В январе 1939 года Сталин объявил о созыве XVIII съезда. В докладе на съезде (10 марта) Сталин заявил, что нет разницы между Германией и другими европейскими странами: все они империалисты. Это был прежде всего поворот к Германии, и в августе 1939 года Молотов упомянул эту речь как отправную точку российско-германского союза.

15 марта 1939 г. Гитлер захватил Чехословакию, 16 марта английский премьер Чемберлен лично посетил российское посольство в Лондоне и предложил заключить союз против Германии. 21 марта правительство Англии предложили Сталину принять декларацию совместно с Францией и Польшей о сопротивлении гитлеровской экспансии. Сталин отказался. 31 марта Англия и Франция объявили, что начнут с Германией войну, если та нападёт на Польшу. Сталин мог выступить с таким же заявлением, но не стал.

Сталин единолично (без обсуждения на политбюро или президиуме Верховного Совета) решил заключить пакт с Гитлером. Возможно, он рассчитывал, что империалистические страны в войне друг с другом ослабнут, после чего Россия двинет свои войска на Запад.

После войны большевистская пропаганда объявила, что Англия и Франция собирались заключить союз с Германией против России, а Сталин просто опередил их, что именно Англия и Франция сорвали переговоры с Россией. На самом деле, переговоры были сорваны именно Россией: Сталин отказался предоставить Польше и Румынии помощь оружием, он требовал впустить на их территорию российские войска.

23 ноября 1939 года Гитлер в речи перед генералами сказал: "Мы сможем выступить против России лишь после того, как освободимся на Западе" (Дашиев В. Между Молотовым и Риббентропом // Новая газета. — 5 мая 2005 г. — С. 5).

Лит.: Дашичев В. Стратегия Гитлера: путь к катастрофе. Т. 1–4. М.: Наука, 2005.

В 1937 г. Политбюро обязало удалить из СССР «всех иностранных подданных», поскольку «подавляющее большинство иностранцев, живущих в СССР, является организующим началом шпионажа и диверсии». В частности, после заключения пакта с Гитлером, Сталин выдал немецким властям около четырех тысяч немцев, которые бежали в Россию от нацизма, в том числе, и немцев-коммунистов (Веймарн А. Оттуда и ТУДЭ. // Политический журнал. — 26 июл. 2004 г. — С. 58).

Вл. Абаринов в продолжение катынской своей книги пиcал ("Новая Польша", 2007, № 4, с. 44) об особенностях милитаристской пропаганды в связи с разделом Польши 1939 года: ранним утром 17 сентября 1939 г. первый замнаркоминдел В.Потёмкин пытался вручить польскому послу ноту о том, что "Польское государство и его правительство фактически перестали существовать". Посол ноту не принял, заявив, что государство существует и сражается за свою независимость. Попытка вручить ноту сама по себе была парадоксом, ведь нельзя вручить ноту послу несуществующего государства — кому он её передаст? Российское вторжение (Абаринов пишет «советское», но мне представляется, что пора уже расставаться с этим прилагательным, которое только затуманивает дело) мотивировалось необходимостью защиты "единокровных братьев" — украинцев и белорусов. Между прочим, поляки — тоже славяне. Главнокомандующей польской армией маршал Рыдз-Смиглый 17 сентября издал приказ не вести боевых действий против «советских» войск и уходить в Румынию и Венгрию. Между тем, российские военачальники издавали приказы о "мощных ударах", о "решительном наступлении", о "разгроме противостоящих сил противника" — то есть, войскам была поставлена задача не оборонять белорусов от немцев, а нападать на польские военные части, не допуская их ухода в Румынию и Венгрию.

В приказе от 7 ноября 1939 г. нарком обороны Ворошилов писал: "Польское государство при первом же серьёзном военном столкновении разлетелось, как старая и сгнившая телега… а его правительство и верховное командование польской армии позорно сбежало за границу".

Позднее именно Сталин "позорно сбежал" из Москвы.

Секретные протоколы к пакту Риббентропа-Молотова были признаны недействительными с момента подписания Главной военной прокуратурой России. Впрочем, в 1939 году об этих протоколах никто не знал. Знали, что у Польши с Россией действует договор о ненападении от 25.7.1932 и Конвенция об определении агрессии июля 1933 г., гарантировавшие неприкосновенность границ друг друга.

