Время для передачи было выбрано как нельзя кстати. Через два дня после выступления Куинна японский супертанкер «Еххор Маги» ударился о рифы недалеко от побережья Калифорнии и живописно раскололся на части. Система замораживания нефти не сработала и миллионы баррелей сырой нефти вылились в океан, загрязнив все побережье от Мендосино до Биг Сур. В тот же вечер в Мексиканском заливе с венесуэльским танкером, направлявшимся в Порт-Артур, штат Техас, произошло странное происшествие, когда он слил сырую нефть на берег недалеко от Корпус-Кристи, на котором нашли приют стаи горланящих журавлей. На следующий день где-то недалеко от Аляски опять произошел огромный слив нефти. После этих трех ужасных случаев, мир как будто впервые услышал о загрязнении морей нефтью и все в конгрессе вдруг начали дружно осуждать загрязнение окружающей среды и говорить об обязательности замораживания нефти при транспортировке. При этом часто упоминался новый закон, недавно принятый Полом Куинном в Нью-Йорке, в качестве прототипа для предлагаемого федерального закона.

Джилмартин.

Замораживание.

Остался один пункт: СОКОРРО ЗА ЛИДЕККЕРА ДО НАСТУПЛЕНИЯ ЛЕТА. СВЯЖИТЕСЬ С НИМ ПОБЫСТРЕЕ.

Зашифрованное и покрытое мраком послание, как и большинство изречений оракулов. Я был целиком и полностью обескуражен этим. Стохастическая методика, которой я владел, была бессильна помочь. Я перебрал дюжину вариантов и все они оказались запутанными и бессмысленными. Какой же я был, к черту, профессиональный пророк, если у меня в руках было три надежных ключа к разгадке будущих событий и я смог разгадать только один секрет из трех?

Я уже начал подумывать, а не навестить ли мне Карваджала.

До того, как я успел что-либо предпринять, с Запада докатилась ошеломляющая весть. Ричард Лидеккер, губернатор Калифорнии, официальный лидер Новодемократической партии, основной кандидат на предстоящих президентских выборах, неожиданно скончался в возрасте пятидесяти семи лет во время игры в гольф в День памяти павших в Гражданской войне. Его кабинет и вся его власть перешли к вице-губернатору Карлосу Сокорро, который в результате этого стал могущественной политической силой в стране, благодаря контролю над богатейшим и наиболее влиятельным штатом.

Сокорро, который теперь должен был возглавить огромную делегацию от штата Калифорния на общенациональном съезде Новых демократов в следующем году, уже на третий день после смерти Лидеккера провел первую пресс-конференцию, на которой стал выдвигать своего короля. Ему удалось предложить, можно сказать на пустом месте, кандидатуру сенатора Эли Кейна от штат Иллинойс, как наиболее обещающий шанс Новых демократов на номинацию будущего года и, таким образом, запустить в движение шумную кампанию по выдвижению Кейна в президенты, и эта кампания стала всеохватывающей в последующие несколько недель.

Я и сам думал о Кейне. Как только пришло известие о смерти Лидеккера, я тут же решил, что Куинну следовало бы вступить в борьбу за право быть избранным на высший государственный пост, а не на пост вице-президента. Почему бы не заработать еще немного популярности сейчас, когда нам больше не нужно бояться смертельной схватки с всемогущим Лидеккером?

Тем не менее, нам нужно было бы организовать всю кампанию, чтобы Куинн проиграл на партийных выборах какому-нибудь более старому и менее обаятельному кандидату, который бы потом, в ноябре, был бы побит президентом Мортонсоном. Таким образом Куинн унаследовал бы остатки партии, чтобы возродить ее к две тысячи четвертому году. Кто-нибудь, например, Кейн, прекрасно выглядящий, но пустой политик, был бы идеальным кандидатом на подобную роль злодея, который лишил энергичного молодого мэра права на номинацию.

В то же время нам нужна будет поддержка Сокорро, чтобы Куинн мог начать серьезную борьбу против Кейна. Куинн все еще был темной лошадкой для большинства страны, а Кейн был известен и любим на огромных просторах Центральной части Америки. Поддержка из Калифорнии, которая бы дала Куинну голоса двух больших штатов, а может быть, и более того, позволила бы ему начать победоносную борьбу против Кейна. Я рассчитал, что мы должны выдержать примерно недельную паузу, после которой начать искать подходы к губернатору Сокорро. Но немедленная поддержка Кейна губернатором в одночасье все изменила и полностью подрубила позиции Куинна. Сенатор Кейн немедленно предпринял агитационные поездки по Калифорнии, выступая в поддержку нового губернатора и восторженно провозглашая его административные способности.

