Март 1918
- 9
Принцип кубизма
А над сердцем слишком вытертом пустью нелепой, Распахнувшись наркозом, ты мутно забылась строкой. Как рукав выше локтя, каким-то о родственном крепком, Перебинтован твой голос тоской.
Из перчатки прошедшего выпираясь бесстонно, Словно пальцы, исколотые былью глаза, И любовь - этот козырь червонныйРаспялся крестом червонного туза.
За бесстыдство твоих губ, как в обитель нести, И в какую распуститься трещину душой, Чтоб в стакан кипяченой действительности Валерьянкой закапать покой?!
И плетется судьба измочаленной сивкой В гололедицу тащить несуразный воз. И каким надо быть, чтоб по этим глазам обрывкам Не суметь перечесть Эту страсть П е р е г р е з и в ш и х п о з?!
В обручальном кольце равнодуший маскарадною маской измятой Обернулся подвенечный вуаль Через боль... Но любвехульные губы благоприветствуют свято Твой, любовь, алкоголь.
И над мукой слишком огромной, чтоб праздничной, Над растлением кровью разорванных дней, Из колоды пожизненной не выпасть навзнично Передернутому сердцу тузом червей!
Февраль 1918
- 10
Принцип мещанской концепции
Жил, как все... грешил маленько, Больше плакал... а еще По вечерам от скуки тренькал на гитаре кой о чем.
Плавал в строфах плавных сумерек, Служил обедни, романтический архирей, Да пытался глупо в сумме рек Подсчитать итог морей!
Ну, а в общем, Коль не ропщем, Нам, поэтам, красоты лабазникам, сутенерам событий, Профессиональным проказникам, Живется дни и годы Хоть куда!
Так и я непробудно, не считая потери и Не копя рубли радости моей, Подводил в лирической бухгалтерии Балансы моих великолепных дней.
Вы пришли усмехнуться над моею работой, Над почтенной скукой моей И размашистым росчерком поперек всего отчета Расчеркнулись фамилией своей.
И бумага вскрикнула, и день голубой еще Ковыркнулся на рельсах телеграфных струн, А в небе над ними разыгралось побоище Звезд и солнц, облаков и лун!
Но перо окунули в чернила вы Слишком сильно, чтоб хорошо... Знаю милая, милая, милая, Что росчерк окончился кляксой большой.
Вы уйдете, как все... вы, как все, отойдете, И в сахаре мансард мне станет зачем-то темно. Буду плакать, как встарь... целовать на отчете Это отчетливое незасохнувшее пятно!
- 11
Принцип альбомного стиха
Муаровый снег тротуарами завивается Как волосы височками чиновника. Девушка из флигеля косого китайца Под тяжестью тишины! Девушка, перегнувшая сны! Ты ищешь любовника?
Не стоит! он будет шептать: останься!
Любовью пригладит души непокорственный клок,
И неумело, как за сценой изображают поток
На киносеансе,
Будет притворяться: страдает от вторника
В гамаке убаюканных грез.
Разве не знаешь: любовник - побитый пес,
Которому не надо намордника. Н а и в н а я ! песок на арене, Как любовь, для того, чтоб его топтать, Я не любовник, конечно, я поэт, тихий, как мать, Безнадежный, как неврастеник в мягких тисках мигрени!
Но я еще знаю, что когда сквозь окна курица,
А за нею целый выводок пятен поспешит,
Тогда, как черепами,
Сердцами
Играет улица,
А с левой стороны у всех девушек особенно заболит. И все, даже комиссары, заговорят про данте И беатриче, покрытых занавеской веков, Верь! весь звон курантов Только треск перебитых горшков.
И теперь я помню, что и я когда-то
Уносил от молодости светлые волосы на черном пиджаке,
И бесстыдному красному закату
Шептал о моей тоске. А ты все-таки ищешь молодого любовника, Красивого, статного, ищешь с разбега, Тротуарами, где пряди снега Завиваются височками чиновника!
Ну что же, ищи!
Свищи!
Сквозь барабаны мороза и вьюги,
Сквозь брошенный игривым снежком плач,
На нежных скрипках твоих грудей упругих
Заиграет какой-нибудь скрипач.
- 12
Содержание плюс горечь.
Послушай! нельзя же быть такой безнадежно суровой, Неласковой! Я под этим взглядом, как рабочий на стройке новой, Которому: протаскивай! А мне не протащить печаль свозь зрачек. Счастье, как мальчик С пальчик, С вершок. М и л а я ! ведь навзрыд истомилась ты: Ну, так сорви Лоскуток милости От шуршащего счастья любви! Ведь даже городовой Приласкал кошку, к его сапогам пахучим Притулившуюся от вьги ночной, А мы зрачки свои дразним и мучим. Где-то масленница широкой волной Затопила засохший пост, И кометный хвост сметает метлой С небесного стола крошки скудных звезд. Хоть один поцелуй. из под тишечной украдкой. Как внезапится солнце сквозь серенький день. пойми: За спокойным лицом, непрозрачной облаткой, Горький хинин тоски! Я жду, когда рот поцелуем завишнится И из него косточкой поцелуя выскочит стон, А рассветного неба пятишница Уже радужно значит сто. Неужели же вечно радости объедки? Навсегда ль это всюдное "бы"? И на улицах москвы, как в огромной рулетке, Мое сердце лишь шарик в искусных руках судьбы. И ждать, пока крупье, одетый в черное и серебро, Как лакей иль как смерть, все равно быть может, На кладбищенское зеро Этот красненький шарик положит!
Октябрь 1915
- 13
Принцип гармонизации образа
И один. и прискорбный. и приходят оравой Точно выкрики пьяниц шаги ушлых дней. И продрогшим котенком из поганой канавы Вылезаю из памяти своей.
Да, из пляски вчерашней, Пляски губ слишком страшной, Слишком жгучей, как молнии среди грома расплат, Сколько раз не любовь, а цыганский романс бесшабашный Уносил, чтоб зарыть бережливей, чем клад.
И все глубже на лбу угрюмеют складки, Как на животе женщины, рожавшей не раз, И синяки у глаз, Обложки синей тетрадки, Где детским почерком о злых поцелуях рассказ.
Но проходишь, и снова я верю блеснувшим Ресницам твоим И беспомощно нежным словам, Как дикарь робко верит своим обманувшим, Бессильно-слепым, Деревянным богам.
Октябрь 1917
- 14
Квартет тем
От 1893 од 1919 пропитано грустным зрелищем: В этой жизни тревожной, как любовь в девичьей, Где лампа одета лохмотьями копоти дыма, Где в окошке кокарда лунного огня, Многие научились говорить о вадиме шершеневиче, Некоторые ладонь о ладонь с вадимом габриэлевичем, Несколько знают походку губ димы, Но никто не знает меня.
Краску слов из тюбика губ не выдавить Даже сильным рукам тоски. Из чулана одиночества не выйду ведь Без одежд гробовой доски. Не называл македонским себя иль кесарем, Но частехонько в спальной тиши Я с повадкой лучшего слесаря Отпирал самый трудный замок души.