Большевистское правительство обязалось соблюдать Женевскую и Гаагскую конвенции ещё в 1918 году, когда это было выгодно ему — правительству, едва удерживавшему власть. Но Россия постоянно нарушала эти конвенции, используя военнопленных на физических работах, расстреливая их как врагов советской власти и пр.

Среди аргументов современных российских милитаристов есть и такой: настоящим началом Второй мировой войны была оккупация Чехословакии Германией 1 октября 1938 года. Согласие Англии и Франции на расчленение Чехословакии приравнивается к участию России в разделе Польши. Между тем, различие несомненно: Англия и Франция не вводили своих войск в Чехословакию, не получили себе территориальных выгод от уничтожения Чехословакии. Российский же милитаризм объявляет пакт 1939 г. лишь "логическим следствием" Мюнхенских соглашений — Россия-де вынуждена была защищаться. Что эта «защита» вылилась в нападение — для милитаризма не проблема.

Был только короткий миг, когда официальная пропаганда дала «слабину». При Горбачёве ещё не признавалось существование соглашения о разделе Польши, но уже либеральная часть номенклатуры признавала: "Формулировки секретных договоренностей, если судить о них по текстам известных копий, неприемлемы политически и нравственно. Социалистическое государство не вправе было опускаться до уровня обычной в те годы империалистической практики разграничения “сфер интересов” и заявлять великодержавные притязания на “территориально-политические преобразования” в Восточной Европе. Всё это заслуживает безоговорочного осуждения" (Ковалев Ф. Н., Ржевский О. А. В кн.: Открывая новые страницы…Международные вопросы: события и люди / Сост. Н. В. Попов. — Москва.: Политиздат, 1989).

Для милитаризма российско-польский договор о ненападении — ничтожная бумажка: якобы Польша заключила этот договор, чтобы подготовиться к нападению на СССР. "Варшава прилагала немалые усилия для того, чтобы с помощью фашисткой Германии захватить часть советской территории и осуществить мечту польского диктатора Пилсудского о Великой Польше от моря до моря" (Житорчук Ю. Не лучше ль на себя оборотиться! // Советская Россия. 19 мая 2005 г.). То есть, Польша обвиняется именно в том, в чём виновна Россия, заключившая договор с Гитлером (во всяком, традиционное объяснение пакта 1939 г. — необходимость подготовиться к войне с Германией). Польша объявляется «агрессором», незаконно присоединившим к себе «русские» земли — в Белоруссии, на Украине, даже в Австрии. Между тем, эти «захваты» были признаны советской Россией, правда — в результате военного поражения под Варшавой.

Земли, которые и современные российские милитаристы считают «своими» — это та часть Польши, которая входила в Речь Посполитую до 1772 года, когда первого раздела страны. Да и не о каких-то пограничных землях шла речь в 1920 году. Ленин 17 марта 1920 года призывал: "Двинуться на запад на помощь коммунистам!" — через Варшаву на Берлин. Даже после поражения Тухачевский вздыхал:

«Революция извне была возможна. Капиталистическая Европа была потрясена до основания, и если бы не наши, стратегические ошибки, не наш военный проигрыш, то, быть может, польская кампания явилась бы связующим звеном между революцией Октябрьской и революцией западноевропейской».

"Даёшь Варшаву, дай Берлин!" Бен Ладен и Гитлер в сравнении с этим пафосом просто бой-скауты, а Путин — нимфетка.

Застенчивый, "голубой милитаризм" пост-советский имеет свои пределы: например, он "не помнит", что Польша до 1917 года вообще официально (в том числе, с точки зрения международного права) не существовала и почему-то не требует её возвращения в состав России. "Не помнит" он и об агрессивной, открыто милитаристской пропаганде большевиков. Главный враг этого милитаризма — напоминание о том, что Россия большевиков готовилась к нападению на Германию и другие страны. Между тем, ничего «стыдного» и «странного» в большевистской агрессивности не было. Изначально "пролетарская революция" должна была быть международной. То, что она ограничилась Россией, ненадолго озадачило теоретиков марксизма, которые с удвоенной энергией стали готовиться к международной революции. Те, кто упрекает Польшу за идею "от моря до моря", забывают российский гимн: "От тайги до Британских морей".