И вот уже вечер громоздящихся мук, И слезы крупней, чем горошины... И в вокзал, словно в ящик почтовых разлук, Еще близкая мне, ты уж брошена!
Отчего же другие, как и я не прохвосты, Не из глыбы, а тоже из сердца и Умеют разлучаться с любимыми просто, Словно будто со слезинкою из глаз?!
Отчего ж мое сердце, как безлюдная хижина? А лицо, как невыглаженное белье? Неужели же первым мной с вечностью сближено Постоянство, любовь, твое?!
Изрыдаясь в грустях, на хвосте у павлина Изображаю мечтаний далекий поход, И хрустально-стеклянное вымя графина Третью ночь сосу напролет...
И ресницы стучат в тишине, как копыта, По щекам, зеленеющим скукой, как луг, И душа выкипает, словно чайник забытый На с п и р т о в к е р о в н ы х р а з л у к.
- 41
Принцип романтизма
А. Мариенгофу
Когда-то, когда я носил короткие пантолончики, Был глупым, как сказка, и читал "Вокруг света", Я часто задумывался на балкончике О том, как любят знаменитые поэты. И потому, что я был маленький чудак, Мне казалось, что это бывает так:
Прекрасный и стройный, он встречается с нею... У нее меха и длинный Трен И когда они проплывают старинной Аллеей, Под юбками прячутся рыбки колен. И проходят они без путей и дороги, Завистливо встречные смотрят на них, Он, конечно, влюбленный и строгий, Ей читает о ней же взволнованный стих...
Мне мечталось о любви очень нежной и жгучей. Ведь другой не бывает. быть не может. и нет. Ведь любовь живет меж цветов и созвучий. Как же может любить не поэт?
Мне казались смешны и грубы Поцелуи, что вокруг звучат. Как же могут сближаться влажные губы, Говорившие о капусте полчаса назад?
И когда я, воришка, подслушал, как кто-то молился: "Сохрани меня, боже, от любви поэта!" Я сначала невероятно удивился, А потом прорыдал до рассвета.
Это небо закатно не моею ли кровью? Не моей ли слезой полноводится нил, Оттого, что впервой с настоящей любовью Я стихам о любви изменил?!
Июль 1918
- 42
Искать губами пепел черный Ресниц, упавших в заводь щек, И думать тяжело, упорно, . . . . . . . . . . . .. . . .
Рукою жадной гладить груди И чувствовать уж близкий крик, И думать трудно, как о чуде, О новой рифме в этот миг.
Она уже устала биться, Она в песках зыбучих снов, И вьется в голове, как птица, Сонет крылами четких строф.
И вот поэтому часто, Никого не тревожа, Потихоньку плачу и молюсь до рассвета: "Сохрани мою милую, Боже, От любви поэта!"
Сентябрь 1917
- 43
Теперь я понял. Понял все я. Ах, уж не мальчик я давно. Среди исканий, без покоя Любить поэту не дано!
- 44
Однохарактерные образы
Спотыкается фитиль керосиновый И сугробом навален чад. Посадить бы весь мир, как сына бы, На колени свои и качать!
Шар земной на оси, как на палочке Жарится шашлык. За окошком намазаны галочьей Бутерброд куполов и стволы.
Штопором лунного света точно Откупорены пробки окон и домов. Облегченно, как весной чахоточной, Я мокроту сморкаю слов В платок стихов.
Я ищу в мозговой реторте Ключ от волчка судьбы, А в ушах площадей мозоли натерли Длинным воем телеграфа столбы.
Не хромай же, фитиль керосиновый, Не вались сугробом черный чад! Посадить весь мир как сына бы, На колени к себе и качать.
Июль 1918
- 45
Каждый раз НесуразНое брякая Я - в спальню вкатившийся мотосакош. Плотносложенным дням моим всякая ФразА РазРезательный нож!
Я зараз Ой, дымлюся от крика чуть, Весь простой, как соитье машин, Черпаками строчек не выкачать Выгребную яму моей души. Я молюсь на червонную даму игорную, А иконы ношу на слом, И похабную надпись узорную Обращаю в священный псалом.
Незастегнутый рот, как штанов прорешка, И когда со лба полночи пот звезды, Башка моя служит ночлежкой Всем паломникам в иерусалим ерунды.
И наутро им грозно я в ухо реву, Что завтра, мягчее, чем воск, И тащу продавать на сухареву В рай билет, мои мышцы и мозг.
Вот вы помните: меня вы там встретили, Так кричал, что ходуном верста: -Принимаю в починку любовь, добродетели, Штопаю браки и веру в христа.
И работу окончив обличительно тяжкую, После с людьми по душам бесед, Сам себе напоминаю бумажку я, Брошенную в клозет.
Июнь 1919
- 46
Имажинистический календарь
Ваше имя, как встарь, по волне пробираясь не валится
И ко мне добредает, в молве не тоня.
Ледяной этот холод, обжигающий хрупкие пальцы,
Сколько раз я, наивный, принимал за жаркую ласку огня! Вот веснеет влюбленность и в зрачках, как в витрине, Это звонкое солнце, как сердце скользнуло, дразнясь, И шумят в водостоках каких-то гостинных Капли сплетен, как шепот, мутнея и злясь.
Нежно взоры мы клоним и голову высим.
И все ближе проталины губ меж снегами зубов,
И порхнувшие бабочки лиловеющих писем,
Где на крыльях рисунок недовиденных снов... Встанет августом ссора. сквозь стеклянные двери террасы Столько звезд, сколько мечт по душе, как по небу скользит, В уголках ваших губ уже первые тучи гримасы И из них эти ливни липких слов и обид...
Вот уж слезы, как шишки, длиннеют и вниз облетают
Из-под хвои темнеющей ваших колких ресниц,
Вот уж осень зрачков ваших шатко шагает
По пустым, равнодушным полям чьих-то лиц. ...а теперь только лето любви опаленной, Только листьями клена капот вырезной, Только где-то шуменье молвы отдаленной, А над нами блаженный утомительный зной.
И из этого зноя с головой погрузиться
В слишком теплое озеро голубеющих глаз,
И безвольно запутаться, как в осоке, в ресницах,
Прошумящих о нежности в вечереющий час. И совсем обессилев от летнего чуда, Где нет линий, углов, нет конца и нет грез, В этих волнах купаться и вылезть оттуда Завернуться в мохнатые простыни ваших волос...
...ваше имя бредет по волне, не тоня, издалече,
Как христос пробирался к борту челнока.
Так горите губ этих тонкие свечи
Мигающим пламенем языка!..
Ноябрь 1917
- 47
Принцип ритма сердца
Вот, кажется, ты и ушла навсегда, Не зовя, не оглядываясь, не кляня, Вот кажется ты и ушла навсегда... Откуда мне знать: зачем и куда? Знаю только одно: от меня!
Верный и преданный и немного без сил, С закушенною губой, Кажется: себя я так не любил, Как после встречи с тобой.
В тишине вижу солнечный блеск на косе... И как в просеке ровно стучит дровосек По стволам красных пней, Но сильней, но сильней, По стволам тук - тук - тук, Стукает сердце топориком мук.