Все фигуры были расставлены, а Куинну места не осталось. Явно разыгрывалась карта Кейн-Сокорро, и они были первыми кандидатами на номинацию будущего года. Куинн выглядел бы нечестным донкихотствующим хитрецом, хуже того, обманщиком, если бы попытался вступить в борьбу. Несмотря на подсказку Карваджала, нам не удалось вовремя связаться с Сокорро, и Куинн потерял шанс приобрести влиятельного союзника. Конечно, это не было роковым ударом по шансам Куинна стать президентом в две тысячи четвертом году, но наша медлительность, тем не менее, нам дорого обошлась.

О, досада! О, позор! О, горькое бремя ответственности, Николс! «Вот — говорит маленький странный человек, — вот листок бумаги с тремя моментами будущего, начертанными на нем. Предпримите такие действия, которые вам подсказывает ваше профессиональное мастерство». «Прекрасно, — говорите вы, — миллион благодарностей». А ваше профессиональное мастерство вам ничего не говорит, и вы ничего не предпринимаете. И будущее проносится мимо вас, становясь настоящим, вы отчетливо видите то, что вам нужно было бы сделать, и вы выглядите глупцом в собственных глазах.

Я чувствовал себя ничтожеством, бездарью. Я чувствовал, что я не справился с задачей.

Мне нужно было руководство. Я пошел к Карваджалу.

И это место, где живет миллионер, наделенный даром предвидения? Маленькая грязная берлога в полуразрушенном девяностолетнем доме рядом с Латбум-авеню в самом сердце богом забытого Бруклина? Поход туда был испытанием безрассудной храбрости. Я знал, и меня поймет любой чиновник муниципальной администрации, в каких районах города царит полное беззаконие. И это был один из таких районов. Под разлагающейся плотью нищеты и убожества угадывались кости былого респектабельного жилья. Когда-то здесь жили евреи, принадлежащие к низам среднего класса: кошерные мясники и неудачливые юристы; потом негры нижнего среднего класса; потом нищие негры, превратившие свое жилье в трущобы; пуэрториканцы. А сейчас это были просто джунгли: гниющая свалка тесно стоящих ободранных полуразвалившихся многоквартирных домов на две семьи и шестиэтажных закопченных многоквартирных домов, в которых обитали бродяги, наркоманы, грабители, грабители грабителей, стаи одичавших кошек, банды юнцов, гигантские крысы и Мартин Карваджал. «Там?» — выпалил я, когда, назначая встречу, Карваджал предложил встретиться у него дома. Наверное, было бестактно так удивляться по поводу его места жительства. Он мягко ответил, что мне не будет причинено никакого вреда.

— Может, я все-таки возьму с собой полицейское сопровождение, — предложил я.

Он засмеялся и сказал, что это лучший способ навлечь неприятности. И твердо сказал мне, чтобы я не боялся, что я буду в полной безопасности, если приду один.

Внутренний голос, к которому я всегда прислушивался, подталкивал меня испытать судьбу. И я пошел к Карваджалу без полицейского сопровождения, но не без страха.

Никакой таксист не поехал бы в эту часть Бруклина, а муниципальный транспорт до этих мест не доходил. Я взял напрокат незаметную машину и повел ее сам, не желая подвергать опасности жизнь шофера. Как и большинство нью-йоркцев, я вожу машину редко, а значит, плохо. Поэтому уже сама езда была опасной. Но я прибыл вовремя (без потерь) на улицу, где жил Карваджал. Я и ожидал увидеть грязь, гниющие кучи отбросов, каменные осыпи на месте разрушенных зданий, напоминающие дыры на месте выбитых зубов, но не высохшие чернеющие трупы животных на улицах — собак, коз, свиней? — и не пробивающиеся сквозь тротуар побеги травы и деревьев, как в городе призраков, и не вонь человеческий фекалий и мочи, и не вихри песка по лодыжку. Поток раскаленного воздуха хлестнул меня, когда я опасливо покинул благословенную прохладу автомобиля. Хотя было только начало июня, кошмарная жара позднего августа обжигала эти убогие руины. И это Нью-Йорк? Это скорей сторожевой пост в мексиканской пустыне столетие назад.