь урвать кусочек награды любым способом. То, что это должно закончиться с той минуты, как арестовали Кавалло, прочно засело в их мозгах, но не в руках. Они продолжали преследование, которое не намеревались оставлять без того, чтобы оно принесло им плоды.